Отверженная невеста - Анатолий Ковалев

— Мамочка, милая, как я рада тебя видеть! — воскликнула Элеонора, бросившись на шею своей бывшей благодетельнице.

Девицы, ходившие у хозяйки в любимицах, поголовно называли ее «мамочкой», и, надо сказать, Зинаида заботилась о них куда больше, чем их родные матери — спившиеся, вышедшие замуж второй или третий раз, а то и вовсе сбежавшие или умершие. Бывшие рабыни, за небольшим исключением, вовсе не проклинали Зинаиду за свое опоганенное детство, отлично понимая, что, останься они на улице, без семьи, крова и еды, с ними случилось бы все то же самое, но в несравненно более скотском варианте.

Зинаида рассказала Элеоноре о своем несчастье, и та с воодушевлением согласилась предоставить ей убежище. Жизнь на содержании у богатого купца оказалась невыносимо скучной, и девушка была рада любой компании. Она тут же выделила гостье комнату, щедрой рукой открыла все шкафы и сундуки, предложив к ее услугам весь свой гардероб. Взыскательная Зинаида морщилась, разглядывая висевшие на плечиках кричащие наряды.

— Учила я тебя, учила, как в приличном обществе одеваются, да все, видно, не впрок! — ворчала она, прикидывая на себя перед зеркалом одно платье за другим. — Ну вот что это?! Красное с желтым лифом… А хвост зеленый с кружевами! Просто как публичная девка или попугай!

— Да я сперва все заказывала шить как поблагородней, — хныкала Элеонора, не переставая поглощать шоколадные конфеты из огромной раззолоченной коробки. — А моему идолу не нравится. Купчина, что с него взять! Борода до пупа… «Мне, говорит, твоих серых да черных тряпок не надоть, ты не учительша и не приказчица. Надевай, что подороже да почудней, чтоб в глаз бросалось, чтобы все видели, какая у Демьян Денисыча кралечка!»

— Темнота, — снисходительно протянула Зинаида. — Невежество… А и разъелась же ты, дорогая моя, как я посмотрю! Совсем круглая стала, как мяч, а была былинка былиночкой!

— Опять он виноват, — жаловалась Элеонора, облизывая испачканные шоколадом пухлые пальцы, на каждом из которых сверкало по кольцу. — Как только поселил здесь, сразу начал кормить как на убой. Ночью даже разбудит, в бок толкнет: «Вставай, чу, поешь! Ты, мол, тощая, мне это не нравится, я тебя брал с тем, чтобы ты отъелась, а то виду никакого!» Ну и приучил объедаться… Даже стыдно иной раз становится — ем, ем, даже задохнусь, а все ем… А что тут делать-то? Он придет — скука, а уйдет — еще скучнее…

Эта скучная сытая жизнь мало-помалу затянула и Зинаиду. Целыми днями она слонялась по комнатам вместе с Элеонорой, садилась с ней за стол пять-шесть раз, а чайная посуда вообще никогда не убиралась. Женщины лениво болтали, перебирали старые сплетни и случаи из жизни публичного дома, рылись в тряпках, читали вслух газету, глазели в окно — и больше не делали ровным счетом ничего. Купец был ревнив и запрещал любовнице куда-либо выходить без него, а Зинаида попросту боялась высовываться на улицу, понимая, что ее наверняка разыскивает полиция. Она жила всего в двух шагах от Гавани и от местной управы благочиния.

Лишь в те редкие дни, когда купец посещал Элеонору, Зинаида просиживала несколько часов в кондитерской на углу, предварительно замазав белилами родинку под глазом, которая могла ее выдать, и набросив поверх шляпки широкий кружевной шарф, скрывавший ее лицо почти полностью. Кондитерская была немецкой, и это представляло определенную опасность. Слишком многим василеостровским немцам она продавала в свое время табак. Зинаида всегда выбирала самый темный угол и норовила сесть спиной к завсегдатаям.

Однажды, едва выйдя из кондитерской, она столкнулась лицом к лицу с отцом Иоилом. Встреча была настолько неожиданной, что Зинаида, не удержавшись, вскрикнула. Некогда моложавый, отец Иоил теперь сошел бы за старика. Длинная седая борода, болезненная зеленоватая бледность, глубокие морщины — все это меняло его до неузнаваемости. Живые, умные глаза утратили былую лукавость и теперь смотрели строго, зорко. Старообрядческий священник поклонился бывшей лавочнице, женщина, растерявшись, ответила едва заметным кивком и быстро пошла прочь. За спиной у нее раздалось:

— Постой, Зинаида!

Отец Иоил догнал ее и доверительно проговорил:

— Вижу, не сладко тебе живется…

— Вам-то что до меня? — повела она плечом, стараясь обрести былую дерзость. — Я для вас потерянная душа.

— Это моя вина, я выдал тебя замуж за изверга. Не будь этого, жила бы ты с хорошим человеком, растила бы детей… Грех на мне, гложет он меня.

— Э, чего там… Какие у вас грехи! — усмехнулась Зинаида.

Священник тяжело вздохнул:

— Ты заходи ко мне, если нужда приключится. Помогу, долгом своим почту. И деньгами ссужу, по надобности…

Жить на содержании у своей бывшей рабыни, глупой, скучной и прожорливой, было для Зинаиды тяжело и унизительно. Но одалживаться у раскольничьего попа, после того как она отвергла его веру с таким шумом и треском, было уж совсем невозможно…

Лишь спустя три месяца она осмелела и решилась наконец взглянуть на свой дом. Для начала туда отправили кухарку Элеоноры разузнать обстановку у дворника. Новость ошеломила Зинаиду. Дом был куплен с молотка неким бароном фон Лаузаннером.

— Что за напасть! — кричала она. — Этот наглый немец написал донос, чтобы разорить меня и завладеть моим имуществом?!

Зинаида не знала, что и подумать. Неужели это происки аптекаря Кребса, который пятнадцать лет назад разорил ее табачную лавку, устроив неслыханный бойкот, только потому, что она, приняв лютеранство, посмела скрывать в своем доме беглого каторжника?! Может быть, он узнал про публичный дом и решил окончательно сжить ее со свету? Да какая же она, к чертям собачьим, лютеранка?! После крещения даже близко к кирхе не подходила!

Ее так и подмывало пойти к Кребсу и закатить ему грандиозную сцену с битьем его поганых вонючих склянок… Но тогда точно не избежать тюрьмы.

Элеонора, с которой она поделилась своими догадками, на миг оторвалась от очередной коробки шоколада и спросила:

— Это какой Кребс? Немец, у которого была аптека на Четвертой линии? Так ведь он давно помер…

— Да точно ли? — опешила Зинаида.

— Помереть мне самой без покаяния! — поклялась девушка. — Тому уж лет пять будет.

…Поздним осенним вечером Зинаида сама отправилась к своему бывшему дому, надеясь узнать и увидеть больше, чем тупая раскормленная кухарка Элеоноры. Женщина решила проникнуть в сад через ту самую калитку, которая ее спасла во время облавы. Но стоило ей начать возиться с замком, подбирая в потемках ключ, как в глубине сада раздался собачий лай. Спустя миг показался огромный ньюфаундленд, скачками несущийся к калитке. Сырая мягкая земля содрогалась под его тяжестью, эта дрожь передавалась оцепеневшей от ужаса женщине. Пес уже изготовился перемахнуть через ограду, что ему не составило бы никакого труда, но тут со стороны дома раздался зов: «Каспер, ко мне!» Каспер недовольно потряс огромной головой, утробно рыкнул на Зинаиду и трусцой отправился к хозяину.