Чаша судьбы - Алан Григорьев

довольствовался небольшой комнаткой, эльф пришёл в ужас и за ночь отгрохал целое крыло для Артура и его свиты. То, что свита будет состоять всего из одного рыцаря, Фиахна, конечно, не ожидал.

— Тебе понравятся твои покои, — он ждал похвалы: Элмерик видел это по глазам. — И, пожалуйста, давай на «ты». Мы же оба короли, как-никак. Не понимаю, отчего все смертные так любят «выкать»?

— Надеюсь, я не тут не заблужусь, — пробормотал ошеломлённый Риэган, но, увидев, как вытянулось лицо эльфа, тут же поправился. — Это восхитительно! Даже мой столичный замок уступает твоему.

Фиахна просиял от счастья:

— А хочешь, покажу тебе мой сад? И лесную гостиную? Она почти такая же, как была при дворе у моего брата Финварры, но я там ещё добавил кое-что от себя. Бьюсь об заклад: ты такой красоты никогда не видел!

Глаза эльфа светились гордостью, и Элмерик забеспокоился, что тот может вконец загонять Риэгана, наверняка очень уставшего с дороги. Ведь одними садом и гостиной дело вряд ли ограничится, как не ограничилось пятью башнями (сегодня утром Фиахна и его невидимые помощники брауни достроили седьмую).

— Может, после обеда? — робко подал голос бард.

Его заботу не оценили. Фиахна, нахмурившись, покачал головой, а король, казалось, лишь сейчас заметил присутствие барда.

— А, Элмерик! Иди вниз. Орсон тебе письмо привёз. Вроде из дома пишут…

Бард поспешно откланялся. Пусть эти особы королевской крови сами разбираются друг с другом. Он чуть ли не кубарем скатился обратно во двор и застал Орсона как раз выходящим из конюшни.

Друг с улыбкой сграбастал его в охапку и обнял так, что что-то хрустнуло в лопатках.

— Давненько не виделись, Рик!

— Да уж, с самой зимы…

Орсон сильно изменился. Не внешне, нет. От него теперь веяло небывалой уверенностью, и только взгляд светлых глаз по-прежнему остался наивным, как у телёнка.

— Ну, рассказывай, как у вас тут?

Элмерик со вздохом указал вверх на флаги, развевающиеся на башнях.

— Вот. Ох уж эти эльфы! Слушай, говорят, у тебя письмо для меня?

Орсон хлопнул себя широкой ладонью по лбу.

— Ой, и правда! Хорош же я: стою, болтовнёй тебя отвлекаю! Ты же, небось, прочитать его поскорее хочешь? — он достал из-за пазухи слегка помятый конверт с целой сургучной печатью и протянул его Элмерику. — Вот. Из самого Холмогорья.

Бард взял письмо, с удивлением понимая, что кончики пальцев слегка подрагивают и будто бы зудят от нетерпения.

— Мы ещё поболтаем, обещаю.

— Иди уже, — Орсон подтолкнул его в плечо.

И Элмерик не заставил просить себя дважды.

Добежав до своей комнаты («покоев оруженосца», как называл их Фиахна), бард первым делом заперся, чтобы его никто не побеспокоил. Он уселся за стол и, положив перед собой письмо, разгладил помятости. На сургучной печати был пропечатан герб Лавернов: арфа, увенчанная листьями ольхи. Отец говорил, что на одном из древних наречий Холмогорья их родовое имя Лаверн и означало «ольха».

Письмо из дома казалось тёплым на ощупь. Элмерик понюхал конверт, словно надеялся, что тот будет пахнуть булочками с корицей — их часто пекли по утрам. Но бумага пахла обычной бумагой.

Очень осторожно он поддел печать ножиком и развернул письмо, сразу же узнал почерк отца и с замиранием сердца вчитался в убористые строки:

Дорогой Элмерик!

Мы были рады получить от тебя весточку. Очень гордимся, что ты стал одним из Соколов, — это большая честь для всей нашей семьи.

Но ещё более радостным стало известие о твоей помолвке. Ты спрашиваешь моего отеческого благословения, и я с радостью даю его. Надеюсь, летом ты привезёшь свою невесту к нам в гости — все мы мечтаем познакомиться с милой Брендалин, которую уже полюбили по твоим описаниям. Думаю, было бы разумно справить свадьбу по осени у нас в Холмогорье, если, конечно, родственники невесты не станут возражать.

У нас с Мэрилинн тоже есть новость: через день после минувшего Ноля у тебя появились брат и сестра. Их зовут Вилберри и Эллерина. Думаю, не нужно объяснять, почему мы выбрали эти имена. Мэрилинн едва не умерла в родах и всё ещё очень слаба, но уже начала понемногу выходить в сад. Весна у нас в этом году ранняя…

Знаю, ты был против нашей с ней свадьбы, но Мэрилинн на тебя не в обиде. Она говорит, что любит тебя и передаёт наилучшие пожелания вам с Брендалин. Приезжайте познакомиться с малышами — они растут не по дням, а по часам.

Хочется узнать, каким ты стал, сынок. Боюсь, вдруг ещё немного — и я не узнаю тебя при встрече… Мы не всегда понимали друг друга, и я, наверное, был не лучшим отцом, но мне бы хотелось, чтобы мы снова стали семьёй, собирались за одним столом, говорили, пели, и чтобы не держали зла друг на друга. Я давно простил тебя, Элмерик, и надеюсь, что ты сможешь простить меня тоже.

Твой любящий отец,

Энгус Лаверн

Отложив письмо, бард зарылся пальцами в волосы. Губы дрожали, ему вдруг стало невыносимо стыдно — и вовсе не оттого, что придётся написать отцу, что никакой свадьбы не будет. Стало немного печально, что жизнь в Холмогорье продолжалась и без него. Элмерик почему-то привык думать, что дома ничего не меняется, и только сейчас понял, что всё стало другим. И в то время, когда отцу была нужна его помощь, непутёвый сын бегал по всем Объединённым Королевствам, лелея свою глупую обиду.

Ему вдруг захотелось бросить всё — друзей, Соколов, учёбу — и рвануть домой: взглянуть на братика и сестричку, помириться с мачехой, обнять отца. Каким же глупцом он был раньше! И сейчас, признаться, не лучше: ведь и дураку должно быть ясно, что до Летней Битвы ехать нельзя. А вот потом… да, надо будет