Вернуть всё - Татьяна Герцик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опомнившись, поняла, что лежит рядом со спящим Александром на узком диване. Его лицо приняло обычный цвет, краснота прошла, и он уже не казался больным. Она осторожно встала, быстро оделась и посмотрела на себя в зеркало. Теперь красной и растрепанной была она. Она прошла в ванную, постаралась хоть немного привести себя в порядок.
Потом приоткрыла дверь в другую половину и прислушалась. Было тихо. Быстро повесила куртку на место и села на диван, взяв в руки «Комсомолку». Минут через десять вернулся Иван Александрович и весело объявил:
– Заждались?
– Нет, я читала ваши газеты. Сто лет их не видела.
– Люблю почитать, грешным делом. И терпеть не могу компьютеры разные, планшеты. От них только глаза болят, а удовольствия никакого. Не то что журнал или газета. Их и в руках-то держать приятно. Но я вас заболтал. В общем, докладываю: к следующей субботе автобус будет готов. Можете сообщить радостную весть своим ученикам.
Наталья поднялась и постаралась сказать как можно довольнее:
– Замечательно! Спасибо вам большое, Иван Александрович! Ну, я пойду.
Она вышла в прихожую. Иван Александрович обходительно проводил ее до выхода. Она попрощалась, еще раз поблагодарила его и пару шагов прошла по тропке к дороге.
И тут ей навстречу появилась Анфиса Николаевна. Она видела, как Наталья вышла из ее дома, и подозрительно спросила:
– Вы не от нас идете?
– Добрый день, Анфиса Николаевна! Да, от вас. Просила у Ивана Александровича автобус для детей. Поедем в ботанический сад в следующую субботу. Хороший человек у вас муж. Отзывчивый.
– Да уж. Иногда даже чересчур. – Анфиса Николаевна сразу заметила необычную красноту гостьи и была подозрительно въедлива. – Вы не заболели, случайно?
– Нет. Просто у вас тепло, а я привыкла к прохладе. Сами знаете, у нас в таунхаусе холодновато.
– Знаю, знаю. Ну, до свиданья!
Чувствовалось, ей больше хотелось сказать «прощайте», но настолько отступать от традиций она не стала. Зайдя в дом, первым делом потребовала у мужа:
– Что у нас тут эта цаца делала?
Иван Александрович удивился.
– Пришла по делу. А что?
– А то, что не нравится мне это. Нечего ей у нас делать! Ежели чего надо, то могла бы к тебе в контору прийти. Чего она тут у нас вынюхивала?
– Что-то я тебя не понимаю? Сколько народу тут у нас бывает, и по делам, и без них. И ничего. А учительница пришла, так ты сразу «нечего делать».
– Тут не учительница пришла, а разведенка наглая.
Иван Александрович осуждающе поднял брови.
– Может, ты еще скажешь, что она меня соблазнять заявилась?
Распаленная Анфиса Николаевна хотела было сказать, что так оно и есть, но взгляд Ивана Александровича вдруг стал таким непривычно жестким, что она решила промолчать.
– Ну, не думаю, что ее ты интересуешь. Александр – вот на кого она нацелилась. Недаром мне Клавдия Петровна говорила, что она уж очень умильная становится, как только его завидит.
– А ты больше эту сплетницу слушай. Такой же станешь. От нее муж сбежал, сын старается подальше держаться, дочь знать не знает. В селе ее как только не костерят, даром что заслуженная учительница. И ты себе такой же доли ищешь?
Анфиса Николаевна опешила. С такой точки зрения она на Клавдию Петровну никогда не смотрела.
– Вот то-то! Давай лучше ужинать. Александр-то где?
– Не знаю. Счас посмотрю.
Она осторожно прошла в пристрой к сыну, он не любил, когда к нему родители заявлялись без спросу. Вернувшись, доложила мужу:
– Спит. И, пожалуй, выпил. Коньяком разит – мочи нет.
Иван Александрович кратко констатировал:
– Понятно. Значит, со Снежаной объяснился наконец.
– Ну объяснился, так объяснился. А пить-то зачем? На радостях, что ли?
– На радостях он бы сейчас у Берсеневых сидел, а не дома спал. Значит, от ворот поворот получил. Я ему давно на это намекал, так он ведь не слушает.
– Какой поворот? Ты что, думаешь, Анька его отфутболила?
– Однозначно.
– Да не может быть! Он самый лучший жених в Ивановке!
– Это ты верно сказала: в Ивановке! А в других местах и покраше есть. Наверняка Аня себе уже какого-нибудь в городе приглядела. Она девка видная, в вековухах не засидится. А ты-то чем недовольна? Ты же ее недолюбливала.
Анфиса Николаевна замотала головой.
– Я и подумать не могла, что она отказать ему вздумает! Ишь ты, цаца какая!
– Ты уж последовательной будь. Не нравится, так не нравится.
– А она мне и не нравится. И еще больше, чем раньше. Потому что дура. Жила бы как у Христа за пазухой.
– Она и будет так жить, не волнуйся. Только не с Сашкой. Кстати, пока ты рядом, никто из невесток себя счастливицей считать не будет. Ты же любую изничтожишь.
– Да с чего это! Я человек миролюбивый. И спокойный. Ты вот мне сколько гадостей наговорил, а я ведь молчу!
– Потому что ты меня боишься. Выше я тебя по семейному статусу. А невестка должна будет тебе подчиняться, вот ты на ней и отыграешься.
Анфиса Николаевна хотела возразить, что это еще вилами на воде писано, но не стала. Она считала себя умной женщиной, потому что у управляющих жены в дурах не ходят, а умная жена никогда не станет с мужем скандалить из-за ничего.
В это время вернувшаяся домой Наталья забрала дочку у соседей, привела домой и занялась обычными делами. Все случившееся в доме у Вересовых было так похоже на нереальный сон, что она периодически с силой проводила рукой по лицу, чтобы понять, спит она или нет. Вечером, уложив дочь спать, подошла к окну и прижалась виском к холодному стеклу. Жизнь опять сделала странный кульбит. Что-то будет дальше?
Глава шестая
Наталья посмотрела на такую невинную с виду полоску, и у нее мелкой дрожью затряслись руки. Беременна! Когда прошло первое потрясение, она насмешливо указала себе, что она это чувствовала давно, просто не хотела себе в этом признаваться. И опять встал исконно женский вопрос: что делать?
Откуда-то изнутри поднималась жаркая восторженная волна. Конечно, рожать! Малыш будет похож на Александра. Она тихо прошептала ему: Александрович, как будто знала, что родится сын. И тут же сникла. Конечно, отчество-то она ему может дать любое, но вот будет ли в свидетельстве о рождении стоять и фамилия Александра?
В это верилось с трудом. Все последнее время он так усердно ее избегал, что она его видела всего-то пару раз, и то мельком. Он ее чурался, как прокаженной. Но, может, он просто стыдился того, что случилось? За собой она никакой вины не чувствовала. Да, она очутилась не в том месте и не в то время, но сделала это без всякого злого умысла.
Судьба, что тут скажешь.
Но нужно все-таки о беременности Александру сказать. Он имеет право знать. А потом, по всей видимости, ей придется отсюда уехать. Но вот куда? Домой, к матери, нельзя, Яков ее засмеет. Да и как они будут впятером ютиться в их двушке? К тому же вдруг надумает вернуться папаша? Что тогда?
Оставаться здесь нельзя. Родить без мужа в этой патриархальной деревне то же, что в мусульманской стране изменить мужу прилюдно – забросают камнями. И пусть эти камни будут не материальными, но боль от этого будет не менее острой. А уж как рада будет Клавдия Петровна! После того, как Александр Иванович прилюдно отчитал ее, как малолетнюю преступницу, да еще и палкой пригрозил в случае повторения, она косилась на нее из-под всех подворотен, но громко обхаивать боялась. А вот теперь у нее появится для этого чудный повод. И можно будет сказать «я ведь предупреждала!»
На улице закричали дети, играя в салки. Она с беспокойством выглянула в окно. Нет, все в порядке, Уля играет вместе с соседскими детьми. Хорошо, что начались каникулы, и не нужно ходить в школу. Вот уже несколько недель ее подташнивает по утрам. Ушлые школьные дамы наверняка бы все поняли. Хорошо, что у нее до нового учебного года есть время все хорошенько обдумать.
Через неделю решилась на разговор с Александром. Но вот как его заманить к себе? Не пойдет. Нет, нужно действовать по-другому.
На следующий день рано утром пришла в школу. Та была гулкой и пустынной, какой-то унылой и нежилой. Внизу ходил туда-сюда Дмитрий Сергеевич-второй, видимо, прикидывая, что нужно делать в первую очередь. Наверняка школу в этом году снова придется ремонтировать учителям.
