Евразийство между империей и модерном - Сергей Глебов

Тем более парадоксально, что в своей статье Трубецкой признает, что существуют некие языковые группы, в которых языки, генетически не связанные между собой, приобретают общие характеристики в процессе исторического сосуществования. Так, балканские языки, такие как болгарский, греческий, сербский и албанский, не будучи прямыми родственниками, выработали общие признаки в силу своего исторического сосуществования. Причем для Трубецкого было неприемлемо понятие субстрата, которым широко пользовался еще один теоретик языковых союзов – датский ученый Санфельд13. Таким образом, отрицая возможность скрещивания или слияния культур, Трубецкой утверждал возможность такого их сосуществования, когда некоторые признаки становятся общими. Теория конвергенции, применявшаяся евразийцами для описания ситуации внутри Евразии, была связана у Трубецкого, прежде всего, с немецкой традицией исследования диффузии культурных признаков. С работами Л.С. Берга, посвященными эволюции посредством конвергенции, Трубецкой познакомился относительно поздно, при посредстве П.Н. Савицкого, более внимательно следившего за советскими публикациями.

Разумеется, в центре проблематики языкового союза была Евразия – прототип языковой группы, языковой союз perse, Российская империя, необходимость доказать единство которой и вызвала к жизни теории языковых союзов. Под влиянием географических работ Савицкого, о которых речь пойдет ниже, подробно описал евразийский языковой союз Якобсон. По Якобсону, сам подход евразийцев, который сместил фокус с характеристик генетических и унаследованных к характеристикам приобретенным, был связан с грандиозной сменой научной парадигмы. Якобсон считал, что замена касты классом, а генетически определяемой народности – принципом самоопределения является демонстрацией этой новой парадигмы в социальных науках14. Используя терминологию современных исследований национализма, можно говорить о противопоставлении Якобсоном примордиалистского и конструктивистского подходов, причем выбор автора был явно в пользу последнего15. Якобсон с очевидной симпатией говорит о планах немецкого лингвиста Вальтера Порцига написать синтаксис «языка Запада» – Sprache des Abendlandes.

Для Якобсона философским основанием такой смены ориентиров, перехода от генетической к «функциональной» модели языкознания являлось понятие цели и целеустремленности. Главным вопросом в науке он считал «куда?» – вопрос, который однозначно сменил извечный вопрос науки XIX века – «откуда?». «Цель, – писал Якобсон, – эта золушка идеологии недавнего прошлого, постепенно и повсеместно реабилитируется»16. Такая футуристическая наука, замешенная на гегелевском понимании диалектики и развертывания во времени, согласно принципу Gesetzmässigkeit (закономерности) должна была с необходимостью быть синтетической. Якобсон утверждал, что для выявления проблематики языковых союзов необходимо прибегнуть к «методу увязки», «уловить сопряженность разноплановых явлений». Такой метод, состоявший в системном сопоставлении данных различных наук с целью выявления границ и характеристик Евразии, был навеян работами Савицкого в области географии. Этот метод в конечном итоге стал фирменным рецептом евразийской школы мысли.

Среди фонологических признаков евразийских языков Якобсон, прежде всего, выделял такие характеристики, как мягкостная корреляция согласных и отсутствие политонии. Вывод Якобсона был однозначен: «Состав фонологических корреляций в языках евразийского союза характеризуется сочетанием двух признаков: i. монотония, 2. тембровые различия согласных, проявляющиеся, за вычетом кавказской периферии Евразии, в виде мягкостной корреляции». Каковы бы ни были точные границы этих признаков, для автора было очевидно, что на их основании можно выделить особый языковой мир, не знающий политонии, но использующий мягкость согласных, причем удивительным образом этот мир звуковых закономерностей совпадает с описанным Савицким миром географических закономерностей и с воссозданным усилиями евразийцев историко-культурным миром Евразии. История возникновения этого языкового союза иллюстрировалась Якобсоном очень характерным образом – на примере исчезновения мягких согласных в чешском языке в результате преобладающего влияния немецких говоров. В своей работе Якобсон приводит в качестве примера восклицание Яна Гуса (любимца славянофилов!), упрекающего чехов в онемечивании и утрате мягкого «л»17. Тем не менее Якобсон признавал текучесть границ языкового союза и отдавал себе отчет в невозможности проведения линий водораздела, которые четко отделили бы «Евразию» от «Европы».

Отметим, что исследование Якобсоном фонологических характеристик евразийских языков было напрямую связано с проблематикой российского многонационального государства. Речь идет в данном случае не только о том, что Якобсон использовал данные о метисации языков национальных меньшинств или адаптации русских говоров в Сибири под влиянием местных языков. Якобсон широко использовал советскую языковедческую литературу, писавшуюся отчасти и теми лингвистами, которые принимали активное участие в процессах нациестроительства в СССР. Так, в частности, Якобсон активно ссылается на исследования финноведа Д. Бубриха, данные которого играли такую важную роль в принятии советскими властями решения о замене финского языка на карельский в учебных заведениях Советской Карелии. Пожалуй, лишь эмигрантское положение Якобсона, закрывшего себе путь в СССР статьей на смерть Маяковского, предотвратило его собственное участие в этих процессах.

Существенное влияние на позицию Якобсона в вопросе о языковом союзе оказали работы такого ученого, как Д.К. Зеленин, который описал систему табу у народов Евразии и обнаружил единообразие словесных запретов среди различных этнических групп. Как замечал Якобсон, Зеленин «устанавливает общеевразийские черты отношения говорящих к слову». Якобсон цитирует A.C. Селищева, А.П. Георгиевского, В.Н. Баушева, а также указывает на работы В. Шмидта, австрийского этнографа и теоретика антропологии, автора упомянутой выше теории Kulturkreisen, как на один из источников «географической фонологии». Впрочем, Якобсон подчеркивал ограниченность работ Шмидта, связывая ее с европоцентризмом австрийского ученого, не сумевшего избежать построения оценочной шкалы: Шмидт объяснял специфические языковые характеристики «бедностью» той или иной культуры.

Империя пространства: месторазвитие и системная география

Самым известным элементом евразийства является его географическая концепция, безусловным автором которой был Петр Николаевич Савицкий18. Географические идеи Савицкого не только дали название всему движению (Савицкому также принадлежит приоритет в использовании термина «Евразия» в смысле особого «российского мира») и сформировали контекст для развития других элементов евразийства. Савицкий, как никто другой, способствовал применению «структурального» метода в различных дисциплинах, которыми занимались евразийцы, стимулировав мысль Якобсона, недаром вспоминавшего о нем как об «основателе структуральной географии». Его влияние на формирование взглядов Якобсона и Трубецкого до сих пор практически не оценено, как не оценена и его роль в истории структурализма. В силу этого широкой публике остались неизвестны такие источники структуралистской мысли (транслированные Савицким от Якобсона к Леви-Строссу), как работы почвоведа В.В. Докучаева.

Географическая концепция Савицкого впервые появилась в печати в его рецензии на книгу Трубецкого «Европа и человечество»19. Именно в этой рецензии Савицкий сформулировал основные положения географически детерминированного евразийства. Отвечая на призыв Трубецкого эмансипировать колонизованные европейской культурой страны, Савицкий задался вопросом о том, «не возникли ли условия для эмансипации конкретной культуры». Он считал, что противопоставление Трубецким Европы и человечества «есть звук пустой», но за идеями Трубецкого стоит конкретная реальность, и эта реальность – противопоставление Европы и России. Отметив географические сложности, связанные с «районированием» Европы и России, Савицкий заявил, что в «чисто географическом смысле Россия в границах 1914 г. (sic! – С.Г.)…представляет собой своеобразный мир – отличный и от Европы (как совокупности стран, лежащих к Западу от Пулковского меридиана), и от Азии…». По мнению Савицкого, это

наиболее континентальный мир из всех географических миров, того же пространственного масштаба, которые можно было бы выкроить на материках земного шара. Основным топографическим элементом России, как географического целого, являются три равнины: основная российская (ее можно именовать Беломорско-Кавказской), Сибирская и Туркестанская… образующие, благодаря незначительности пределов, их отделяющих друг от друга… единое, во многих отношениях, равнинное пространство.