Герман Геринг. Железный маршал - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Геринг, разумеется, все оставшиеся годы категорически отвергал свою причастность к деянию Ван дер Люббе. Когда до него доходили соответствующие публикации в зарубежной прессе, Геринг откликался на них или возмущением, или смехом. Он иронически сравнивал себя с Нероном, будто бы распорядившимся поджечь Рим, чтобы насладиться этим величественным зрелищем:
«Я знал, что будут говорить нечто подобное. Вероятно, они воображают, что я в пурпурной тоге и с кифарой в руках сладострастно наблюдал, как горит Рейхстаг».
И продолжал с гневными нотками в голосе:
«Нелепо и смешно утверждение, будто я развел в Рейхстаге костер, чтобы поджарить на нем коммунистов. Я бы и так расправился с ними, без какого-либо особого происшествия».
Расправиться-то, несомненно, расправился бы, но «особое происшествие» в виде пожара Рейхстага чрезвычайно помогло нацистам в оправдании расправы над своими политическими противниками в глазах общественного мнения как в Германии, так и за рубежом. И все же мало кто принял за чистую монету уверения Геринга: «сожжение Рейхстага создало для фюрера и для меня, как председателя рейхстага, большие неудобства. Если бы мы действительно хотели устроить поджог, чтобы обвинить в нем коммунистов, то выбрали бы другое, не столь ценное и необходимое для нас здание, например Берлинский замок. Посмотрите, что приходится делать теперь. Для заседаний рейхстага я вынужден использовать Дом оперы Кролля, тем самым занимая одну из двух театральных площадок в Берлине, где могут проходить небольшие оперные представления».
Так и хочется посочувствовать Герингу: столько неудобств, лишних хлопот и душевных переживаний по поводу того, что берлинцы лишены возможности наслаждаться столь любимыми Герингом шедеврами оперного искусства! Только никто бы не поверил, что сигналом к началу революции мог бы послужить поджог Берлинского замка или того же Дома оперы! Нет, тут уж приходилось жертвовать чем-то куда более серьезным: или Рейхстагом, или рейхсканцелярией, или дворцом рейхспрезидента. Но охрана президентского дворца была неподконтрольна нацистам, а поджечь рейхсканцелярию значило оставить без рабочего места самого фюрера.
Однажды Геринг пошутил на эту тему:
«Если бы я и поджег его, то совсем по другой причине. Зал заседаний там был слишком уж уродлив. Представляете, стены там были покрыты штукатуркой!»
Следствие по делу возглавил первый начальник прусского гестапо Рудольф Дильс. Он полагал, что Ван дер Люббе собственноручно и в одиночку поджег Рейхстаг. По утверждению Вили Фришауэра, слуга Геринга Роберт Кропп рассказывал после войны о том, что руководители берлинских штурмовиков на протяжении нескольких недель перед пожаром регулярно бывали во дворце Геринга. Именно штурмовиков Кропп и считал виновными в поджоге, полагая, однако, что сделали они это без ведома Геринга. Но здесь, по всей видимости, мы имеем дело со стремлением старого преданного слуги любым путем оправдать своего господина. Фришауэр, первым запустивший в оборот версию о причастности Геринга к пожару Рейхстага, утверждает, будто его информаторы, принадлежавшие к нацистскому движению, говорили, будто руководители СА получили в конце февраля информацию о том, что некий молодой голландец, 24 лет, в ночлежке в Хеннигсдорфе говорил двум штурмовикам в штатском из 17-го отряда:
«Нацисты никогда не позволят коммунистам занять места в рейхстаге. Какой же смысл в рейхстаге без коммунистов?»
Он болтал что-то невнятное о том, будто сам собирается поджечь Рейхстаг. Об этом доложили руководителю берлинских штурмовиков Карлу Эрнсту, тот сообщил Гельдорфу, и они оба упомянули об этой новости в разговоре с Герингом. Тот будто бы в шутку бросил:
«Пусть поджигает, если хочет».
Таким образом Геринг, возможно сам того не желая, подал Эрнсту идею использовать Ван дер Люббе для организации провокации. Эрнст распорядился отпустить голландца, но присматривать за ним. Затем Эрнст поделился мыслью о поджоге с Геббельсом, и тот ее одобрил. Эрнст приказал своим людям помочь Ван дер Люббе в организации поджога, поскольку одному ему не справиться. Эрнст, отвечавший за почетные караулы в Рейхстаге от СА, знал о подземном ходе, соединявшем дворец Геринга с Рейхстагом. По нему будто бы и скрылись с места преступления штурмовики, помогавшие Ван дер Люббе.
Замечу, что эта версия уж слишком экстравагантна. Зачем Ван дер Люббе какие-то помощники, если здание рейхстага никем практически не охранялось? Зачем посвящать в свои намерения столько людей, да еще непременно задействовать пресловутый тоннель? И потом, для чего Эрнсту и Гельдорфу рассказывать своим коллегам, что именно Геринг поручил им сжечь Рейхстаг? Скорее всего, до Фри-шауэра дошли обыкновенные слухи, в изобилии ходившие тогда по Берлину.
Столь же малоправдоподобно свидетельство Гальдера, данное им американским следователям и оглашенное на Нюрнбергском процессе:
«На завтраке по случаю дня рождения фюрера в 1942 году люди, гости перевели разговор на художественную ценность здания рейхстага. Я слышал, как Геринг вмешался в разговор и прокричал: «Единственный человек, который действительно знает Рейхстаг, это я, потому что я его сжег!» И хлопнул себя по ляжке».
Трудно поверить в то, что во время столь широкого застолья, на котором присутствовали в том числе и генералы сухопутных войск, которым Геринг не доверял никогда, он стал бы открыто похваляться столь сомнительными «подвигами». Гальдер же не испытывал теплых чувств ни к Герингу, ни к нацистам вообще. После 20 июля 1944 года он оказался в концлагере и, пока его не освободили союзники, мучился вопросом: «Казнят или не казнят?» Так что у бывшего начальника Генштаба сухопутных сил были все основания отомстить Герингу.
Геринг ответил на показания Гальдера не без издевки:
«Этот разговор не имел места, и я требую очной ставки с господином Гальдером. Во-первых, я должен подчеркнуть, что все здесь написанное — полная ерунда. Там сказано: «Единственный человек, который действительно знает Рейхстаг, это я». Но Рейхстаг был хорошо известен каждому депутату. Пожар возник только в зале заседаний, и многие сотни или тысячи людей знают его точно так же, как и я. (Геринг намекал на то, что в этом зале бывали как депутаты, так и зрители. — Б. С.) Заявление такого рода — полный нонсенс. Как господин Гальдер пришел к тому, чтобы сделать такое заявление, я не знаю. Видимо, единственным объяснением может служить плохая память, которая стала причиной его неудач и в военных делах».
Но никто очной ставки Герингу предоставлять не собирался. Зато его спросили,
