Истинная для суженого (СИ) - Воронецкая Лана

— Борис, даже среди животных есть лебеди, чья верность воспевается поэтами, или волки, например, — в голове возник образ Тарена.

Борис презрительно сморщился и рассмеялся:

— Волки! Лебеди! –он полез в телефон.

На экране как по волшебству появилась волчья стая и объяснения диктора:

— В фольклоре волки изображаются как жулики и мошенники, а в действительности эти животные ведут семейную жизнь, полную верности и любви. Волк очень трепетно и нежно относится к волчице, всячески ухаживает за самкой и разлучить их сможет только смерть. Волки – верные и преданные друг другу животные. Они делят на двоих все превратности хищной жизни, равно как и добычу. Волк ни за что не бросит свою подругу в беде. Волк – глава семьи! Всю добычу, принесенную в дом, он делит между волчицей, детенышами и пожилыми родственниками, поэтому сам зачастую остается голодным.

В голове усилилась ассоциация Тарена с образом волка –такой же хищный и опасный. Неужели ему можно доверить свою жизнь? Мне было интересно, как он ведет себя в отношениях. Борис никак не вписывался в мои ассоциации с образом волка. Он прервал мои размышления:

— Гугл в помощь, Дара. Смотри, что я нашел, — и он начал зачитывать:

«Моногамия в природе непопулярна, но все же существует – 5 процентов млекопитающих образуют длительные моногамные пары».

Он победно улыбнулся.

— Правда жизни, малыш. Всего 5 процентов! Ты зачастую витаешь в облаках. Но это ничего, я люблю тебя такой, какая ты есть. В нашей семье я буду отвечать за реальность.

Борис говорил правильные вещи. Я не стала возражать, но про себя подумала, что пока что его жизнь весит на волоске, и единственная реальность заключается в том, что без меня он просто погибнет.

Он дотянулся до меня и резко дернул, притянув к себе на колени. Другой рукой он допивал коктейль. Он весь горел.

— Борис, у тебя температура.

— Ерунда, — возразил он, наливая себе следующую порцию.

— Ты выпил и не чувствуешь, — возразила я и положила руку ему на лоб.

Он перехватил мою ладонь, отвел ее в сторону и полез ко мне с поцелуями. Я вяло отвечала. У меня не было настроения, и я кожей ощущала, как пылает тело Бориса.

Он потащил меня в спальню, раздевая по дороге и скидывая свою одежду. На кровати у него ничего не получилось. Он в растерянности выругался, откинулся на подушки и заснул. Я испытала облегчение. Эта реальность на кровати с моим будущим мужем была так далеко от моих загадочных снов, полных страсти и желания. Легкая волна возбуждения пробежалась внизу живота при одном воспоминании о них. Я мотнула головой, отгоняя наваждение.

Я осторожно встала и принесла градусник, измерила температуру у Бориса. Градусник показывал 41. Надо было срочно что-то предпринять. И я сделала то, что мне казалось единственно верным вариантом. Я прикрыла глаза и стала размеренно дышать, медитируя. Я видела, как шакти собиралась у моих рук. Я добавила усилий и стала сильнее тянуть ее из окружающего пространства. Она собиралась в облако, окутывая меня с Борисом густым туманом. Не знаю сколько это заняло времени, в окне занимался рассвет. Последнее, что я помню — я направила всю полученную энергию на Бориса, желая ему выздоровления и потеряла сознание.

Глава 18

Я горела изнутри. Это не были безопасные всполохи шакти, пламя пожирало меня. Горло пересохло, я не могла пошевелиться, даже приоткрыть глаза. Время остановилось, или я перестала его чувствовать. Наверное, это был ад.

Неожиданно пришло облегчение, жжение притупилось, и я опять провалилась в беспамятство. Потом вынырнула из вязкого омута пустоты и услышала слова Миры, как в реальности:

— Дара, я в ужасе, я боюсь его! Это он пришел вчера из зеркала.

Я резко обернулась и очутилась лицом к лицу с мужчиной моих кошмаров. Тарен пристально разглядывал меня. Я в ужасе уставилась в бездонные глаза, которые начали тлеть, постепенно разгораясь, разрастаясь в поле моего зрения, занимая все пространство –два красных уголька, прожигающие меня насквозь. В этом странном сне меня пронзило острое чувство дежавю. Он мягко коснулся моей ключицы. Желание затопило меня. Я слегка подалась навстречу. Мужчина нежно прикусил мое ушко, прошелся губами по шее и остановился на соске, а его пальцы проникли в меня. Я выгнулась от накатившей волны разрядки.

Затем опять последовал жар, прожигая меня насквозь, а за ним откат облегчения. Я едва могла разлепить ресницы. Сквозь них мне показалось, я вижу нити шакти, и передо мной возник образ мамы в светлой дымке. Я скучала по ней, но нам было трудно находить общий язык. Жаль, я не успею с ней попрощаться перед смертью. Пламя снова наступало. Не было больше сил терпеть.

Перед внутренним зрением появился смутный образ чудовища, который резко приобрел черты Тарена. Он затряс меня за плечи:

— Дара! Не сдавайся. Контроль! Дыши. Давай вместе, — и он стал отсчитывать, как при нашей медитации, — подумай о чем-нибудь приятном.

Мне так хотелось увидеть улыбку на его лице. Из последних сил я старалась следовать дыханием за его отсчетом. Был только его голос и мое дыхание. Не знаю, сколько прошло времени, я почувствовала себя лучше. В моем сне Тарен смотрел на меня и улыбался. Мне стало спокойно и уютно. Я поймала себя на том, что тоже улыбаюсь и смогла открыть глаза.

Ноздри приятно пощекотал смутно знакомый запах, доносившийся с кухни. Не может быть, я снова очутилась в детстве, когда по выходным папа готовил свои фирменные блинчики, а мама варила густой кисель. Ностальгия выдернула меня из постели, и я, как маленькая, босая и в ночнушке помчалась на кухню. Вот это сюрприз! Папа снимал со сковороды очередной блинчик, а мама сидела за столом с кружкой киселя!

— Мама, папа! –удивилась я.

— Дарочка, — забеспокоился папа, — зачем ты вскочила? Тебе было так плохо, лучше побольше лежать. Мы принесем завтрак в комнату. Надеюсь, у тебя проснулся аппетит? Мама сказала, что кризис миновал, и ты начала восстанавливаться.

Мама пристально меня осмотрела.

— Дара, дочка, здравствуй! –она подошла и обняла меня, — Все в порядке, можешь посидеть с нами. Потом пойдешь отдыхать.

— Что вы здесь делаете? Я ждала вас через пару дней. Вы же собирались провести рождество в Праге. Сегодня как раз день католического праздника, — озадаченно протянула я.

Теперь подошел папа и я очутилась в его теплых, надежных объятиях.

— Даринка, все никак не привыкну, что ты такая взрослая, — он чмокнул меня в макушку, — Ты не рада нас видеть?

— Конечно рада. Я вас ждала, — заулыбалась я, — Проснулась, словно в детство вернулась.

Папа подхватил:

— Прага безусловно несказанно красива на рождество, но вчера днем мама начала беспокоиться. И праздник был не в радость.

Я посмотрела на маму, она пожала плечами:

— Материнская интуиция. Я настояла на замене билетов, и рождество мы встретили на борту самолета.

— Не беспокойся, солнышко, — поспешил успокоить меня папа, — это был интересный опыт. Тем более, я все равно православный христианин и у меня еще будет возможность отпраздновать рождество немного позже.

— Мира дала нам твой адрес, — укоризненно произнесла мама.

— Я собиралась написать, но я ждала вас позже. И только вчера переехала к Борису, — попыталась оправдаться я.

Мама неодобрительно качнула головой, поймала папин предупреждающий взгляд и поджала губы. Как всегда, я могла рассчитывать на папину поддержку.

— Твой парень собирался на работу утром. Я не уверена, что он вообще заметил в каком состоянии ты находилась. Он пустил нас, а сам поспешил на выход с какими-то цветами, — пожаловалась мама.

— Полина, ты преувеличиваешь, — попытался смягчить папа.

Он поймал мой жалкий взгляд и приободрил:

— Не волнуйся, я строго настрого запретил ему выбрасывать твои цветы. Он торжественно пообещал отвезти их на вашу старую квартиру с Мирой.

Я подумала, что и Мире они тоже не нужны, но вслух не стала озвучивать.