Имя мне - Смерть - Элизабет Холлоуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. Знать, где будут люди, когда они умрут — моя работа, Либби. — Он не закатывает глаза, но говорит так, будто очень хочет. — Если ты продолжишь идти по этому пути, ты будешь на этом мосту, когда придет твое время.
— Правда? — говорю ему, а потом бормочу себе под нос: — но я хотела быть у Фостера, когда умру. Смерть от шоколада.
— Ну, кафе у Фостера — это то место, где ты должна была быть еще несколько минут назад. Что-то изменилось.
Он поднимает брови.
— Ты приняла решение?
— Если честно… — Я прикусываю нижнюю губу. — Сначала у меня есть пару вопросов.
— Хорошо, — говорит он. — Начинай.
— Вчера в школе ты сказал, что душа Миссис Лутц сломана. Что с ней?
Аарон не отвечает. Не двигается. Он просто смотрит на меня, уперев руки в бедра, как какой-то молчаливый пират.
— Ну?
— Это урок для другого дня, — наконец говорит он. — Если ты согласишься на эту работу.
— Ну, я не возьмусь за эту работу, если ты не ответишь.
— Почему ты хочешь знать? — Звучит мило, но он все еще не двигается. Если бы не его губы, могло бы показаться, что я беседую со статуей.
Делаю глубокий вдох. Моя первоначальная тактика не работает. Я должна прекратить обманывать его и сказать правду. Может, он пожалеет меня.
— Слушай, у моего лучшего друга трещина на лице, как у Миссис Лутц. Кроме того, она гораздо чернее и толще, но и вещество внутри неё выглядит так, будто оно, не знаю, — я вздрагиваю, — живое!
— О, — бормочет Аарон. — Я понял. — Его взгляд опускается на мои ноги.
— Вчера у него не было этой штуки. Что это значит, Аарон? Как Кайл и Миссис Лутц могут быть со сломанными душами?
Аарон, наконец, зашевелился. Он опускает руки с бедер и поворачивается к дереву, на котором я висела несколько минут назад, у обрыва.
— Марджи Лутц отмечена, потому что помогла кому-то, кому не должна была. Не знаю, что она тогда сделала, поэтому думаю, что ее метка слаба. Надеюсь, это не слишком сильно будет на нее влиять. — Он поворачивается ко мне, его глаза мерцают на солнце. — Что касается Кайла, то я… не знаю, почему он отмечен. Он еще ничего не сделал.
— Еще? Отметина Кайла показывает что-то, чего не было?
— Да. — Аарон смотрит на мост. — Если бы он уже это сделал, мы бы знали.
— Что? Мы бы знали, что именно? — Мои ногти впиваются в ладони, но я не обращаю внимания на боль.
— Если бы он изменил план.
— Аарон, ты ходишь вокруг да около и бесишь меня.
— Хорошо, я все объясню. — Он шагает ко мне, его челюсть решительно сжата. — Существует план смерти, что-то вроде расписания. Затемнение души говорит нам, что человек достигает его назначенного времени смерти.
— Я уже в курсе, — перебиваю я, и он закатывает глаза.
— Ты можешь просто послушать? — Прежде чем продолжить, он бросает на меня холодный взгляд. — Но у людей есть свобода воли. Эта свобода означает, что ты никогда не знаешь наверняка, какой выбор сделает человек. И иногда они решают изменить свой план.
— Подожди, что ты имеешь в виду? Убийство?
— Да. — Аарон коротко встречается со мной глазами и продолжает идти и говорить. — Но его смерть не случайна. К примеру, парень, который случайно переехал девушку на своем грузовике, не считается убийцей. Это запланированная смерть. Человек должен добровольно вызвать незапланированную смерть, чтобы получить отметку. Чем больше они ответственны за смерть, тем шире и чернее метка.
— Но ты сказал, отметина Кайла показывает то, чего еще не произошло. Как он может быть отмечен за то, чего даже не сделал?
— Я не знаю, как это работает, но иногда знак появляется раньше, чем человек что-то совершает. Иногда, она появляется до того, как они сами понимают, что должны что-то сделать. — Аарон пожимает плечами. — Это очень удобно. Я чувствую, когда появляется метка, и знаю, что мне нужно следить за этим человеком, так что я уже там, когда это происходит.
— Под словосочетанием «это происходит» ты подразумеваешь убийство?
Аарон кивает.
Я прокручиваю в голове наш вчерашний разговор с Кайлом; вспоминаю, как он стучал барабанной палочкой по своему бедру и как расколол её о знак стоп, но больше всего мне вспоминался черный пузырящийся ил в его душе. Это вещество олицетворяло само зло, но было ли этого зла достаточно, чтобы убить кого-то?
Это не может быть правдой. Кайл никому не причинит вреда. Конечно, он бьет вещи, он ведь ударник. Из нас троих он всегда был самым спокойным, полная противоположность вспыльчивой личности Хейли (огонь и лед, так сказать). Аарон не прав, Кайл должен жить!
— Думаешь, Кайл собирается убить кого-то? — Это звучит по-идиотски даже в качестве вопроса. Это никак не относиться к Кайлу.
Но Аарон снова кивает, и мой живот сжимается.
— Либо убьет кого-то другого, либо себя, — говорит он.
Самоубийство. Теперь в этом больше смысла. Я скорее увижу, как Кайл причинит боль самому себе, чем кому-то, хотя не могу представить, что заставило бы его сделать это.
— Так что значит, когда кого-то помечают? — я спрашиваю. — Что происходит дальше?
— Не знаю, что происходит, когда они покидают меня, но могу лишь догадываться, что не к чему хорошему. — Аарон дрожит.
Он качает головой, и, хотя солнце пробивается сквозь дождевые тучи, его глаза темнеют.
— Я знаю, что отмеченный человек не видит меня как потерянного родственника или друга, когда я прихожу за ним, как бы сильно я не старался. Они видят во мне традиционного Жнеца Смерти: черный капюшон, серп — сама знаешь, это моя работа.
Работа. Это вообще не хорошо.
Жнец-Смерти-Аарон из моего кошмара появляется на ум так красочно, что я почти вижу ужасающий образ, наложенный на его тело. Холодные, костлявые пальцы, покрытые капельками крови. Лицо, скрытое черным, изодранным капюшоном.
Человек, которому суждено было увидеть этого демона, никак не мог отправиться к жемчужным вратам.
— Значит, они направляются в ад? — С подола моей футболки стекают капельки дождевой воды, когда я нервно кручу ее в руке.
— Надеюсь, нет. — голос Аарона мягкий и низкий. — Но я не знаю. Не уверен в этом.
Может, он и не хочет этого признавать, но мне кажется именно так. И когда-нибудь, это будет ждать Кайла? За самоубийство? Это кажется неправильным.
— Ты же выступаешь в роли Жнеца и для самоубийц тоже? — Я проговариваю тихую молитву, надеясь, что он скажет «нет». Он должен сказать это.
