Но человека человек. Три с половиной убийства - Ксения Сергеевна Букша

— Хватит реветь, ты их психами сделаешь, — с ненавистью сказал Егор. — Истеричная шлюха.

Слезы у Яны мгновенно высохли. Она схватила со стола сковороду и хотела огреть Егора по башке, но тот увернулся, и сковорода упала ему на ногу. Егор зашипел от боли, развернулся и влепил Яне оплеуху.

Яна схватилась за щеку. Ей показалось, что Егор выбил ей зуб.

— Хочешь, чтобы я пятнадцать тыщ зубному отдала, — закричала Яна. — Пятнадцать тысяч, пятнадцать-пятнадцать-пятнадцать тыщ, это не твои деньги, это не твои деньги, эти деньги не твои, — повторяла она, держась за щеку.

После этого случая Егор и ушел. Навещал изредка детей, а с Яной больше не разговаривал.

> Вот блин. Как сейчас у тебя с едой?

> Пару заказов нашла. Самое необходимое закупила, продержимся.

> Зуб не выпал?

> Да нормально все с зубом. Мне показалось.

> Ян, не обижайся, но я думаю, это хорошо, что он решился наконец свалить. Мудак он, по-моему. Честный, талантливый, но мудак.

> Знаешь, в чем фишка? В том, что меня никто не считает за человека ((.

> «Никто» это Егор?

> Никто это вообще никто.

> Дети тоже?

> Дети меня считают за маму. А вырастут и тоже пошлют меня на хуй. Дело не в Егоре. С ним просто это очень ярко проявилось. Раньше я не видела, а теперь понимаю, что всегда такое было. И будет. Куда ни приду, на меня все смотрят как на пугало.

В лучшем случае «ты такая необычная» и вот это все, а в худшем просто ненависть. За что меня так не любят?

> Мне кажется, в России еще люди такие, не очень терпимые. Обращают слишком большое внимание на разные мелкие отличия.

> Да, но почему просто не относиться нормально. ((Я ведь тоже человек. Я не демон какой-то, ничего плохого не делаю. Устала от этого.

Это был наш последний длинный разговор. Сразу после него у Яны появились новые заказы, а свободного времени не стало совсем. В начале декабря Яна вывесила фото первого снега с забавной подписью. Так получилось, что именно под этим фото люди потом оставили больше всего комментариев — которых Яна уже не могла увидеть.

25

В мой последний августовский приезд в Москву Яна показала мне блокнотик с сердечком.

В этот блокнотик она записывала фразы, сказанные Егором о ней.

— Я завела его, чтобы не обращать на слова слишком большое внимание, — пояснила Яна. — Моя мама говорила: слова не важны, к ним цепляться не стоит. Главное, что человек делает. Цепочка такая: услышала — разозлилась — записала в блокнотик — сказала себе: «На наши отношения это никак не влияет». И перестала злиться.

Так как приехала я буквально на пару дней, а отношения между Егором и Яной в те два летних месяца казались очень теплыми, то метод Яны меня заинтересовал. Я внимательно прочла все, что было написано в блокнотике. У меня закружилась голова.

Если бы я не встретил тебя, у меня была бы нормальная баба, которая родила бы мне нормальных детей.

Да насрать мне, что ты там чувствуешь. Хватит мне пересказывать тайную жизнь своей психики. Она меня не ебет.

Ваша мама считает, что кушать необязательно. Идите посмотрите развивающие картиночки, и будете сыты.

Яна прочитала в умной книжке, что все гении безумны, и решила стать с припиздью. Самую чуточку, чтобы не потерять в доходах.

Дети для тебя, Яна, это все равно что деньги: проекции твоих амбиций.

«Чувак» — это кастрированный баран, в курсе? Ты отняла у меня друзей, отняла творчество, отняла свободу. Я — кастрированный баран, который пасет твое стадо.

А за что тебя уважать, дорогая?

— Как это все понимать? Наоборот? — спросила я.

Яна пожала плечами.

— Не знаю. Но мне кажется, нужен дзен. Вот смотри, лев — он рычит. А ручеек — он журчит. А Егор общается вот так. И это совершенно ничего не значит.

Я задумалась. На тот момент казалось, что так оно и есть.

По приезде в Берлин я завела свой блокнот с сердечком и стала записывать фразы Петера, которые вышибали меня из колеи. Очень скоро выяснилось, что бесили меня не сами фразы, а то, что Петер повторяет их по сто раз с разными ужимками и интонациями. Одна из самых бесячих фраз действительно не значила ничего и вылетала из уст моего мужа в любой непонятной ситуации. Перевести ее можно так: «Много у картошки глазков, да смотреть ей некуда». Я улучила момент, когда эта фраза давно не звучала, и попросила:

— Петер, ты не мог бы не говорить больше ту фразочку про картошку с глазками? Вроде невинная, а так бесит.

— Не могу, — печально сказал Петер. — Эта фраза — память о моем покойном отце.

26

Теперь я должна рассказать о том, что произошло одиннадцатого декабря между двумя и тремя часами ночи.

Рассказывать о таких событиях трудно. Особенно когда речь о лучшей подруге. Трудно еще и потому, что я знаю о смерти Яны только то же, что и все остальные. Здесь у меня нет никаких дополнительных источников информации. Я и услышала-то обо всем фактически из новостей.

Но так как пишу я не документальный очерк и не статью, то, взвесив все за и против, я взяла на себя смелость по мере сил реконструировать события той ночи. В процессе я буду пользоваться