Архив клана - Лев Пучков

Забегая вперед, рискну предположить, что Стёпа с Юрой получили примерно такие же объяснения, поскольку в последующем они проявляли осведомленность по сути вопроса только в интерпретации Ольшанского, то есть без всяких сомнений и, возможно, даже с какими-то утвердительными акцентами.

Итак, дело обстояло следующим образом. Сегодня спозаранку к Ольшанскому подъехал боевой и испытанный коллега и показал ему одну из камер наблюдения, некогда установленных в квартире нашего прокурора и похищенных в числе прочего полезного имущества два месяца назад.

Камера попала к доброму коллеге совершенно случайно. Он ведет дело об убийстве одного из высокопоставленных сотрудников правоохранительных органов. В рамках этого дела коллега «закрыл» двоих прож-женных «скокарей», которые, будучи на воле, не желали сотрудничать со следствием. При задержании сладкой парочки был произведен обыск места проживания, в результате чего нашли большое количество украденных у добропорядочных граждан ценных вещей. В числе прочего была обнаружена и вот эта камера. Взяли этих парней ещё неделю назад, но до просмотра записи с камеры коллега Ольшанского снизошел только вчера вечером – как-то всё недосуг было. Посмотрел, сразу узнал старого друга, запечатленного на записи, и утром его оповестил.

Вот, собственно, и всё. Ольшанский поговорил с коллегой, получил всю доступную информацию, и теперь мы едем общаться со свидетелями.

– То есть мы едем в СИЗО?

– Нет, мы едем в Бирюлёво…

Оказывается, собственно со «скокарями» пообщаться не получится, сегодня и завтра с ними работает какая-то особая комиссия, но это, по заявлению Ольшанского, и не обязательно. По камере они дали исчерпывающую информацию, и взять с них больше нечего. Эти ребята по наводке ограбили какой-то гараж, там был нехитрый тайник, в котором обнаружилось немало похищенных вещей – в том числе и камера.

Получается, что вор украл у вора. «Шестерки» – подручные «скокарей», присутствовавшие при «обносе» гаража, остались на воле, вот сейчас мы к ним и едем за дополнительной информацией и… проверкой некоторых докторских сомнений.

В двух словах сомнения доктора можно сформулировать следующим образом: «слишком своевременно».

Судите сами, позавчера вечером на нас напали, а сегодня утром Ольшанскому дали камеру, которая, вполне возможно, приведет к загадочному вору, работавшему по приказу генерала Коврова.

Назревает вполне закономерное подозрение: нас на этого вора элементарно наводят.

– Но вы же сами сказали, что гараж этот ограбили неделю назад, – проявил я наблюдательность. – То есть задолго до того, как произошло нападение. Значит…

– Ничего это не значит, – небрежно отмахнулся доктор. – Петрович тоже активно настаивает на этом факте. Вам, поручик, простительно, вы даже не новичок в таких делах, а так, сторонний наблюдатель… Но ему, гроссмейстеру, прощать такие странности нельзя.

– А в чём странность?

– Да во всём! Видите ли, эту камеру, очень вовремя всплывшую именно сегодня, её при желании можно задним числом внести в список награбленного по ЛЮБОМУ преступлению, совершенному в течение двух последних месяцев, где фигурирует хотя бы одна аналогичная камера. Охотно допускаю, что гараж этот подломили неделю назад, да хотя бы месяц или полтора, и «шестерки» в курсе, что среди вещей была камера наблюдения. Их, таких камер, может быть хоть миллион, украденных откуда угодно, но… вот именно сегодня утром всплывает та самая, что была в спальне у Петровича. Ну и как вам это нравится?

– Эмм… Гхм-кхм…

– Да ладно, поручик, не напрягайтесь, я не жду от вас немедленных ответов. Не буду распространяться далее, а просто попробуйте самостоятельно всё обдумать и ответить на ряд вопросов, закономерно вытекающих из этой «счастливой находки». И вот ещё, кстати: всего там было четыре камеры: в прихожей, спальне, гостиной, кухне… Разве не странно?

– Да, странно. У меня, например, никогда не возникало мысли установить в своей квартире камеры наблюдения. Петрович – реальный маньяк, если в каждое помещение закатал по камере…

– Да не в этом странность, поручик! Это уж как бог на душу положит, его дело, пусть себе ставит где хочет, но… где остальные три камеры?! Почему нашлась только одна, именно из спальни, на которой запечатлен Петрович, – то есть с записью, пригодной для опознания? Почему всплыло всё именно сегодня утром? Почему вор, с Юриных слов мастер, каких поискать, оставил на ней запись и вообще не уничтожил саму камеру? Почему нельзя пообщаться непосредственно со «скокарями» или не подождать пару дней, когда с ними закончит работать эта «особая комиссия»? С каких пор для Петровича это стало такой серьёзной препоной? Да за полдня выбил бы свиданку с самым страшным террористом, не то что с каким-то жалкими фуфлыжниками… В общем, поручик, я вижу много странностей в этом деле. И бог бы с ним, кабы это всё нас не касалось… Однако, увы, все эти нестыковки закономерно сливаются в одно неприятное и совсем неинтеллигентное слово – ПОДСТАВА…

Добравшись до безразмерного двора, в котором громоздились десятка полтора унылых хрущоб, мы остановились в сотне метров от въезда и стали чего-то выжидать на фоне загадочного радиомолчания. Посвящать нас в причины промедления никто не спешил, доктор стоически читал наладонник, и я тоже решил не проявлять любопытство.

Через несколько минут из «Кашкая» вышло нечесаное кудлатое существо в живописной рванине, с огромной клеенчатой сумкой через плечо и, опираясь на облезлую клюку, заковыляло в сторону двора.

– Да неужели? – Доктор ехидно хмыкнул. – И как это он соблаговолил потратить такую кучу времени на перевоплощение? Я уж думал, сразу бросится вприпрыжку, вереща от нетерпения…

Да, дорогие мои, если кто не в курсе, прошу любить и жаловать: это господин Ольшанский собственной персоной. Не удивляйтесь, наш старший советник юстиции порой выкидывает вот такие коленца, не в порядке маньячества или скуки ради, а исключительно для пользы дела. Посредством нехитрых манипуляций он может прикинуться бомжом, нищим, старушкой-процентщицей, да, по-моему, вообще кем угодно, то есть за считаные минуты перевоплощается так, что его не узнают даже близкие, если не будут заблаговременно поставлены в известность о готовящемся театральном действе.

Как только Петрович вошел во двор, Стёпа вызвал нас к головной машине и раздал задачи по вариантам:

– Если будет «грязно», работаем в режиме эвакуации. В этом случае все выдвигаемся на транспорте, мы первые, за нами с интервалом в двадцать метров – Спартак, за ним вы, почти впритык. Мы забираем Петровича, вы прикрываете. Если будут работать с крыш или с верхних этажей, быстро расшпиливаете «таблетку», берете АК. Если будет чисто, мы опять заезжаем первыми, вы за нами, чуть ближе, десять – пятнадцать метров, не выходите, страхуете. Спартак, встанешь у въезда, контроль за подступами. Да, не знаю как там с парковкой, вставайте так, чтобы не мешали нам выезжать. Вопросы?

Вопросов не было.

– Всё, по местам. Ждём команды.

Спустя немного времени Стёпа сообщил по рации:

– Вроде чисто. Но всё равно смотрите в оба. Поехали…

Когда въехали во двор, я слегка запаниковал.

Нет-нет, я вовсе не трус, но… Понимаете…

Доктор у нас товарищ на диво умный и проницательный, так что зря болтать не будет. И если уж он сказал «подстава», значит, скорее всего, так оно и есть на самом деле. Поэтому я нервно потел, поглаживая рукоять пистолета в расстёгнутой кобуре, крутил головой во все стороны и лихорадочно пытался читать обстановку.

Увы, получалось это из рук вон. Двор был огромный, и за исключением людей (рабочий день, однако) в нём было всего много. Много места, машин, подъездов, много крыш и открытых окон.

С окнами вообще была беда. Нет, я понимаю, что лето и жара, но открытых окон на верхних этажах было просто до неприличия много, и в каждом из них запросто можно было устроить пулемётное гнездо или усадить снайперскую пару!

В связи с этим ну и какое тут может быть «чисто»?!

Петрович ведь не Карлсон, за какие-то пять минут он чисто физически не в состоянии облететь все эти окна, проверить все крыши и убедиться, что здесь нигде нет засады. А если так, то мы зря оставили «таблетку» с автоматами у въезда. Это даже не тактический просчет, а натуральная преступная халатность. На мой взгляд, в обоих вариантах следовало прикрываться «таблеткой» и на всякий случай распахнуть корму: не бог весь какая защита, но всё же лучше, чем вообще ничего. Нет, я понимаю, что со стороны это смотрелось бы нелепо – людей тут немного, но достаточно, чтобы оценить такое представление или даже позвонить куда следует…

Однако в случае внезапного нападения у нас было бы гораздо больше шансов уцелеть.

Увы, операцией командовал не я, так что мне не оставалось ничего иного, кроме как стиснуть зубы и смириться со своей тяжкой долей.