Призвание – опер - Вячеслав Жуков

Сначала он хотел позвонить браткам, справиться по поводу этой «шахи», но тут же раздумал. Не стоит пороть горячку. Еще неправильно поймут его. Да и с какой стати они будут следить за ним?

И на ментов это не похоже. Нигде он не засвечивался, никуда не лез. Да и Туманов дал бы знать. Непонятка какая-то, а на душе скверно, неспокойно.

Всякий раз на встречу с капитаном Тумановым Верзила добирался общественным транспортом, оставляя свою машину на стоянке. Так меньше подозрений.

Автобус. Метро. Если будет хвост, то проще его обнаружить. Но пока бог миловал от всех неприятностей с братвой. Человек он общительный и порой нужную информацию выпытывал через кого-то, предпочитая самому не влезать в гущу событий.

– Ладно. Поживем еще, – сказал себе Верзила, глянув в окно на подозрительную «шестеру» и выпив стакан водки.

Странно, но он не захмелел. Более того, состояние было такое, будто что-то тяжелое навалилось на него сверху и гнет, давит к полу.

«Что за хренотень? Надо на пару недель к морю сгонять. Здоровье поправить», – подумал он и, опять глянув в окно, увидел серую «девятку» Шныря. Удивило появление того в их дворе. Раньше не приезжал.

«К кому это он?» – заинтересовался Верзила, продолжая наблюдать.

А Шнырь вдруг остановился возле «шахи» и, чуть опустив стекло, что-то сказал тому, кто сидел за рулем темно-зеленой легковушки. Потом круто развернувшись, уехал, оставив после себя небольшое облако пыли.

Верзила погрустнел. Значит, все-таки братки пасут его. А может, эта «шестерка» здесь не по его душу? Сидит в ней такой же мальчик на побегушках, как Шнырь. Шныряет везде, где надо и не надо. Он пытался себя успокоить. Потом зашел в комнату, где на диване лежала больная мать, присел рядом на краешек, поправив ей подушку.

– Мама, сегодня я должен встретиться с одним человеком. В восемь вечера в кафе «Весна». Он из милиции. Федор Туманов. Но если что… – голос у Верзилы дрогнул. Он посмотрел на бледное, изнуренное болезнью лицо матери и отвернулся к окну. – Ну, в общем, если со мной что-то произойдет, позвони ему по этому телефону, – на бумажке он записал номер. – Разговаривай только с ним, – предупредил он, собираясь выйти из комнаты матери, чтобы та не расплакалась.

– Витечка, сынок, что ты такое говоришь? – испуганно спросила мать, но Верзила не ответил, вышел. Не хотел, чтобы мать расстроилась.

Ему всегда казалось, что жизнь у блатных не может быть долгой. Слишком уж они похожи на разменные фигуры на шахматной доске жизни. И только о своей собственной предпочитал не думать. Но теперь предчувствие близкой смерти не покидало его. И от этого захотелось сделать что-то хорошее. Из тайника, под днищем гардероба, он достал коричневый потертый «дипломат», в котором хранил все свои сбережения. Немного, конечно. Тысяч тридцать «зеленью». Сейчас ему захотелось взять все эти доллары и рассовать по карманам всем нищим, которые попадутся на пути. Пусть помнят его доброту.

Но он глянул на больную мать, вспомнил про сестру, ютящуюся с детьми в коммуналке, и поставил «дипломат» на видное место, чтобы матери было легко его обнаружить.

Звонок по мобильнику заставил Верзилу вздрогнуть. Кто бы это мог быть? Ведь с Тумановым о встрече они уже договорились. Неужели капитан решил дать отбой? А никто другой в последние несколько дней ему на мобильник не звонил.

Он узнал голос Ленчика Пузо. Вместо приветствия пузатый спросил:

– Слушай, Витек, ты сегодня вечером не занят?

Верзила глянул на часы. До встречи с Тумановым оставалось ровно два часа. Что сказать пузатому, чтоб тот отвязался побыстрей?

– Нет, не занят, – соврал Верзила и тут же решил выпытать, с чего это он понадобился: – А чего ты хотел?

– Потолковать надо. А ты, я смотрю, уже и не хочешь встретиться со старым корешем? – вкрадчиво спросил Пузо.

– Не то говоришь, Ленчик. Я корешам всегда рад. Особенно таким.

Верзила про себя обматерил пузатого Ленчика. Как не ко времени он забивает стрелку. Но и отказать нельзя. Обидится, а он хоть и сволочь, но под известным вором ходит. И Верзила предложил:

– А может, сейчас потолкуем? Мне как раз делать нечего. У меня мать приболела… Пока спит, могли бы встретиться, потолковать… Ты сам-то где сейчас?

Пузо молчал, но недолго. Как понял Верзила, он с кем-то советуется, как лучше поступить. И вот наконец сказал уже повеселевшим голосом:

– Ну, если ты так хочешь… Только знаешь что, я светиться у тебя под окнами не хочу. Давай минут через пятнадцать подгребай за гаражи, где в прошлый раз водку пили. Не забыл?

Место это было совсем не подходящее для серьезного разговора. Раньше там был пустырь со сточной канавой, из которой вечно перло канализацией. Потом часть пустыря заняли под металлические гаражи. А на оставшейся территории местные собаководы устроили выгул для своих питомцев. Но канава так и осталась и воняла на всю округу.

Недели две назад Пузо приезжал в эти гаражи к одному умельцу по иномаркам, и, пока тот заглянул в мотор его «мерса», они с Верзилой осушили пару пузырей кристалловской.

– Лады. Через пятнадцать минут я буду за гаражами, – пообещал Верзила.

– Я сейчас выезжаю, – в свою очередь тоже пообещал пузатый Ленчик.

Верзила сидел на доске с набитыми на нее перекладинами, по которым местные моськи карабкаются на сооружение, похожее на детскую горку. Он нарочно пришел пораньше, чтобы осмотреться. И успел выкурить сигарету, прежде чем приехал Пузо. Его краснощекая морда едва умещалась в боковое окно, откуда он высунулся и сказал:

– Рад тебя видеть, Витек. – Потом вылез, подошел, обнял Верзилу.

Эту процедуру приветствия Верзила ненавидел больше всего. Никогда раньше уважающие себя братки не здоровались так. А теперь стали слюнявить друг друга на манер заокеанских мафиози. Объятие и поцелуй. Тьфу ты! Как бабы. Но соблюдать этот ритуал Верзиле приходилось. И на этот раз тоже. Обнял Ленчика.

– И я рад, – сказал Верзила, чувствуя в душе отвращение к толстому ублюдку. – Ты хотел перетереть. О чем базар?

Пузо хмыкнул. По своей натуре он был человеком медлительным. Спешки, особенно в делах, не терпел. Посмотрел на Верзилу с недовольством.

– Торопишься, Витек? Эх, Витек, Витек. Жизнь-то одна. Зачем укорачивать ее? Зачем торопиться? Все – пустая суета и больше ничего.

Эти слова скрывали какой-то намек. И Верзила сразу понял. Но решил поиграть в непонятку. Сказал:

– Да никуда я не тороплюсь. С чего ты взял? Просто мать у меня болеет. Приглядывать за ней надо. Сердце у нее шалит. Вот я к чему.

– А сестра твоя? – Пузо навел свои неприятные глаза на Верзилу, ожидая, что тот ответит.

У Верзилы сердце защемило. Почему Пузо заговорил про сестру? Он увидел еще двоих приехавших с Ленчиком. Они сидели в «мерсе», словно дожидаясь какого-то особого знака от Пузо. Вот Ленчик обернулся, и эти двое не торопясь вылезли из машины. Подошли, слегка кивнув Верзиле. Но на заднем сиденье остался еще кто-то.

«Может, телка?» – Верзила не мог разглядеть. В боковом кармане его пиджака лежал готовый к стрельбе «ТТ». Но это уж на крайний случай. Хотя вот так убить Пузо, значит, подписаться на смерть.

– А при чем здесь сестра? – с открытой неприязнью в голосе спросил Верзила, понимая, что разговор принимает неприятный оттенок. Но, видно, на это был настроен Пузо. Рассердить Верзилу.

– Сестра живет от нас отдельно. У нее своя семья.

Пузо закурил, обдав Верзилу дымком дорогой сигары. Любил форс. И даже в куреве соблюдал его. Тянуло ко всему заокеанскому.

– Вот и я говорю, семья для хорошей бабы – это все. И потерять ее нелегко, – философски заметил Пузо, не отводя от Верзилы глаз.

А Верзила уже понял, к чему весь этот гнилой базар, хотя по-прежнему прикидывался бестолковым. Вел свою игру.

– Это ты к чему, Пузо? Не конкретно выражаешься.

Теперь уже Пузо не скрывал, что был настроен на жесткий разговор. И сказал без всяких намеков:

– Ну, можно и конкретно. Если хошь. Верзила, корешок! У нас есть подозрения, что ты спутался с ментами и сдаешь наших пацанов.

Чего стоило Верзиле, чтобы ни один мускул не дрогнул на лице при этих словах авторитета, обвиняющего его в предательстве. И он сказал ледяным тоном:

– Ты знаешь, что за такое обвинение бывает? Порожняк гонишь.

Теперь Пузо заговорил на удивление спокойно, не допуская в голосе и малейшей грубости:

– Я, Витек, всегда отвечаю за свои слова. Я не пацан. И сколько угодно готов ответить и перед кем угодно. А ты?.. – Он прищурился.

– И я, – сказал Верзила, но голос немного дрогнул. «Суки! Неужели они в курсах про Туманова? Но как узнали? Откуда?»