Грустничное варенье - Елена Вернер

— Что решено?

— Ей хотелось быть свободной. Абсолютная свобода. Где она, в чем она — я не знаю.

Лара приложила руку к пылающему лбу:

— Нам с ней сейчас по двадцать девять. И вот она свободна…

— Еще нет, — покачал головой Егор, и Лара тотчас поняла, что он имеет в виду. Прах заключен в урну, как душа была заключена в тело. Но Ларе невыносима была сама мысль, что грядет тот день, когда путешествие подойдет к концу. День, к которому она не готова, а он уже мчится навстречу ей со скоростью проносящихся мимо лесов, и вся планета летит в огромной черной звездной пустоте и вращается, подгоняя этот день, неумолимо ускоряя ход времени, похищая у Лары сестру, час за часом, минуту за минутой.

— Остановимся в городе? — предложила она, стараясь унять вращение Земли внутри себя. — Мне надо прогуляться.

На площади у облицованного белоснежным камнем здания, в котором оба безошибочно угадали городскую филармонию, шумел фонтан. Солнце то заходило за пышные кучевые облака, быстро скользящие в вышине, то озаряло всю площадь, высвечивая стены филармонии, преломляясь в водяных струях и рассыпая по парапетам фонтанной чаши радужные блики. В людском гомоне, шуме машин, в самом воздухе чувствовалась пятничная расслабленность, к темноте обещающая превратиться в бесшабашность, и Ларино напряжение наконец-то стало отступать. Нежный июньский жар ласкал ее бледные плечи в вырезах майки, а ветерок шевелил волоски у основания шеи. Коснувшись рюкзачка, который по-прежнему постоянно был рядом, Лара почувствовала, как нагрелся его кожаный бок.

Вокруг скакали дети, стайка подростков рассекала на роликах, зацепляясь друг за друга на виражах и отчаянно хохоча, помятого вида мужчина бродил в фонтане, закатав штанины до колен и выискивая что-то в воде, хотя Лара и сомневалась, что в подобном городе существуют те, кто кидает в фонтаны монеты. Или, по крайней мере, что таких людей наберется достаточно.

— Слушай, так нельзя! — Егор смотрел на нее, по своему обыкновению чуть склонив голову и прищурив один глаз.

— Что? — опешила она.

— Надо давать себе передышку. Хотя бы изредка. А то ведь иногда кажется, что ты либо переломишься, либо порвешься от натяжения, как тетива. Вот сейчас, например. Плечи как каркас, левый кулак сжат, будто для удара. Уж не меня ли собралась колотить?

Лара потрясла рукой, словно сбрасывая невидимое насекомое:

— Так лучше?

— Я сейчас, — Егор подскочил с парапета, сделал несколько шагов и обернулся: — Только, прошу тебя, никуда не уходи!

Она следила, как Арефьев перебегает площадь. Его движения, пружинистые, уверенные и четкие, выдавали человека, живущего в согласии с собой и своим телом, и Лара невольно позавидовала ему. Убедившись, что никто не смотрит, она сделала несколько наклонов головой, слушая, как щелкают позвонки, помассировала пальцами плечи и глубоко вдохнула. Откинулась, выставив назад руки, подняв лицо к густому солнечному свету, затекающему под сомкнутые веки, и представилась себе горкой на детской площадке. Хлоп! — с горки скатилось, соскользнуло что-то тяжелое. Надолго ли?

Она опять вдохнула и огляделась. Вокруг кипела жизнь, Лара стала наблюдать за ней из-под опущенных ресниц. Люди походили на большие калейдоскопы эмоций, и дважды рисунок ни у кого не повторялся. Вот две женщины средних лет общаются, сидя на скамейке, и любой посторонний уверился бы, что это две подруги, делящиеся новостями. Но Лара видела, что женщина в юбке со стразами окутана, словно плащом, серо-голубым унынием с оливковыми прожилками жалости и пурпурными — тщеславия. Ее собеседницу обуревали стыд, отчаяние и робкая, но все же не спутываемая ни с чем надежда. Лара любила замечать надежду, ее зеленый оттенок, а на кончике языка — ее мятный вкус, от которого мир становился краше и свежее. Вытащив из чехла фотоаппарат, она сделала несколько снимков.

— Вот это да, ты еще тут! — Арефьев уселся на парапет фонтана, не обращая внимания на водяную пыль, летящую от струй прямо на спину. И протянул Ларе пачку мороженого: — Мне пломбир, а тебе взял карамельное. Угадал?

Пока она разворачивала обертку, Егор порылся в кармане толстовки и выудил оттуда маленький маникюрный набор:

— Держи.

— Зачем это? — насторожилась Лара.

— Я заметил, ты сломала ноготь, и это тебя раздражает… А раз ты пытаешься запилить его о джинсы, значит, пилку ты забыла дома.

Она смутилась, и Егор, заметив это, тут же принялся увлеченно разворачивать мороженое.

— Можно подумать, ты агент тайной разведки… — проворчала она, чтобы Егор ни в коем случае не посчитал, что она благодарит его.

— Я просто внимательный. Нет, конечно, я мечтал быть разведчиком в детстве, после того как отец рассказал, что один его друг-разведчик прополз пять километров по трубе коллектора. Что такое коллектор, я не знал, как и то, что трубы бывают широкими, — мне казалось, что все трубы — как домашние, которые ведут к крану в ванной. Сама понимаешь, такой гибкий разведчик вызвал мое уважение. — Егор говорил, одновременно уплетая пломбир и причмокивая. — А сейчас я просто хорошо разбираюсь в людях, это помогает по жизни.

— Значит, внимательный и разбираешься в людях? — Лара подхватила его легкомысленный настрой и уже предвкушала свой тайный триумф. — Давай проверим! Что скажешь об этих ребятах? Какие у них отношения?

И указала на роллеров-подростков. Лара любила упражняться в таких задачках еще со школы, когда могла, оказавшись в незнакомой компании, за считаные секунды понять расстановку сил. Арефьев прикинул что-то в уме, глядя на ребят. Задумавшись, он мягко постукивал указательным пальцем по губе, не обращая внимания, что ранка на ней еще не затянулась.

— Тут все просто! — заявил он. — Две девочки, три парня. Двое парней влюблены в блондинку — в этом возрасте все влюбляются в блондинок. И они пытаются «опустить» друг друга перед барышней. Вон как из кожи вон лезут, финтят, толкаются, показушно сплевывают и курят. Тем временем брюнетка влюблена в того из них, который в бейсболке, и, наверное, ничто не обрадовало бы ее сейчас больше, чем кирпич, упавший подруге на голову прямо с этих солнечных небес. А третий, парень на скейте, искренне не понимает, что происходит и из-за чего весь сыр-бор, он-то просто пришел покататься с друзьями.

Оторопев, Лара откусила слишком большой кусок мороженого, и во рту у нее все онемело. Она еще раз оглядела компанию роллеров. А ведь Егор прав!

— Допустим, — осторожно согласилась она, с трудом проглотив комок, холодно провалившийся в желудок. — А вон те дамы на скамейке?

Она была уверена, что подростков Егор разгадал из-за очевидности всей ситуации, тогда как с женщинами дело обстояло сложнее.

Арефьеву и правда понадобилось больше времени, так что Лара успела доесть мороженое и теперь пожевывала деревянную палочку от него, перекладывая ее из одного уголка рта в другой.

— Кажется, что болтают подруги, но нет. Им обеим неуютно. Разное социальное положение, ровесницы. Скорее всего учились вместе, а потом та, что в юбке со стразами, удачно вышла замуж. Вторая явно о чем-то просит. Думаю… да, точно, просит о помощи. Кто-то из близких попал в беду. А муж дамочки со стразами — большая шишка, врач или чиновник. Но она вряд ли поможет своей бедной знакомой, хотя ей это ничего не стоит, всего-то подластиться к супругу.

Взгляд Лары метался между дамами на скамейке и Егором: как, как он это делает? Не может же он видеть ореолы так же, как она?

— А вот тут пальцем в небо! — заупрямилась Лара. — Твоя правота под сомнением.

— Моя неправота под таким же сомнением, — парировал он. — Только если ты не пойдешь и не спросишь у них напрямую. Идешь?

— Хорошо, объясни.

— Смотри внимательно, — Егор подсел ближе, чтобы видеть объект их наблюдения с одного ракурса, и Лара ощутила его локоть, соприкоснувшийся с ее локтем. — Одна из них холеная, хотя и безвкусно одета, а у второй сумка вся обтрепалась и обувь стоптана. Положение разное, да и сидят друг от друга далековато, так что не подруги. У первой на лице плохо скрываемая скука, а вторая теребит ремешок и все время пытается дотронуться до первой. И лицо припухшее, недавно плакала, а теперь явно просит о чем-то. О деньгах? Но разговор начался уже давно, а с деньгами все обычно решается намного скорее — да или нет. Значит, мольба о помощи. Работа?.. Возможно, но вряд ли, о работе редко переживают до слез. Нет, скорее касается кого-то из близких. Муж той, со стразами, какой-то большой человек. И просительница умоляет спасти дорогого ей человека — или от болезни, и тогда большая шишка — врач, или от тюрьмы или чего-то подобного, и тогда большая шишка — чиновник. Ну а раз даме со стразами скучно, скорее всего, хлопотать она не будет.

Это было действительно здорово. Лара вдруг испытала удовольствие оттого, что этот мужчина рядом с ней видит сокрытое, почти как она — но все-таки иначе. Но вслух она не позволила себе восхищаться чудесами его логики, наоборот, возразила: