Корона из земли и огня - Лионера Азука

– Наверняка просто еще одна лиса, – ворчит другой.

Первый солдат соглашается и садится обратно. Проклятье! Я выдыхаю. Мне не хочется обнажать меч против товарищей, но у меня не остается выбора. Я не могу больше терять время! Быстрое нападение из засады, чтобы они не смогли позвать на помощь – сейчас я должен сконцентрироваться на этом.

С обнаженным мечом я подкрадываюсь к трем охранникам. Они, к счастью, не ожидают нападения. Их оружие лежит в пределах досягаемости, но они слишком погружены в карточную игру, чтобы меня заметить.

Первого я ударяю рукоятью меча в висок так, что он падает без сознания. Второй открывает рот, чтобы закричать, и я реагирую, разворачивая меч и вонзая ему в сердце.

Я никогда не чувствовал себя так плохо, убивая противника. Это мерзкое чувство мешает мне действовать как обычно.

Одним рывком я разворачиваю меч и хочу направить его на третьего солдата. Но тот уже успел достать свое оружие и нападает на меня. В последнюю секунду мне удается парировать удар, но я вынужден отклониться и спотыкаюсь о потерявшего сознание солдата. Я машу руками, чтобы не потерять равновесие. Этот момент использует противник, чтобы пронзить мое плечо клинком.

Я выдыхаю с шипением, а боль волнами распространяется от плеча по всему телу. Я ощущаю влагу, пропитавшую рубашку. К счастью, солдат целился в левое плечо, так что я могу замахнуться справа и повалить его. Он падает, не издав ни звука.

Готовый к бою, держа меч перед собой, я пинаю его ногой, но он не двигается. Из его рта течет кровь, взгляд направлен в пустоту.

Я опускаю оружие и выдыхаю. Я не могу вспомнить, сколько сражений провел и сколько жизней забрал. Но никогда после этого не чувствовал себя настолько подавленным.

Я заглушаю угрызения совести и убираю меч. Затем осматриваю рану на плече. На первый взгляд выглядит плохо. Кровь льется, а я не могу пошевелить рукой, не застонав. Сустав, похоже, не пострадал, но меч вошел глубоко в плоть.

Но я не должен позволить этому отвлечь меня! Стиснув зубы, напоминаю себе, что мне приходилось переживать и худшее, и спешу к Давине. Она все еще без сознания. В этот раз взять ее на руки мне гораздо сложнее. Когда я напрягаю раненое плечо, то разражаюсь такими проклятиями, что моя мать, должно быть, в гробу переворачивается.

Я иду вперед, с трудом переставляя ноги. Нельзя терять времени! Вполне возможно, что кто-то слышал шум потасовки. Я несу Давину к Гембранту.

Белый жеребец бьет копытами, когда я приближаюсь к нему. С расстояния нескольких метров замечаю его окровавленную пасть и порванные уголки рта. Даже сейчас он тянет за веревки, удерживающие его с обеих сторон, и пытается от меня отстраниться.

– Все хорошо, это я, – шепчу я. – Знаю, что ты меня терпеть не можешь, и поверь мне, это взаимно. Но ты нужен своей хозяйке.

Гембрант в ярости останавливается, и мне кажется, я вижу, как в его голубых глазах проскакивает что-то вроде понимания. Он опускает голову, насколько позволяют веревки, и обнюхивает Давину.

Я переношу ее вес на правую руку и распускаю веревки левой. С каждым движением руки волны боли пронизывают меня, но я продолжаю, пока не освобождаю Гембранта. Я стою рядом с ним и лихорадочно обдумываю, как мне забраться к нему на спину с Давиной в бессознательном состоянии, больной рукой и без седла. Жеребец опускается передо мной на колени, как в нашу первую встречу. Я быстро перекидываю через него ногу и завязываю веревки так, чтобы получились поводья. Когда Гембрант снова встает, я едва не падаю. Как Давина ездит на этом огромном звере без седла?

Я осторожно натягиваю поводья, чтобы не ранить его еще больше, и направляю его из стойла мимо трех павших солдат.

Я объезжаю лагерь по кругу, но это лишь вопрос времени, когда будет замечен большой белый конь и его наездник.

– Стой! – кричит солдат. – Назови себя!

Я не думаю останавливаться, а прижимаю пятки к бокам Гембранта. Он пускается в галоп. Левой рукой я обхватываю Давину и отвлекаюсь от боли, пронзающей меня с каждым ударом копыт; правой рукой крепко держусь за поводья.

Гембрант мчится по лагерю как ветер, через костры и спальные места. Каждая встряска посылает новую волну боли через мое тело, перед глазами танцуют темные точки, и мне приходится прикладывать усилия, чтобы оставаться в сознании. Рубашка с левой стороны прилипла к боку, пропитанная кровью, вытекающей из раны.

– Держите его!

Когда рядом раздается первый выстрел, я наклоняюсь, чтобы прикрыть Давину своим телом.

– Беги быстрее, Гембрант! – умоляю я белого жеребца.

За мной раздаются крики, пока я не понимаю, что весь лагерь проснулся, и теперь за мной гонятся. Может, я и ошибаюсь, но не рискую кидать взгляд через плечо. Я смотрю на выход из лагеря. Он уже не так далеко! Еще где-то тридцать метров… Мы можем успеть!

– Огонь!

От ужаса у меня перехватывает дыхание, и секунду спустя на меня падает больше стрел. Гембрант двигается зигзагом, как заяц, мчась через лагерь с невообразимой скоростью. Едва я хочу вдохнуть, как по спине распространяется острая боль. Я издаю стон. Меня ранили чуть ниже шеи!

– Вы с ума сошли? – слышу я гневный голос Эсмонда. – Вы могли попасть в королеву! Тогда мы застрянем здесь навсегда. Схватите его! Но верните мне королеву живой!

– Прошу, беги быстрее, – хриплю я.

Мы почти у выхода из лагеря, когда на нашем пути встают два солдата с копьями. Я хватаю Гембранта за поводья, но жеребец отказывается подчиняться. Вместо этого он лишь наращивает темп. Я вижу, как он несется прямо на острия копий, как делает резкий поворот перед вытянутыми копьями и одним прыжком перелетает через окружающий лагерь временный забор.

Глава 16

Леандр

Гембрант не останавливается, пока мы не достигаем места встречи, спрятанного за холмами. Фульк замечает нас первым.

– Минхер! – взволнованно кричит он и подбегает к нам. – Вам удалось! Хвала богам, вы наконец-то…

Он резко ахает, заметив кровь, стекающую по моей руке и уже пропитавшую шерсть Гембранта.

– Не так уж и плохо, – бормочу я и заставляю себя улыбнуться. – Всего лишь царапина.

– Это не похоже на царапину, – возражает Кларис. – А о стреле у тебя в спине и речи быть не может, не так ли?

– Точно.

– Спускайся, – приказывает она. – Стрелу надо вынуть, а рану на плече перевязать.

– У нас на это нет времени! Солдаты у нас на хвосте. Нам срочно надо уходить.

Фульк растерянно поглядывает на меня, прежде чем его взгляд падает на Давину.

– Что с королевой?

– Она все это время не приходила в себя, – говорю я.

– Но стрела… – снова начинает Кларис.

Я прижимаю Давину к себе и хватаюсь за плечо правой рукой. Рывком вытаскиваю стрелу и закусываю губу, чтобы не издать ни звука. Небрежно бросаю стрелу на землю.

– Теперь довольна? – спрашиваю я. – Поднимайтесь! Нельзя терять времени.

Кларис покачивает головой.

– Одни упрямцы, – тихо бухтит она, но забирается на спину к Элоре, пока Фульк занимает место в седле перед ней.

– Езжайте впереди, – распоряжаюсь я. – Я не знаю дорогу.

Она кивает.

– Мы должны быть там до наступления ночи. Ты столько продержишься?

Я обвиваю Давину рукой.

– Сколько потребуется.

Кларис что-то ворчит, но я не понимаю. Наверное, и к лучшему. Гембрант охотно следует за моей кобылой. Мне почти не приходится направлять его, он сам ступает по следам идущей впереди Элоры. Мы обходим коварные воронки и зыбучие пески, и я какое-то время могу отдохнуть.

Давина согревается. Я расцениваю это как хороший знак. Только сейчас у меня появляется время рассмотреть ее тщательней. Ее лицо выглядит истощенным, словно она ничего не ела несколько дней. Мой взгляд падает на темно-серые кандалы на ее запястьях. Кожа под ними раздражена. Я осторожно поднимаю ее руки и осматриваю наручники со всех сторон, но не нахожу замка или шарниров.