Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык

Федюхины горы разделялись довольно глубокими лощинами на три отдельные части. Между 1-ю и 2-ю из этих гор (считая от Гасфортовой) пролегала дорога с Мекензиевой горы в Балаклаву. На этой дороге были каменные мосты через водопроводный канал и через Черную речку».{189}

Тремя доминирующими над местностью возвышенностями были «…на правом фланге — Гасфорта высоты, в центре — группа Федюхиных высот, и на левом фланге — недоступные обрывы Салун-горы».{190}

Река Черная протекала с юго-востока на северо-запад, извиваясь по межгорным долинам горы Гасфорта, Федюхиных высот, Сапун-горы с одной стороны и Телеграфной горы, Инкерманских высот с другой. Наибольшая ширина ее достигала 30 метров. Глубина не была большой, позволяя коннице беспрепятственно переходить через нее. Пехоте это было сделать тяжелее, учитывая дно с многочисленными ямами более человеческого роста. Для форсирования реки пехотные порядки были вынуждены расчленять свои ряды и заново строиться на противоположном берегу, теряя драгоценное время и нарушая организацию. При условии близости противника, это было важным фактором, способным повлиять на ход и исход сражения. Таким образом, не являясь по сути серьезной преградой, река все-таки вносила определенные коррективы в планирование.

Еще одним препятствием был шедший параллельно реке ирригационный канал с укрепленными берегами шириной от 2,5 до 3 метров и максимальной глубиной до полутора метров: «… канал, проложенный у подножия возвышенностей на правом берегу, удерживается на уровне почти горизонтальном; поэтому он пересекает Черную по мосту-акведуку. Затем он следует вдоль реки, проходит через овраг Килен-балки по краю бухты по очень высокому мосту и наконец расходится по разным кварталам Севастополя».{191}

После устройства на нем французскими саперами заграждений, благодаря которым, как вспоминал французский офицер-зуав: «… если мы и пустили воду в канал, то лишь для наших собственных нужд, а не для того, чтобы ею пользовались русские», вода не пошла далее прудов, находившихся у подножия Федюхиных высот.{192}

По мнению Тотлебена. оценивавшего местность с точки зрения военного инженера: «…Хотя Черная речка, имеющая на всем протяжении от Чоргунского ущелья до устья глубины от 1 до 4 саж., ширины и от 2 до 6 фут. Глубина не могла представить сама по себе серьезного препятствия для атакующего, будучи независимо от имевшихся на ней двух мостов, местами проходима вброд, — но, тем не менее, все эти местные препятствия приобретали весьма серьезное значение от близости высот, которые командовали ими на левом берегу Черной».{193}

Преодолевать и реку, и канал нужно было под огнем французских стрелков и артиллерийским обстрелом. В данном случае время, необходимое для свертывания и развертывания измерялось не минутами, а человеческими жизнями. Способы для сокращения и того и другого были. Во-первых, максимальное расчленение боевых порядков, во-вторых — наличие подручных средств ускоряющих преодоление преград, притом в значительном числе. И то и другое русским командованием учитывалось.

Местность более благоприятствовала обороняющимся, нежели атакующим. Например, более пологие склоны по направлению к Балаклавской долине в полной мере способствовали беспрепятственному подходу резервов союзников и, как показал ход будущего сражения, дали им возможность оперативно перебрасывать их в нужное место.

И на реке, и на канале имелось несколько мостов. Наибольшим был называемый французами Трактирный (Pont de Traktir), сделанный из камня. Через него проходила дорога из Балаклавы на Симферополь. Свое название он получил от существовавшего до конца 1855 г. на правом берегу реки Черной трактира. Хотя согласно логике обороны, французам следовало его уничтожить, они этого не делали. Вероятно, его использование для них было важным и они предпочли сохранить сооружение.

Второй мост находился восточнее Чоргуна на дороге, ведущей от Балаклавы к Мекензиевым горам.

Ближе к югу местность становилось гораздо более пересеченной, а местами труднопроходимой. «Близ впадения в Черную речек Шули и Варнутки, у д. Чоргунь, Телеграфная гора образует вместе с высотами Гасфорта тесное скалистое ущелье, выходя из которого р. Черная течет уже до впадения в Большую бухту по обширной долине, занимающей до 9 верст длины, имея местами против уступов Мекензиевых высот до 11/2 версты ширины».{194}

СИЛЫ СОЮЗНЫХ ВОЙСК

«Что бы я замышлял, если бы оказался на месте противника?»

Беспокойство, вызванное все чаще появлявшимися признаками грядущего сражения, союзники начали ощущать в конце июля — начале августа 1855 г. Информация, получаемая визуальным наблюдением, свидетельствовала, что в гарнизоне идет активная подготовка к действиям. Шарль Боше, находившийся в день сражения в штабе генерала Боске, прямо утверждает об осведомленности французского командования о планах Гочакова от уже ставшего традиционным ее источника — перебежчиков: «Задолго мы были предупреждены (перебежчиками), что нас будут атаковать, и в течение трех ночей мы почти не спали. Наконец, 16-го утром русские воспользовались часто стелющимся в долинах туманом, чтобы собраться в большие массы за Черной и снова начать нападение, уже испытанное со столь малым успехом при Инкермане».{195}

Перебежчики с русской стороны в один голос утверждали, что в Крым уже прибыли несколько гвардейских частей и на середину августа намечено общее большое наступление с целью разгрома экспедиционных сил коалиции. В реальности никакой гвардии в Крыму не было. Единственными, кто мог в ближайшее время потенциально представлять угрозу союзникам, были войска Гренадерского корпуса. Но и те не планировалось в ближайшее время перебрасывать за Перекопский перешеек в Крым, ограничив их задачу, как говорилось ранее, блокированием пути в континентальную часть России и охраной коммуникаций.

Гвардия действительно начала «Севастопольский поход» еще в сентябре 1854 г. Так Лейб-Гвардии Семеновский полк, выйдя из Санкт-Петербургской губернии, почти полтора года провел на марше, и, не дойдя до конечной точки похода, вернулся обратно, в связи с окончанием боевых действий. Чинам полка в срок службы это мероприятие засчитали исходя один месяц за два.

Продумав ситуацию и оценив собственную позицию, маршал Пелисье без труда определил наиболее вероятное направление возможных активных действий русской армии — район Чоргуна, мост через Черную и далее на Севастополь. Чтобы подтвердить свои предположения, начали усиленное наблюдение. Для этого французский главнокомандующий назначил усиленные полевой и конной артиллерией (2 батареи) два батальона пехоты и 20 эскадронов кавалерии под общим командованием генерала Алонвиля.{196} Их задачей было постоянное патрулирование Байдарской долины и прилегающей к ней местности. Для уставших от обыденности повседневной лагерной жизни французских солдат это было событие, внесшее некоторое разнообразие в их монотонное существование в Крыму. Попутно пополняли запасы фуража. По крайней мере, так считал личный состав Иностранного легиона, которому действия в составе «…колонны, посланной в Байдарскую долину «за капустой»…в обыденных условиях осады даже доставили удовольствие».{197}

Алонвиль не только «хозяйничал в Байдарской долине», вытесняя оттуда русских фуражиров, но и вел постоянную разведку близлежащей местности. Его отряд решал две задачи.

Первая — роль передовых постов. В случае обнаружения значительных русских сил, выделенным войскам требовалось завязать с ними бой и задержать их движение, вынудив к развертыванию в боевые порядки. Одновременно — проинформировать командование о создавшейся угрозе. Основные силы союзников, уже предупрежденные о направлении движения неприятеля, начинали движение и концентрацию главных сил для нанесения ответного удара по русским. Предполагалось, что с помощью Алонвиля станет очевидным и направление главного удара.

Второй, не менее важной задачей этого отряда, было обеспечение пополнения запасов продовольствия и фуража.

«В Байдарской долине генерал Аллонвиль собрал фуражу достаточного для прокорма более чем двадцать тысяч лошадей в течение сорока дней и когда все луга были выкошены, перешел Черную и расположился вдоль долинки, находящейся напротив Байдарской долины.

На этой позиции он находился очень на виду и вынужден был организовать охрану самым тщательным образом, чтобы в случае серьезной атаки иметь возможность отойти за Черную и соединиться с сардинцами, которые, владея господствующими краями долины, прикрыли бы его отступление по Воронцовской дороге».{198}