В Иродовой Бездне. Книга 3 - Юрий Грачёв

Вечерами, закончив работу, он особенно просил своего Небесного Отца дать ему мудрости, как ему общаться с этими людьми воровского мира. Большинство из них его скоро поняли, перестали угрожать, перестали шуметь в амбулатории и вынуждать его, чтобы он во что бы то ни стало дал освобождение от работы. Но были все же и такие, которые никак не хотели или даже не могли понять те добрые слова, с которыми к ним обращался Лева. Тогда Лева вызывал санитарку и говорил ей: «Иди, мой пол». Это было условное обозначение. Она шла на вахту и говорила, что в амбулатории бушуют. Приходили надзиратели, успокаивали и уводили мешавших приему.

Наступала зима. Снега, морозы. Незаметно подошел Новый год. По обыкновению, как и дома в лучшие годы, Лева встретил его в двенадцать часов в молитве перед Богом. Он благодарил Его, что Он удостоил его весь 1935 год быть узником ради имени Его. Он благодарил за Его искупительную жертву.

Молясь, он особенно ощущал великое значение крови Христа, которая омывала всякий грех и освобождала от той пыли, грязи, которая ложилась на душу в той обстановке, в которой жил Лева. Молитвенно встречая наступающий год, он не просил свободы себе, он понимал, что настало время, когда все желающие жить благочестиво, во Христе, будут гонимы. Он просил сил пройти наступающий год так, чтобы он не был бесполезен и чтобы в нем Леве удалось принести наибольшую пользу больным, страдающим людям.

Он аккуратно переписывался с мамой и в первые дни нового года написал домой большое письмо.

Приводим его целиком.

«4 янв. 1936 г. Темиртау.

Мир Вам! Дорогие, любимые, всегда верные мама и папа!

Приветствую Вас в новом 1936 году той новой жизнью, которая дана нам от Него, чтобы нам быть всегда новою тварью, ибо древнее прошло, теперь все новое. Не знаю, находится ли папа у вас или уже уехал, я пишу письмо вам обоим.

Вот прошел год. Не знаю, много ли хорошего было в нем у Вас, но я доволен и благодарю Бога за все благословения, которыми он посещал меня. Конечно, лучше было бы этот год учиться в институте и быть нам всем вместе, но, видимо, в Его очах это не лучше, и Он дал другое. Этот год заключения прошел, но стремления, надежды те же.

Кажется, безнадежно мечтать об учебе, о жизни творчества, научной деятельности, но — «надежда юношей питает, отраду старцам подает». Хотя у нас нет никаких возможностей, но нет оснований сомневаться, ибо с нами Он, для Которого нет ничего невозможного.

Лучшими часами в прошлом году были, когда я размышлял об истине и разрабатывал те или иные улучшения в лечебном деле. Возможностей мало, но я более познакомился с внутренними болезнями и различными видами дезинфекции. Были недочеты, верю, что Искупитель мой жив и Он делает снега белее. Ласки жизни хуже для меня, нежели ее удары. Как хочется быть в этом году победителем над собой, владеть своим временем, чтобы ни одна минута не была прожита даром.

Чтобы все было использовано для учения, для труда. Прошу продолжать молиться обо мне. Он верен.

Погода у нас изменчивая: ветер с севера, а с ним мороз и холод сибирский, ветер с юга, и с ним потепление, буран, вьюга. Вообще же морозных дней было сравнительно мало, я их не чувствовал почти, находясь больше в помещении. Не мерзнете ли вы в доме? Хорошо ли греет отремонтированная при мне печка, не требует ли она ремонта опять? Как твое здоровье, дорогая мама? Осень, как вы писали, занимались заготовками, хотелось бы пожелать, чтобы в этом году у тебя, мама, было больше ясных дней общения с семейными и была радость, к которой мы призваны. Обо мне печалиться не следует, я думаю, что ты уже привыкла к непогоде и легко перенесешь, если еще встретятся пасмурные дни.

Очень благодарю тебя за твои дорогие письма. В минуты, когда вспоминаю волю, просматриваю их и особенно ценю твою любовь, благодаря нашего доброго Пастыря, что Он дал мне такую маму и такого папу.

Как поживает Лиля? Все так же рано встает, поздно приходит? Как хорошо, что вы можете быть покойными за нее, когда она будет учиться. Как живет Леля? Может быть, ей неудобно, что я, отверженный, спрашиваю о ней? «Средь мира дольного, для сердца вольного есть два пути: взвесь силу гордую, взвесь волю твердую, каким идти». Привет Ване с пожеланием стахановских успехов в учении, павловских в жизни и иоанновских в поведении. Что делает Сима?

Дорогой папа, следя по письмам за твоей болезнью и читая, что состояние твое идет на улучшение, надеюсь, что ты опять в труде, хотя, может быть, в твои годы нужен покой. Не знаю, как сложится дальнейшее, увидимся ли мы когда на земле или нет? Будем верить, что Он строит нашу жизнь по наилучшему плану и приведет нас к желаемой пристани. Работаю так же, в свободные минуты сижу за книгами, сейчас изучаю анатомию по ценной книге; большое спасибо, что прислали ее. Мне ничего не нужно, физически здоров. Все хорошо, дух спокоен.

Главное же чистота, чистота во всем. При ней будет бодрость и радость, — это я познал из своего жизненного опыта.

Привет всем близким, дяде Пете. Как он?

Крепко целую. Любящий вас, ваш для Него в надежде Лева».

Однажды к Леве пришел знакомый из УРЧ и сказал, что хочет сообщить ему важную новость. Он наклонился к уху Левы и сказал:

— Вас переводят в самую дальнюю, в самую штрафную колонну.

— Как, почему? — спросил Лева.

— Ничего не знаю, — ответил знакомый и ушел. Тревога охватила душу Левы. Он про себя молился:

— Господи, почему, за что?

А какой-то внутренний голос как бы говорил ему:

— Ты не спрашивай «за что», а поразмысли — для чего. Добрый Пастырь поведет тебя туда, где ты нужен.

Глава 15. На дне

«Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною».

Пс. 22, 4

Многие и многие жалели о том, что Лева уезжает. Прибежал знакомый журналист, тоже из заключенных. Он не раз приходил к Леве и беседовал с ним. Журналист протянул ему тетрадь.

— Это я вам дарю, прочтите, что я написал.

Лева открыл первую страницу тетради и прочел:

«Забросив этот медицинский дневник, Вы, Лева, совершите преступление против себя, как медработника — способного и предприимчивого. Дневник — это не просто учет вашей работы, но и обобщение ее. Учтите это и найдите силу вести его систематически и настойчиво.

Двойное преступление будет, если Вы его не начнете совсем. Такая опасность не без основания закрадывается, наблюдая Вас.

Лакунин».

Лева от души поблагодарил журналиста, который здесь работал шахтером, но продолжал бороться за всякую литературную запись. Этот подарок представлял большую ценность, так как с бумагой было очень трудно.

— Я давно хотел делать записи и анализировать свою работу, — сказал Лева. — Я собираю все амбулаторные журналы, карточки больных, и надеюсь в будущем сделать из этого полезные выводы.

— Вот-вот, это хорошо, — сказал журналист, — работайте, записывайте и собирайте каждую бумажку.

Приехал начальник санчасти с новым фельдшером, которому нужно было сдать амбулаторию и стационар.

— Вы, наверное, испугались, Смирнский, что вас направляют в штрафную колонну? — спросил начальник санчасти, поглаживая свою седую, коротко остриженную голову и испытующе поглядывая на Леву.

— Испугался не испугался, — ответил Лева, — как говорится, не первый снег на голову, но все-таки странно: за что? Работал я здесь добросовестно, все силы вкладывал.

— Вот за это-то и попадаешь туда, — сказал, улыбаясь, доктор. — Думали мы, думали, кого послать туда? У нас двадцать колонн с фельдшерами. Есть фельдшера и в больницах, но выбор пал на вас.

— Дело в том, что в штрафной колонне 19 очень неблагополучно, полная антисанитария, контингент самый отчаянный, и там большая смертность. Нужно прекратить смертность. Решили направить вас, как честного, хорошего, я бы сказал — лучшего работника. Принимайте все меры, чтобы прекратить смертность, мы вас поддержим. Развертывайте стационар, отбирайте слабых физически заключенных, вскоре я приеду, буду комиссовать, отберем слабосилку. Я надеюсь, что вы справитесь с этой трудной работой.

На сердце у Левы отлегло. И он невольно в душе сказал, взглянув на видневшийся в окно кусочек неба: «Слава Богу!» Значит, несмотря на то что он признан порочным, отверженным и заклейменным, все же он нужен и ему предстоит то дело, которое достойно звания милосердного самарянина.

— Да, я постараюсь, — сказал Лева, — сделаю все возможное, чтобы укрепить санитарное состояние колонны и содействовать прекращению смертности.

— Желаю успеха, — сказал старый доктор и пожал Леве руку. В амбулатории в это время никого не было.

Подобное рукопожатие со стороны «вольного» начальства заключенному рассматривалось, как преступление.

Леву снабдили на дорогу провизией, выделили спецконвой и, кроме того, вручили ведомость, по которой он получил на складе наволочки — матрасные, подушечные, и одеяла, и простыни для оборудования стационара.