Мемуары Эмани - Нина Алексеевна Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вышла на платформу свежим воздухом подышать. Кто-то хватает меня за плечо сзади. Резко разворачиваюсь, а мне муж улыбается. Он ехал ко мне в Омск, попали на один поезд, как в кино. Тут я вообще повеселела – не буду одна ездить по разным местам с тяжелым грузом.
* * *
Вот так и начали жить в Омске. Дима группы китайские сопровождает, а я дома остаюсь. Продали товар – вернули долг, опять заняли и отдали. Катаешь небольшую сумму, которая обрастает маленькой прибылью и увеличивается с каждой поездкой за товаром. От китайских групп отбоя не было, все просились к нам. Поняли, что мы не обманываем и не воруем, только деньги занимаем и возвращаем в срок без отговорок. Китайская почта быстрее голубя разнесла молву о нас, доверять стали безоговорочно во всех вопросах.
Пришли к нам в гости муж с женой, просят вместе в аптеку сходить.
– Заболели? – спрашиваю я.
– Нет, купить надо…
Кое-как она смогла объяснить, что ищут презервативы, штук сто. Я онемела от их запросов, а они стали смеяться:
– Нет, вы не поняли! Деньги надо провезти через таможню. Презервативы – хорошая защита от детектора для поиска долларов.
Продавщица в аптеке переспросила несколько раз. Не поверила, что нам точно нужны сто штук презервативов. Все поглядывала на нас с интересом. Наверное, тоже замуж захотелось за китайца.
Времена были трудные, опасные, но веселые.
* * *
Привез муж как-то легинсы, только в моду вошли. Он выбрал сам, китайцы тоже купили, глядя на него. Вышла на рынок с ними, не успела разложить на прилавке – уже раскупили. За день пять раз подняли цены, как на аукционе. После этого Дима прослыл знатоком моды.
Помните, рассказывала, как в заморозки спас арбузы? В вещах муж абсолютно не разбирался, как и в арбузах. Любую одежду в клеточку увидит и говорит: «Бербери!»
* * *
Вздрагиваю. Дверь купе резко открывается, и в проеме опять вырисовывается угрожающая фигура мужа. В общую кучу на нижней полке он бросает скомканные кальсоны. Там уже свитер грубой вязки, водолазка с глухим воротом, шерстяные гамаши.
Лихорадочно вспоминаю, что еще может полететь в эту груду.
Мы едем в поезде из Омска в Сургут, где морозы от –40 и ниже. Конечно, я подготовила одежку, чтобы не замерзнуть. На все возражения мужа грозно подбоченивалась:
– А куда мы едем? На юг или на север?
– На север, – вздыхал он.
И так мы спорили два часа. Все надел, даже кальсоны, которые еле раздобыла. В купе розовощекая проводница проверила билеты и выдала постель. Пьем чай, я начинаю ерзать – жарко становится.
Улыбаюсь мужу и заискивающе говорю:
– Хорошо топят, да?
– Хорошо, – коротко отвечает, ему трудно поворачиваться в обновках.
Сидит. Думает. Пьет чай и вытирает пот. Вдруг решительно встает и выходит из купе. Я быстро снимаю с себя верхнюю одежду и прячу под подушку. А муж все бегает туда-сюда, соседи уже покашливать стали. Снимет в туалете часть теплого гардероба и тащит в купе. Лег спать, еле дышит и не разговаривает со мной. Откуда же я могла знать, что так топят в поездах северного направления?
Вот эту историю и припомнил мне муж, когда мы собрались ехать зимой в Кокчетав. Весь трясется и орет:
– И не подкладывай мне кальсоны дурацкие, и свитер не надену – шею душит.
Опять битва, вещи летают по комнате. Чуть было билеты не порвала. Потом успокоилась и думаю: «Да езжай хоть в плавках, зачем я так расстраиваюсь…»
Разместились в купе, пьем чай.
Поезд набирает скорость, но чувствую, что становится все холоднее.
Спрашиваю проводника:
– А когда топить будете?
– А кто сказал, что будут топить? – ответил он.
Муж спустился с верхней полки и тихо сел у моих ног.
– Ложись рядом, теплее будет, – пожалела я его.
Кое-как улеглись вдвоем, укрылись одеялом. Муж руку протягивает и обнимает. Думаю: «Не буду с тобой мириться».
– Отстань ты, нашел место!
– Одеяло подоткнуть хотел, – буркнул он и отвернулся.
А я поворочалась, да и прижалась к теплому боку, чтоб хоть как-то согреться.
Крепко обняв друг друга, как в первые дни после свадьбы, мы всю ночь дрожали от холода.
* * *
В это же время по России стали множиться миссионеры из Кореи, ринулись спасать неверующих, к религии приводить. Пригласил на беседу меня такой миссионер, кто-то сказал ему, что я учительница русского языка и литературы. Предложил в Москве в духовной семинарии пройти курс по богословию и работать с ним вместе. Обещал купить на мое имя трехкомнатную квартиру и автомобиль, потому что на иностранцев такие сделки нельзя проводить. Заманчивое было предложение, призадумалась я: «Не боги горшки обжигают, а вдруг?» Муж запретил даже думать об этом. Он никогда не кидался на соблазны и заманчивые предложения. Думаю, его рассудительность спасла нас от многих сомнительных проектов и катастроф. Молчит и улыбается тихо, собеседники не понимали, что он – серый кардинал, от которого зависят необходимые решения.
* * *
Рынок был страшнее поля, на котором ты просто остаешься без заработка. Здесь же остаешься без головы: расплачиваться надо своей жизнью. Время было такое – девяностые годы. О них много написано. Рассказываю и сама удивляюсь, откуда силы брались на такую низкую работу: поле, откуда пытался выбраться отец, рынок, где столько грязи. Ниже падать было некуда. Но тогда вся страна барахталась в рыночной грязи. Так что можно себя не укорять и не хвалить. Жить надо было, выживать, и не наша в том вина.
Через полгода рынок в Омске закрыли, и мы переехали ближе к Москве. В город, который был прежде закрытым. Он оказался страшнее бандитского Омска. Жители прежде не видели иностранцев и таких, как мы – азиатов. В общественном транспорте пассажиры не хотели садиться рядом, брезговали. Еду в трамвае, тетка разложила на свободное место пакеты с продуктами, чтобы рядом не оказалась «чурка». Я села на пакеты и смотрю на нее. Она кричала до посинения, обзывала меня последними словами.
– Билет покажи на второе место. Нет? Тогда заткнись и не ори.
Бытовые конфликты были на каждом шагу. В школе одна мамаша возмущалась, глядя на меня:
– Мой сын будет учиться с этими?
Едем на машине своей, на
