Лик Чёрной Пальмиры - Владимир Васильев

Рублев вышел из такси за пару кварталов от площади Восстания. Швед и Ефим — как раз напротив арки, ведущей к кафе. Пока Ефим расплачивался, Швед успел сделать пару шагов прочь от машины и осмотреться. Невский этим вечером выглядел точь-в-точь как Невский вечером. Толпы народу, вереницы автомобилей, слой грязи на мокрых домах, низкое тяжелое небо. И нескончаемая мерзкая морось. Даже реклама выглядела как-то тускло и безрадостно.

Фыркнув мотором, такси отчалило. Ефим, пряча на ходу бумажник, приблизился к партнеру.

— Может, сначала поедим? — спросил Швед, чутко поведя носом.

— Давай, — не стал возражать Ефим, ибо времени у них оставалось в избытке — еще не было и десяти, а встречу новые «приятели» Ефима назначили только в одиннадцать. — Куда пойдем?

— В «Гамбринус», там пиво чешское, — без колебаний сказал Швед. — Тут совсем рядом.

Даже в этом неприветливом городе, где Иные почти не бывали, бродяга Швед ориентировался почти как местный.

Без четверти одиннадцать, насытившиеся и принявшие по литру пльзеньского, они вернулись к интернет-кафе.

Ефим перед входом нервно передернул плечами.

— Волнуешься? — сочувственно спросил Швед.

— Волнуюсь, — не стал кривить душой Ефим. — Можно сказать, дебют у меня…

— Привыкнешь. — Швед беспечно махнул рукой. — Если не зевать и не тупить — из любой передряги можно выкрутиться.

— Угу, — кивнул Ефим.

— Ну, двинули…

Швед с Ефимом вошли.

Народу в кафе собралось много, свободных терминалов пришлось бы ждать, но, похоже, сегодня не судьба была киевлянам пошарить в сети или порубиться в «Квейк». Ефима прямо от порога поманил рукой некий волосатик студенческо-металлического вида. В компании себе подобных юнцов, сплошь одетых в черное, новый знакомец младшенького из киевлян поглощал пиво «Степан Разин».

— Привет! — поздоровался волосатик. — Пипл, это Ефим из Киева. Не поверите, но НАШ.

— А это? — не слишком приветливо справился один из сидящих, указав подбородком на Шведа.

Взгляд у него был сверлящий и настырный — буравчик прямо, а не взгляд.

— А это мой приятель, — непринужденно пояснил Ефим. — Свой парень!

— Парню уже на пенсию пора, — пробурчал недоверчивый питерец.

Видимый возраст Шведа и впрямь не слишком отвечал среднему возрасту собравшихся. Любому из местных можно было дать от силы пятнадцать-семнадцать лет. Швед выглядел на тридцать; осталось порадоваться, что Рублев, со своими внушительными габаритами и отчетливо наметившейся лысиной, зайдет только минут через десять и станет наблюдать со стороны.

— Дедушка, пиво будешь? — ехидно спросил другой юнец, и в тот же миг Швед почувствовал, как его неумело и очень топорно прощупали на предмет сущности Иного.

Швед заранее прикрылся, но не совсем. Не стоило вызывать излишние подозрения, открываясь полностью, но и закрываться наглухо смысла не имело. Льва вряд ли примут как своего в компании котят. Впрочем, даже прикрытый Швед выглядел сильнее любого из присутствующих.

«Может, стоило кинуться совсем слабачком? — подумал Швед с некоторым беспокойством. — Разбегутся ведь, ищи их потом…»

— Пиво буду, — заявил Швед вслух, выдернул стул из-под пьяненького очкарика, сидящего за соседним столиком, и похлопал по плечу одного из Черных: — Подвинься.

Ему освободили место; освободили место и Ефиму, который не решился отбирать стул у кого-либо из соседей, а сходил за свободным через весь зал, к самому неудобному столику, стоящему вплотную к стойке.

— Из Киева? — поинтересовался обладатель взгляда-буравчика.

Но Швед, не обращая внимания на слова, протянул руку к пластиковой бутылке «Степана Разина». Внимательно изучил этикетку и брезгливо понюхал горлышко.

— Что за гадость вы пьете, — процедил он сквозь зубы. — Нет, что ли, нормального пива?

— Есть, — ответили ему. — «Хайнекен». По сотке бутылочка.

— Ну так сходи и возьми «Хайнекен». — Швед полез в карман и бросил на столешницу две голубенькие тысячные бумажки. — Дедушка угощает.

Секунды две все молчали, напряженно и выжидающе. Потом тот, к кому обращался Швед, явный лидер компании, все же сдался: сгреб деньги и протянул соседу. Сосед немедленно направился к стойке.

Вернулся он с нераспечатанной пачкой сигарет в руках.

— Дедушка, я еще курева прикупил. Ты не против? Пиво сейчас принесут.

— Меня зовут Швед, — сказал Швед. Достаточно жестко, но ничуть не агрессивно.

И протянул ладонь для рукопожатия. Разумеется, заводиле этой компании.

— Тоба, — представился заводила.

Остальных звали примерно так же: Хатан, Лодик, Лентяй, Руст, Бэха и Косяк.

Похоже, «Хайнекен» примирил подростков с присутствием дедушки, благо бармен не заставил себя долго ждать.

— Ты умеешь пользоваться силой? — спросил Тоба, безошибочно определив статус Шведа как старшего. О Ефиме Тоба временно забыл.

— Умею.

— А ходить в туман?

— В сумрак, — поправил Швед машинально. — Умею, конечно.

— Вы называете это сумраком?

— Да.

— И много вас… в Киеве?

— В каком смысле? — изобразил непонимание Швед.

— Ну, вот таких, избранных, сколько вас?

Швед пожат плечами:

— Я да Ефим. Есть еще девчонка одна, но она в Киеве осталась.

— У, — сожалеюще протянул Тоба. — Так вы, выходит, дикие совсем. Повезло, что на нас наткнулись, честно.

— Это Ефим наткнулся, — уточнил Швед.

— Все равно повезло. И чем вы там у себя занимаетесь?

— В Киеве?

— Угу.

— Живем. — Швед снова пожал плечами. — А чем мы можем заниматься?

— Ну, — принялся развивать мысль Тоба, — вы ведь не обычные люди. Вы выше. А значит, ваш путь особенный, не похожий на пути обычных людей.

— Не знаю, — беспечно сказал Швед. — Я не задумывался. Живу, и все. Хорошо хоть, пахать на дядю не приходится. И бояться никого не нужно, ни ментов, ни гопников. Чем не жизнь?

— Это не жизнь, — фыркнул Тоба. — Это бирюльки. У таких, как мы, должна быть особая цель.

— Поделись. — Швед приложился к пиву. — Может, проникнусь.

— Например, наращивать силу. Правильно я говорю, пипл?

Пипл нестройно загудел, дескать, ясен перец, кто б сомневался.

— А зачем? — поинтересовался Швед, причем вполне искренне.

— Как зачем? — опешил Тоба. — Чтобы быть лучшим!

— Там мы с Ефимом и так лучшие. — Швед фыркнул. — Куда еще-то?

Подобное заявление наверняка вызвало бы у Лайка или Ларисы Наримановны приступ гомерического хохота, но роль требовала, куда деватьея…