Посмотри на меня - Нина Иливицкая

Множество молодых и не очень молодых людей заглядывали сегодня в Никины глаза, касались ее руки и талии — в танце, во время беседы. Рано или поздно каждого из них уносил от нее водоворот праздника. И каждый ловил себя на том, что непроизвольно следит за золотистым лучом, скользящим по залу, саду, веранде… Но один из них удерживался, как его ни оттесняли, с начала до конца вечера. Он молчаливо ждал, пока Ника поговорит, посмеется, потанцует с другими, и, оборачиваясь, она неизменно натыкалась на его зачарованный взгляд. Это был голубоглазый блондин по имени Скотт — брат Эйлин, которую Ника сразу вычислила по имени и по глазам, пронзающим ее и Рея невидимыми рапирами. Ника уже знала, что отец Скотта, Ричард Стенли, так же богат и влиятелен, как Джон Гилфорд. Что они с Реем росли вместе. Что мама назвала его Скоттом в честь Фитцжеральда — «правда, я похож на него?». Что у него есть роскошная яхта и они с ребятами собираются «недельку оттянуться», поплавать вдоль побережья. А не согласится ли она составить им компанию? Рей, конечно, будет не против — «старина Рей все сделает, чего я ни попрошу, мы же приятели». И так далее. Ника слушала, кивала, знакомилась с «ребятами», постоянной компанией Скотта, которые относились к нему с добродушной снисходительностью. В конце концов девушка просто перестала замечать своего поклонника, привыкнув к его присутствию, как к неизбежному фону. Скотта это, похоже, устраивало.

Где-то в середине вечера — уже стемнело, и Ника наслаждалась относительной прохладой, прогуливаясь по саду в обществе нескольких девушек и молодых людей, веселых друзей Скотта, — Рей подвел к ней запоздавшего гостя.

— Познакомьтесь, Вики, это — Пол Дени.

Невысокий широкоплечий человек с темно-русыми волосами, усами и обрамляющей лицо короткой бородкой почтительно и долго целовал Нике руку. Когда он поднял голову, заглянул ей в лицо серыми, в густых ресницах глазами и начал говорить низким, немножко в нос голосом, Ника почувствовала себя странно взволнованной. Запах его одеколона был, пожалуй, чересчур сильным и смешивался с запахом дорогих сигар, которые он беспрестанно курил. Взгляд был слишком настойчивым, а интонации возмутительно интимными, но Ника почувствовала, что, независимо от желания, ее женская сущность откликается на его мужскую. Она сдержанно сказала художнику несколько комплиментов, дескать, его картины произвели на нее впечатление, и дала понять, что собирается вновь присоединиться к прежней, нетерпеливо дожидающейся компании.

— Я напишу ваш портрет, — пообещал Дени, снова поцеловал ей руку и отошел. Она отчего-то долго еще ощущала на своей руке прикосновение его губ.

Рей, наблюдавший за Викторией-Никой весь вечер, испытывал сложные чувства: он гордился успехом девушки и негодовал из-за ее почти демонстративного равнодушия к нему. Она, бесспорно, блистала. Ее сияющая красота, изысканный и очаровательный наряд, безупречное знание этикета, умение держаться с достоинством сочетались с непосредственностью и свежестью юности. И она чудесно танцевала. Но ему достался только один танец, во время которого она не смотрела ему в лицо.

Похоже, все были от нее в восторге. Даже уязвленный в своих отцовских чувствах Ричард Стенли не сводил с нее восхищенного взгляда и украдкой поощрительно подмигивал Рею. Что было особенно ценно — она обаяла и женщин, за исключением Эйлин, разумеется. Эйлин походила на белую кобру, вставшую на хвост. Для каждого его невеста находила слова, улыбку, особый, только ему предназначенный взгляд, говоривший: «Вы ведь свой, правда?» Для каждого, кроме Рея. Почему?!

Рей, игнорируя насмешливый взгляд Эйлин, делал вид, что так и задумано. Неторопливо попивая виски, он стоял в стороне с самоуверенным и заговорщическим видом устроителя удачной демонстрации. Но когда змея-Эйлин прошла мимо, со смешком бросив: «Похоже, твоя «добрая знакомая» тобой не слишком интересуется», это переполнило чашу его терпения.

Улучив момент, когда Вика-Ника, вернувшаяся с новыми приятелями в дом, зашла в туалетную комнату «почистить перышки», он дождался, пока она выйдет, взял ее за руку и нежно произнес:

— Не хотите ли немного освежиться, дорогая?

Его рука сжала ее тонкое запястье немного сильнее, чем следовало, и девушка поморщилась, но тут же в ответ на его старательную — для гостей — улыбку улыбнулась тоже. Они вышли на темную террасу, подсвеченную цветными фонариками. Ночь была восхитительной.

— И правда! — примирительно сказала Ника. — Здесь чудесно.

— Только я не чудесен, не так ли? — За иронией скрывалось напряжение.

— Не лицемерьте! — Ника тоже оставила притворство. — Вы же уверены в своей неотразимости!

— Вы-то, по крайней мере, уверены в обратном. Вы милы со всеми, а я, похоже, вызываю у вас отвращение. В чем дело, Виктория? Чем я провинился? Ведь вчера и сегодня утром нам было так хорошо… Вы были простой и милой, а я считал себя счастливейшим из людей!

В голосе Рея была горечь, и Ника дрогнула. Действительно, чем виноват перед ней этот красавчик? Только тем, что он не Кешка… Нет, это она, Ника, во всем виновата — затеяла глупую кутерьму, втянула в нее кучу людей, а теперь — на попятную. Она должна довести дело до конца! Ради мамы и папы.

Девушка дотронулась до напряженной руки Рея, слегка пожала ее и покаянно промолвила:

— Простите меня… Я, наверное, немного боюсь вас. Поймите, я, конечно, сама решилась на это, но не думала, что будет так трудно — оказаться в чужой стране, за день стать невестой чужого человека и этим как бы отдать себя в его власть…

— Вы думаете, что я могу злоупотребить ситуацией? Не бойтесь, я вас не обижу… — Вопреки сказанному, Рей вдруг ощутил, что девушка действительно в его власти, ведь именно для этого она сюда и приехала! Так зачем же она его дразнит?!

А ночь делала свое дело. Ее манящая темнота, пряные запахи, интимные шорохи сада, где шла своя, тайная жизнь… Приглушенная музыка доносилась, казалось, откуда-то из другого мира…

Рей решительно и даже грубовато обнял Нику, и она не сопротивлялась. Закрыв глаза, девушка вдыхала аромат ночи и отдавалась блаженству поцелуев… Это Кешкины горячие губы ласкают ее нежный рот — ямочки в уголках, верхнюю лукаво изогнутую губку, нижнюю — дольку мандарина, раскрывают их… Ника застонала, а настойчивые руки мужчины, помогая губам, принялись ласкать ее тело: нежно и твердо гладили обнаженную спину, замирали на ягодицах, сжимали бедра. Но вот они, отогнув золотые лепестки, обнажили ее груди, и теперь уже губы поспешили им на помощь. Никин рот вновь был свободен, и она хотела шепнуть имя любимого, но, опомнившись, открыла глаза. Она так резко отшатнулась, поспешно поправляя платье, что чуть не упала. Рей успел удержать ее, обхватив за талию: