К свету - Андрей Дьяков

— За журналами?

— Ну да. За ЖУРНАЛАМИ. Девки-то наперечет все, а душа просит…

Окунь прыснул со смеху, разлив чай. Ната брезгливо поморщилась, однако рвущийся с губ едкий комментарий придержала.

— Пошерстили в подсобке книжного магазина, рюкзаки набили доверху и ходу обратно. Уже и вход в метро неподалеку, только смотрим — стоит на перекрестке типчик какой-то в балахоне до пят. Прямо посреди дороги встал столбом и не шелохнется. Под капюшоном не видать ни рожна. Мы его окликнули. С какой, мол, станции, брат? А он молчит как рыба об лед! Ну что поделать… Обошли мы его сторонкой, да и юркнули в метро. Я последним шел. Ну и черт меня дернул оглянуться! Мужик этот странный на моих глазах как сиганул на крышу!

— Хорош заливать!

— Отвечаю! — Ксива подался вперед, отчаянно жестикулируя. — Присел немного, потом как прыгнет! Через бортик перемахнул и был таков!

— Брехня…

— Да чтоб меня профонило! Не верите, Тарана спросите! Слышь, сталкер, видал, небось, такого уродца?

— Не видал, — помолчав, ответил проводник.

Окунь ухмыльнулся. Ната, прищурившись, закивала — давай, мол, парень, заливай дальше. Ксива не на шутку раздухарился. Отношение соратников задело бойца.

— Да что вы все понимаете! Я тогда чуть в штаны не наложил со страху. Вроде и метро рядом… Да и мужик этот до нас не докапывался… — Ксива потерянно смотрел сквозь собеседников. В его взгляде читалось смятение. — Стоял себе и вдруг как сиганет… Жуть.

Бойцы притихли, глядя на крохотный огонек горелки.

— Таран, а тебе бывает страшно? — неожиданно спросила Ната.

Казалось, сталкер спит. Но нет. Шевельнулся. Поднял голову. Посмотрел на девушку устало и как-то… напряженно.

— Бывает. В этой жизни идиотом надо быть, чтобы не бояться.

— А когда было страшнее всего?

Глеб замер, изготовившись ловить каждое слово. Наставник молчал, уставившись в одну точку. Пальцы рук изредка подрагивали, выдавая напряжение. Мальчик понял, что сталкер сейчас просто-напросто пошлет девушку с ее расспросами куда подальше. Но Таран удивил Глеба, начав тяжелый неспешный рассказ.

— У меня в том году как раз срочка закончилась. Вернулся в родной Питер. Знакомые да друзья по гостям затаскали. Почетно же — кореш-контрактник, только что из «горячей точки». Погуляли знатно… Деньги, что наслужил за пять лет, утекли быстро. Дернулся было работу искать — а кому я без опыта нужен. Пристроился в больницу охранником. Получал крохи. На съемную квартиру еле хватало. А тут главврач халтуру предложил — бомбарь больничный в порядок привести. Вот и затеяли ремонт. Поначалу непривычно было, потом втянулся. Штукатурить научился, малярить, столярить. Бомбарь успешно приняли, укомплектовали. Главврач так проникся, что разрешил мне там пожить, пока деньжат не накоплю. А потом и сама больница на ремонт закрылась. А я вроде как сторожем при ней остался.

Сталкер прервался на мгновение, глотнул из фляги, вздохнул тяжело.

— Подруга у меня была. Красивая. Как ты, Ната. В тот день решили мы в центр съездить, прогуляться по Невскому. Стою я у Московской, жду. Солнце светит, птички поют. Красота… А потом ни с того ни с сего сирена завыла. Видали, наверное, громкоговорители на домах? Вот их и врубили на всю катушку. Народ стоит, переглядывается. Молодежь шутит, хихикает. А сирена ревет без умолку. Шутки шутками, а когда одна бабуля шустрая с охами да ахами в подземный переход метнулась, заволновались все. Сначала по одному, потом группками люди в метро двинулись. Машина ДПС у перехода тормознула. Гайцы из тачки выскочили — и тоже вниз. Тут словно проснулся народ. С визгами, воплями ринулся внутрь.

Я за мобильник… За телефон схватился — Оксану вызванивать. Пока ответа ждал, такого насмотрелся… Люди к подземным переходам бегут, кто откуда. Водилы по тормозам бьют, народу на проезжей части как тараканов. Автобус один в сторону шарахнулся и со всей дури в магазин цветочный влетел. Продавщиц обеих насмерть… Кругом галдеж, ор… Несутся все, на ступенях ноги ломают. У переходов давка. Дети визжат, плачут. А люди кругом обезумели будто. Лезут, толкаются, дерутся. Бутылки в ход пошли. Каждый вдруг жить захотел… Мужик какой-то девушку из толпы вытащил. Без сознания была. Думаю — молодец, спасает. А он, выродок, на траву ее бросил и одежду сдирает… Ну я и озверел. Помню только, что мордовал его, пока кисть не заныла.

Потом Оксану заметил. Бежит, бедняжка, хромает на сломанном каблуке. Растрепанная такая. Глазенки испуганные, как два блюдца. Меня увидела, замахала радостно… Тут ее толпа и накрыла… Проволокла по асфальту. Протащила… Затоптала.

Не помню, как к ней пробился. Тела кругом. Раненые стонут. Тротуар скользкий от крови. И все за какие-то минуты… А девочка моя лежит с открытыми глазами, в небо смотрит. Мертвая…

Вытащил ее из этого хаоса, а только ноги не держат. Как стоял, так и рухнул на асфальт. Не помню, сколько просидел. Сидел и все смотрел на нее. Беспомощную такую. Хрупкую. Ее лицо удивленное по сей день у меня перед глазами стоит. Вроде долго сидел. Казалось, вечность прошла. На самом деле минут пять, не больше.

Снизу крики стали доноситься: «Ворота подняли!», «Не попасть на станцию!».

Где-то вдалеке сверкнуло. Да так ярко, что те, кто в ту сторону смотрел, за лица схватились. Глаза трут, корчатся. И так жутко мне вдруг стало, что про все на свете я позабыл. И про людей, и про любимую…

Пока к больнице бежал, еще пару раз сверкнуло. Но, слава богу, где-то очень далеко. Бегу, а навстречу мне люди. К метро спешат. Женщина какая-то детей двоих чуть ли не волоком тащит. Они, бедные, за ней не поспевают, спотыкаются. Плачут…

А я мимо несусь… И ведь не подумал даже, что спасти их могу. От страха вконец обезумел. Бежал, что было силы. Шкуру свою спасал. Пока замок подвальный открывал, сзади грохотать начало. Тихо сначала. В отдалении. Потом все громче. А у меня руки трясутся — ключом в скважину попасть не могу. Скатился в бомбоубежище, герму задраил, и только тогда отпустило. Наверху грохочет, дрожит все. Штукатурка со стен летит. А я на полу реву, не могу остановиться…

Таран сделал глоток, замолчал. Все молчали. Ната сидела бледная, не в силах продолжать разговор. Глеб потрясенно таращился на наставника. Такую длинную речь из его уст мальчик слышал впервые.

— Мне два года всего было тогда… — нарушил тишину Кондор. — Не помню ничего. Все пытался потом у бати вызнать да выспросить про тот ужасный день… Дурак был…

— Испытания ниспосланы нам свыше, — робко заговорил Ишкарий. — И лишь стойкие духом обретут спасение. Мы должны вместе уверовать в…