Черный лебедь. Романы - Рафаэль Сабатини

- Простите меня, Барт. Конечно, я немного глупа. Не хватало еще оказаться и неблагодарной. Ведь я так обязана вам. Думаю, что умерла бы, не будь вас рядом все это ужасное время. Вы заставили меня понять это.

- Теперь это уже неважно. Чтоб мне утонуть, неважно, - весьма благородно заверил он, однако, не обладая достаточным умом, тут же все испортил: - Но я рад услышать, наконец, что вы больше не убеждены, будто всем обязаны этому бездельнику-французу.

В великодушном стремлении загладить допущенную несправедливость, она забыла об остальном. Его слова, напомнив об этом, уменьшили степень ее раскаяния. Но, желая сохранить мир в отношениях с майором, она не стала продолжать разговор.

- Не пойти ли нам куда-нибудь, Барт? - спросила она, робко улыбнувшись.

Они вышли на квартердек и, не попав на глаза ни Вогану, ни Халлауэллу, прошли оттуда на полуют.

Де Берни находился в капитанской каюте, где теперь обосновался. Из-за жары он держал дверь открытой. Заметив их приближение, он встал и вынес подушки для кушетки, снова установленной под тентом, как это было до захвата «Кентавра» его теперешней командой.

Затем, как учтивый хозяин, он завязал с ними вежливый разговор. Он упомянул об изменении курса, выразив при этом надежду, что бриз удержится, рассказал о цели плавания их к архипелагу Альбукерка и, в ответ на вопрос мисс Присциллы, выразил сожаление, что обстоятельства вынуждают их задержаться там не менее чем на месяц.

Майор, не принимавший участия в разговоре, с угрюмым видом сидел на краю кушетки. Мысль о необходимости провести месяц на архипелаге Альбукерка вызвала у него раздражение и возмущение, и только усилием воли он сдерживался, чтобы не высказаться, а спокойный тон, каким де Берни сообщил об этом, показался ему верхом наглости. Негодование его усилилось, когда он заметил, что мисс Присцилла как будто не разделяет его чувств. Со смирением, близким к благодушию, принимала она создавшуюся ситуацию. Однако, его раздражение достигло предела после ее вопроса, в котором угадывалось удивление, смешанное с восхищением.

- Месье де Берни, расскажите, как вы стали пиратом?

Этот внезапный вопрос оказался неожиданным и для него. Улыбнувшись, он взглянул на нее.

- Вы спрашиваете так, словно это трудно себе представить. Уже одно это мне представляется комплиментом. Но действительно ли вас это интересует?

- Разве стала бы я спрашивать, если бы не интересовало? Это так интересует меня, что даже толкнуло на дерзкую выходку задать вам этот вопрос.

- Это не дерзость, - ответил он спокойно. - Само существо теперешней ситуации во многом зависит от этого факта. - Он помолчал мгновение, а его лицо при этом нахмурилось. - В сущности, вы почти все знаете. Остается добавить, что Сьер Симон, погибший от рук испанцев на Санта-Каталине, был моим дядей. Я уехал с ним в Новый Свет в поисках свободы, в которой нам было отказано в Старом. В то время у меня не было и мыслей о незаконной деятельности. Мы, тулузские де Берни, являемся гугенотами, а гугенотам во Франции приходится только проявлять терпение. Особенно сейчас, после отмены Нантского эдикта. Хотя, когда я был мальчиком, и для гугенотов открывались некоторые возможности сделать карьеру. Я был в семье самым младшим из семи сыновей и должен был сам пробивать себе дорогу. Поэтому, воспользовавшись предложением дяди, я поехал в Новый Свет. Когда он погиб, я оказался без состояния и без друзей с теми, кто вместе со мной избежал печальной участи. С ними я и присоединился к Моргану. Ничего другого не оставалось. Кроме того, резня на Санта-Каталине породила во мне такую ненависть к испанцам, что я был рад присоединиться к любому врагу Испании.

Мое продвижение у Моргана оказалось быстрым. Благородное происхождение если и не дает человеку ничего существенного, то, по крайней мере, предоставляет определенные возможности для руководства. Я доказал Моргану, что могу вести людей за собой. Моя же национальность сделала меня ценным для Моргана, у которого всегда было много французов. Так я стал у него лейтенантом, командиром французского контингента. У него же я научился боевым действиям на море, и сомневаюсь, чтобы где-либо еще можно было бы пройти лучшую школу. Когда английское правительство перестало оказывать поддержку пиратам, а Морган решил принять пост губернатора Ямайки, я пошел с ним и оказался на английской службе. В конце концов, не было человека, которому я был бы более обязан, и, вероятно, нет человека, которому Морган доверял бы более, чем мне. Вот и все, что я могу рассказать.

- Следовательно, - задумчиво сказала Присцилла, - если говорить о вашей незаконной деятельности, то вы перестали быть пиратом, как только пиратство было объявлено вне закона.

Но для майора это было уже чересчур.

- Если это и было когда-то верно, - заметил он ледяным тоном, - то, к несчастью, перестало быть таковым сейчас.

Де Берни рассмеялся.

- Но почему же к несчастью, майор? Вам, во всяком случае, следовало бы считать это величайшим счастьем.

Тот не счел нужным отвечать на это. Он придержал свои комментарии, пока француз не спустился на квартердек, где Халлауэлл производил измерения высоты солнца.

- Однако, доверие Моргана не удержало его ни от предательства, ни от возвращения к пиратству, - произнес он с осуждением.

Но она, задумавшись, или не слышала его, или не обратила внимания, поскольку оставила его слова без ответа. А майор, вовремя вспомнив, как разговор о де Берни неизменно приводил к колкостям с ее стороны, не настаивал.

Но он не раз еще возвращался к этому вопросу до прибытия к архипелагу Альбукерка. Его презрение к де Берни подогревалось еще и свободным общением последнего с головорезами, составлявшими команду, и он никогда не упускал случая обратить на это внимание мисс Присциллы, словно оправдываясь в ее глазах за свои чувства, которые она, по его мнению, осуждала.

В ту ночь, когда при свете молодого месяца де Берни на баке пел слушавшим его пиратам, майор и девушка наслаждались прохладой на полуюте. А сочный трогательный баритон разносился по всему кораблю.

- Нельзя верить человеку, который так вольно ведет себя с шайкой бандитов, - с возмущением сказал майор. - Чтобы мне лопнуть, нельзя!

- Как прекрасно он поет, - сказала Присцилла, и майор так никогда и не узнал, предназначались ли эти слова ему в ответ.

10. КРЕНГОВАНИЕ

Наконец, в воскресенье, они прошли проливом между островов Альбукерка и бросили якорь в широкой лагуне у восточного берега самого северного острова архипелага. Это было именно то место, которое де Берни избрал для кренгования «Черного Лебедя».