Приди, полюби незнакомца - Кэтлин Вудивисс

— Хотела бы я иметь вашу уверенность. — Отвернувшись, Лирин прижала пальцы к вискам и в смятении покачала головой. — Я чувствую, что память моя где-то там, в глубине, ждет освобождения, но что-то стоит на ее пути. Мне так много нужно узнать о собственной жизни. — Она порывисто вздохнула. — Я для себя самой — незнакомка.

— Кое-что я могу рассказать вам, — негромко сказал Эштон, приближаясь к ней. — Но мы были вместе так мало, что, боюсь, это будет сущая ерунда.

Она внимательно взглянула на него.

— Пожалуйста... все, что знаете.

Он посмотрел на ее несчастное лицо, и где-то в глубине ее чудных с поволокой глаз сверкнула искорка. Эштон протянул руку и отбросил с ее щеки выбившийся локон. Затем отступил назад и начал свой рассказ, стараясь связать факты воедино:

— Вы родились двадцать три года назад в Новом Орлеане. Зовут вас Лирин Эдана Сомертон. Ваша мать, Дирдра Кассиди, по происхождению ирландка, а отец — англичанин. У вас есть сестра, Ленора Элизабет Сомертон, она тоже родилась в Новом Орлеане...

— А кто из нас старше?

Эштон осекся, посмотрел на нее и, словно извиняясь, улыбнулся:

— Мне очень жаль, любовь моя, но я так тогда вами увлекся, что такими вещами просто не интересовался.

Это заявление заставило ее покраснеть.

— Продолжайте, — едва слышно шепнула она.

Эштон подошел к окну, раздвинул шторы и выглянул наружу.

— После смерти матери вам с сестрой остался дом в Билокси, на берегу океана. У вас есть дом и в Новом Орлеане, его завещал вам дед. Завещание было составлено, когда вы жили с ним, и, хотя он умер, считая, что вы утонули, никаких изменений в него внесено не было. — Эштон смотрел на нее, заложив руки за спину. — Таким образом, мадам, у вас есть собственное состояние, а если добавить к этому, что ваш отец — богатый лондонский негоциант, в материальном отношении вы вполне независимы. — Эштон медленно улыбнулся. — Если бы я был авантюристом, лучшей жертвы, чем вы, мне не найти.

Она оценила шутку и, немного смущаясь, парировала:

— Ну что ж, будем считать, что именно поэтому вы так упорно называете меня своей женой. — Его лукавая усмешка ободрила ее. — Насколько я понимаю, вы изрядный повеса?

— Мадам? — Эштон удивленно поднял брови.

Лирин коротко взглянула на подарки, разложенные на постели.

— Во всяком случае, вы хорошо знаете, как одевать женщин. — Она искоса взглянула на него, — Или, может, лучше сказать — раздевать?

— Я настоящий праведник, мадам, — запротестовал Эштон.

— Гм. — Лирин прошлась по комнате, то и дело оборачиваясь на него. — Что-то сомнительно.

— Никаких сомнений, любовь моя, — заявил он, улыбаясь. — Клянусь вам, я и не взглянул ни на кого. Меня обжигала память о вас.

— Обжигала? — Она с сомнением снова посмотрела на него. — И как долго? Неделю? Месяц? Год?

Эштон от души рассмеялся. Его радовало, что к Лирин возвращается жизнь. Теперь она больше походила на себя.

— Если бы не ваши раны, любовь моя, я бы доказал, как сильно по вас истосковался.

Ее улыбка медленно погасла.

— Не сомневаюсь, что вы многих женщин сбили с пути истинного, сэр. Остается лишь надеяться, что мне удастся избежать силков, которые вы расставили для меня.

Видя, что она не на шутку встревожена, Эштон посерьезнел:

— Чего вы боитесь, Лирин?

Она прерывисто вздохнула и погрузилась в долгое молчание.

— Я боюсь, — наконец проговорила она, — что я вам не жена, и, если соглашусь с тем, что вы мне муж, когда-нибудь мне придется разочароваться. Но может быть, будет слишком поздно. Например, у меня к тому времени будет ребенок. А может быть, я влюблюсь в вас, мне страшно, что это причинит мне боль.

Эштон подошел к ней, с трудом борясь с искушением обнять ее.

— Я люблю вас, Лирин, и не играю с вами ни в какие игры. Я женился на вас, потому что хотел, чтобы вы были моей женой. И если от нашей любви родятся дети, у них будет имя и они унаследуют все, чем я владею. Это я вам обещаю.

Хотя ради спокойствия ей хотелось держать Эштона на расстоянии, она все сильнее ощущала его мужское обаяние. Внимание, которым он окружил ее, было поистине целительным.

— Трудно думать о замужестве, Эштон, когда так мало знаешь о себе самой.

— Понятно, любовь моя. Мы были вместе так мало, что и времени не хватило сжиться с этой мыслью.

— Однако же, — задумчиво продолжала она, глядя себе на руки, — у меня на пальце кольцо. Вы узнаете его?

Он поднял ее руку и долго вглядывался в золотой кружок, прежде чем ответить.

— Мы так торопились, что я успел купить только самое простое кольцо. Если память мне не изменяет, это оно и есть.

Она ощутила на себе его взгляд и решилась поднять глаза.

— А может, мы и впрямь женаты, Эштон, и мне просто страх застилает глаза?

— Не мучайте себя, любовь моя, — настойчиво сказал он. — Надо надеяться, еще немного — и память к вам вернется. Тогда мы узнаем правду.

— О, я так жду этого момента!

— И я тоже, любовь моя. Я тоже.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Перед ужином Уингейты обычно собирались в гостиной. Болтали о разных пустяках. Потягивали щербет или что-нибудь покрепче. Вышивали. Наигрывали на клавесине. Иногда в тишину дома врывался низкий звук виолончели — играли то дуэтом, то, как вот сейчас, соло. Услышав звуки музыки, Марелда заметно приободрилась, ибо знала, что во всем доме только Эштон умеет играть с таким чувством. Это был многосторонне одаренный человек, который старался делать все как можно лучше.

Марелда остановилась в холле у зеркала и бросила на себя последний оценивающий взгляд. Черные волосы были уложены так, чтобы наиболее эффектно подчеркнуть ее несколько вызывающую красоту: они сбегали крупными волнами, собираясь внизу в локоны. В надежде, что Эштон появится за ужином, Марелда надела темно-красное платье из тафты и теперь, поняв, что не ошиблась, удовлетворенно улыбнулась. Да, лучшего выбора, решила она, быть не могло. На внутренней части лифа в платье была вшита накладка, что увеличило ее небольшой бюст, придавая весьма соблазнительный вид. Корсаж был явно тесен для такого пышного тела. Взгляд любого мужчины хочешь не хочешь упадет на такое декольте, а поскольку Эштон был неравнодушен к таким вещам, Марелда надеялась произвести на него должное впечатление. Конечно, ее вид шокирует двух пожилых дам, но ей-то что, лишь бы добиться своего, лишь бы заполучить Эштона. Она не собирается просто смотреть, как рыжая пользуется своим болезненным состоянием.

Марелда неслышно подкралась к комнате своей соперницы и прижалась ухом к двери, пытаясь понять, что происходит внутри. Она расслышала голос Уиллабелл, но та говорила слишком тихо, так что слов разобрать было нельзя. Впрочем, это не имело значения. Трудно ожидать, что эта ленивая потаскушка поднимется с кровати и спустится в столовую. Вот уже неделю она не выходит из комнаты, похоже, наслаждаясь своей беспомощностью.