Путешествие на всю жизнь - Юрий Дмитриев

Иволга — одна из последних птиц, прилетающих к нам весной. Последней явится овсянка-дубровник.

Кто поет в поле

Мой лесной водоемчик, та самая большая лужа, где я наблюдаю за водными насекомыми, лягушками и тритонами, тоже встречает весну. Лед уже почти сошел, только посередине еще плавают небольшие льдинки, и скоро в воде появятся тритоны, заурчат лягушки, начнут шнырять водомерки и крутиться вертячки. Но, пожалуй, раньше всех «откроет сезон» трясогузка.

Эта птичка прилетает рано, одной из первых. Недаром в народе говорят: трясогузка прилетает, хвостиком лед разбивает. Да, «разбила» птичка своим длинным — равным длине туловища — хвостиком лед и быстро бегает по берегу. Хвостик трясется, головка птички покачивается в такт ее шажкам, и вид у нее очень деловой, даже озабоченный. И понятно: насекомых еще не очень-то много, отыскать их не так-то просто. Впрочем, и когда еды вдоволь, птичка остается деловой, по-прежнему быстро бегает. А вот ее коротенькую, несложную, но громкую и звонкую песенку можно услышать только сейчас, весной.

Немного позже запоет другая трясогузка — желтая. Она и прилетает позднее, чем серая. У серой уже скоро птенчики выберутся из гнезда, а желтая только яички откладывает. Но по образу жизни и серая и желтая похожи. Обе живут вблизи воды, питаются насекомыми, и те и другие откладывают по 5–6 яичек и насиживают по 13 дней. И у тех и у других птенчики выбираются из гнезда совершенно беспомощными, не умеющими летать и почти не способными самостоятельно питаться. Очень интересно наблюдать за таким трясогузочьим семейством, выходящим на прогулку и на поиски корма!

У моего водоема живут только трясогузки. У больших водоемов птиц гораздо больше — дикие утки и гуси, различные кулики и зимородки. Если у водоема имеется крутой обрывистый берег — там могут поселиться ласточки-береговушки, птицы, роющие гнезда. Но у моей лужи берега пологие, и, чтоб посмотреть на ласточек, правда, не на береговушек, а на их сестер — деревенских, я выхожу из леса и отправляюсь в поле. И сразу вижу этих птиц. Они летают над дорогой, то опускаясь, то взмывая вверх.

Ласточек не спутаешь ни с какой другой птицей, особенно деревенских. Даже неопытный человек, случайно спутавший их со стрижами, быстро поймет свою ошибку: такого хвоста — глубоко вырезанной вилки — нет ни у кого.

Ласточки не певцы, они щебетуньи. И прихожу я на поле не для того, чтоб послушать этих птичек, а чтоб полюбоваться их стремительным, ловким, изящным полетом. А слушать сюда я прихожу жаворонков.

Увидеть жаворонков нелегко. Хоть птичка эта и довольно крупная, но окрашена так ловко, что ее на земле почти не заметишь. Кстати, жаворонки в отличие от ласточек, у которых ноги коротенькие и не приспособлены для ходьбы, много времени проводят на земле. Тут они и кормятся, отыскивая насекомых, подбирая опавшие зерна, семена сорняков, тут и гнезда устраивают, тут и птенчиков выращивают. В общем, жаворонки много времени проводят на земле. Но немало времени проводят они и в воздухе. Правда, и в полете мы тоже их видим мало. Разве что когда они только взлетают и поднимаются вверх кругами, распевая свои чудесные, удивительно богатые звуками и музыкальными комбинациями песни. Песни у жаворонков долгие и такие громкие, что, если птичек этих много, кажется, будто само голубое небо поет и звенит на разные голоса. Впечатление усиливается от того, что жаворонок быстро поднимается вверх и исчезает из поля зрения. Забравшись метров на 100–150 вверх, жаворонок бросает оттуда буквально дождь мелодичных звуков и начинает спускаться. На этот раз он не делает кругов, а спускается почти вертикально. Метрах в двадцати от земли песня обрывается, и птичка быстро падает на землю. И опять мы не увидим его до тех пор, пока птица не взлетит и пока с неба не посыплются серебристые трели.

Весной можно прийти на поле в любое время дня и услышать жаворонков — они начинают петь на рассвете и поют до темноты. Но бывает, так распоются, что продолжают петь и ночью, если ночь лунная.

Однако ночью мне почему-то нравится «песня» другой птицы. Это крик перепелов. Саму птицу увидеть удается редко — очень уж она хорошо замаскирована своей окраской, к тому же старается не выходить на открытые пространства — держится в густых хлебах или высокой траве и совершенно не летает. То есть летать перепела могут: и весной и осенью совершают тысячекилометровые перелеты. Но в остальное время перепел взлетает лишь в самом крайнем случае. А кричит громко — «спать пора», «спать пора». Что ж, пожалуй, действительно пора спать — время позднее.

Кто стучит в лесу

Звенит, трещит, щебечет весенний лес. И вдруг в эту весеннюю звонкоголосицу врывается странный дребезжащий звук. Конечно, не все птицы мелодично поют весной. Бекас, например, «блеет» — поднимается высоко вверх и падает камнем на землю. На хвосте у него есть особые перья: когда бекас падает, они вибрируют, дрожат от напора воздуха, и получается такой блеющий звук. Коростель тоже не поет — издает странные звуки, вроде «дерг-дерг». Его даже прозвали за это коростель-дергач. Есть птицы, которые издают скрипящие или шипящие звуки. В общем, не все птицы поют. И все-таки этот дребезжащий звук и услышишь сразу и не спутаешь ни с чем.

Однажды я осторожно подошел к дереву, чтобы получше разглядеть этого «музыканта». Впрочем, если бы я даже не очень осторожничал, музыкант не обратил бы на меня внимания — так он был увлечен своим делом.

Музыкантом оказался малый пестрый дятел. Он сидел на сучке, конец которого был расщеплен, и время от времени сильно ударял по нему клювом. Сучок дребезжал, а дятел, склонив набок голову, прислушивался к этому звуку. Когда звук замирал, он снова ударял по сучку и опять слушал. И вид при этом у него был очень довольный. Но дятел не развлекался — он занимался очень серьезным и важным делом. Ведь и ему надо заявить о себе, сообщить о своем существовании, объявить о своем холостяцком положении и о желании это положение изменить. Конечно, хорошо бы для этого спеть серенаду или хотя бы гаркнуть по-молодецки. Но, увы, нет певческого дара у дятлов, не способны они даже выкрикнуть что-либо подходящее к такому случаю. Вот и приходится бить в барабан. Впрочем, для самочки это вполне подходящая песня — она прилетает на нее. И тогда дятел перестает барабанить по ветке. Но у него появляются другие заботы. И снова слышится стук.

Дятел начинает усердно долбить сухое дерево. Но не для того, чтоб из ствола или из-под коры вытащить насекомых или личинок. Этим он занимается всегда и постоянно. Сейчас у дятла другие заботы. Он уже не холостяк, и ему нужна хорошая, удобная квартира. Правда, дятлы селятся в дуплах, но угодить им трудно — после придирчивого осмотра многих квартир они все-таки начинают строить себе дом «собственными руками», точнее, собственным клювом. Но даже если и выберут гнездо, то обязательно начнут что-то усовершенствовать, что-то переделывать в нем, а черный дятел — желна даже вход в свой дом переделает — ему нужна не такая, как у всех, «дверь», а обязательно квадратная.