Васёк Трубачёв и его товарищи - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Колонка испортилась, — сказала она соседке. — Теперь, пока починят, насидимся без воды.
— Я принесу. Я знаю где! — радостно сказал Петя, хватая пустое ведро.
— Колька! Колька! — забарабанил он в окошко Мазина. Тот отодвинул занавеску и просунул в форточку заспанное лицо:
— Выпороли?
— Наоборот. Она не дала, — прижимая к груди ведро, сообщил Петя.
— Ну?
— Вот тебе и «ну»! Так его пугнула, что держись!
Русаков, оглядываясь во все стороны, передал товарищу подслушанный вечером разговор.
— Так вот оно что… — поднимая брови, протянул Мазин.
Он сидел на подоконнике в одной рубашке, с всклокоченной головой.
— А чего же тебя черти чуть свет по двору носят? Я думал, ты после порки бегаешь, — зевая, сказал он.
— Нет, я с ведром… Как бы не увидели нас вместе, — забеспокоился Петя. — Я пойду, Мазин.
— Ну, иди! А я посплю ещё, — задёргивая занавеску, сказал Мазин.
Петя побежал по улице.
«Где ещё колонка есть, — припоминал он, — или водопровод?»
Колонки поблизости не было.
«В школе! — вдруг вспомнил Петя. Школа была недалеко от их дома. — Легче всего там! Ещё рано, ребят нет, а Грозному скажу — отец послал».
Крыльцо было чисто вымыто дождём. На перилах висели половики из раздевалки. Где-то в классах грохотали передвигаемые парты. Слышно было, как Грозный выговаривал уборщице, что она плохо моет пол под партами.
Петя пробрался в умывалку, открыл кран и подставил ведро. Вода текла медленно.
«Сбегаю пока, посмотрю, повесили уже газету или нет», — решил Петя.
В коридоре у классной двери висела новая газета.
«Повесили!»
Петя на цыпочках подошёл к ней. Статья Коли Одинцова под жирным заголовком «Жизнь нашего класса» действительно пестрела фамилией Трубачёва.
«Вот свиньи! Ну свиньи! — возмутился Петя. — Написали бы: „один мальчик“, а то полную фамилию напечатали».
Он вдруг хлопнул себя по лбу, вытащил из кармана химический карандаш, плюнул на ладонь и не раздумывая жирно замазал фамилию Трубачёва, потом оглянулся и бросился бежать.
«Вот Мазин обрадуется! Скажет: молодец ты, Петька! — ликовал он, расплёскивая себе на ноги воду и сгибаясь под тяжестью ведра. — И как это мне повезло так! Даже Грозный меня не видел».
По дороге он встретил Екатерину Алексеевну.
— Куда ты бегал? Уже в нашей колонке вода пошла. Иди скорей, поешь и в школу собирайся. Я сейчас приду.
«Пока она придёт, я ей полным-полно воды натаскаю. На три дня!»
Петя перелил воду в бак, схватил второе ведро и побежал к колонке.
* * *Мазин взял книги, вышел во двор и тихонько свистнул. Никто не откликнулся.
«Ушёл без меня, видно! Не опоздать бы мне», — забеспокоился Мазин.
К забору подошла молодая женщина в меховой шубке и тёплом платке.
Мазин сорвал с головы шапку и широко раскрыл перед ней калитку. Он узнал Петину мачеху.
Глава 27
ПОДОЗРЕНИЕ
В коридоре около газеты толпились ребята. Через их головы испуганно выглядывали девочки.
— Кто же это? Кто же это? — слышались взволнованные голоса.
— Жирно замазал!
— Одну только фамилию!
— Специально!
— Ох, и попадёт за это!
— Одинцов, видел? Пропала твоя статья!
— Не нужно было писать её!
— Эх, ты, испугался! «Не нужно писать»!
Одинцов молча кусал губы. Лида Зорина чёрными тревожными глазами обводила все лица:
— Неужели это кто-нибудь из нашего класса?
Синицына, расталкивая всех, вынырнула из кучи ребят:
— Ой, девочки! Когда же это он сделал?
— Кто «он»? — сердито прикрикнул на неё Одинцов. — Ты знаешь? Держи язык за зубами!
— Фу! Чтой-то мне держать язык за зубами! Это ты бы не расписывался в своей заметке. А то Трубачёв! Трубачёв! Трубачёв! — съязвила она. — Сам на своего товарища написал!
— Не твоё дело! Уходи отсюда!
— И пойду… Скоро звонок. Моё дело маленькое. Кто замазал, тот и отвечать будет. Не хотела бы я быть на его месте!
— А я не хотела бы быть на твоём месте, Синицына, — тихо сказала Валя Степанова, складывая под подбородком ладони и крепко зажмуривая веки. — Ни за что, ни за что не хотела бы я быть на твоём месте!
— Скажите, какая артистка нашлась! «Ни за что! Ни за что»! Почему это? — передразнила её Синицына.
— Потому что ты говоришь, как чужая, — твёрдо сказала Валя Степанова.
— «Чужая»… — протянула Синицына, глядя на неё злыми глазами. — А ты своя?
— Она своя! Она наша! — крикнула Надя Глушкова. — И потому ей всех жалко. А тебе никого не жалко.
— А кого мне жалеть? Вот ещё! Не надо было фамилию замазывать! Я за других не отвечаю. И нечего ко мне придираться.
— Да кто к тебе придирается? Отстань, пожалуйста! — с досадой отмахнулась Валя Степанова.
— Ладно, ладно! Я всё понимаю… И насчёт стихов тогда придрались. Завидуете мне — вот и всё!
— Завидуем? — Девочки удивлённо переглянулись.
— Да, завидуете! А больше я ничего не скажу! И кто замазал — не скажу! — крикнула Нюра.
— Синицына, на кого ты думаешь, говори прямо! — подбежала к ней Зорина.
— На кого думаю? Это моё дело! — сказала Синицына, уходя в класс.
— Бормочет какие-то глупости, — пожала плечами Валя.
— Я знаю, про кого она говорит, — хмуро сказал Медведев, поглядев вслед Синицыной. — Ладно, Митя скорей нас разберётся! А я прямо скажу: довели человека до зла. Одинцов не имел права…
— Нет, имел!
— Если дружишь, так не подводи товарища, вот что!
— Одинцов звеньевой… да ещё редактор!
— А Трубачёв — председатель совета отряда!
— Ну и пропал он теперь!
Девочки собрались в кучку и шёпотом разговаривали между собой.
— Лучше прямо сказать, чем за глаза, — слышался взволнованный голос Лиды Зориной.
— Конечно, это обидно… Надо прямо спросить, — соглашалась с ней Степанова.
— Нет, нет! Не надо! Лучше подождать. Он и сам сознаётся, если это он! — горячо возражали им девочки.
В коридоре показался Мазин.
Он замедлил шаг, нагнул шею, крепкой головой раздвинул ребят и уставился на газету. Потом поднял руку, почесал затылок, глубоко вобрал воздух, шумно выпустил его и, глядя себе под ноги, сказал:
— Эх, жизнь!
И тут только заметил Петю Русакова.
Петя стоял в сторонке и растерянно улыбался товарищу. Но Мазину было не до него.
— Трубачёв пришёл? — шёпотом спросил он.
— Нет ещё.
Мазин сел за свою парту: «Если сейчас сказать про мел? Не поможет Пропадёт заряд… Как же это он? Сгоряча, верно… Эх, ты!.. Что же теперь делать-то? Я же ему сказал: выручу, а он давай фамилию чёркать. А теперь вовсе каюк будет…»
Мазин встал и, засунув руки в карманы, направился к Одинцову.
Коля Одинцов, окружённый кучкой ребят, горячо спорил с кем-то:
— А если товарищ мой человека убьёт, я тоже молчать должен?
На лбу у него выступили капли пота, лицо было серое, нос заострился.
Мазин взял его за локоть:
— Ты это ладно… потом объяснять будешь. А сейчас давай-ка… сними статью. Пусть Белкин заново перепишет. Одинцов повернулся к Мазину.
— Ты это что, с ума сошёл? — заикаясь, спросил он.
— Нет ещё, не сошёл. Это ты… — Мазин с презрением посмотрел прямо в лицо Одинцову, но сдержался и только глухо сказал: — Давай Белкина!
— Мазин, ты что, ещё хуже хочешь сделать? — стискивая зубы, сказал Одинцов. — Всё обманом? А пионерская честь у тебя где?
— Эх ты, пионер! Пионер — это товарищ, а ты кто? — остро поблёскивая глазами, сказал Мазин.
В класс вбежал Саша. Он кого-то искал.
— Одинцов! Одинцов!
— Булгаков, видел? — подбежали к нему ребята.
— Видел… Где Одинцов?
— Саша! — Одинцов спрыгнул с парты и подошёл, к товарищу.
Саша крепко сжал его руку:
— Там фамилия зачёркнута.
Одинцов усмехнулся.
— Ты думаешь, это он? — шёпотом спросил Саша.
Одинцов кивнул головой.
— Что же будет, Коля? Ведь это же… совсем уже… — Саша запутался в словах. — Наверно, на сборе вопрос будет…
Саша умоляюще взглянул на Одинцова.
— Я не знаю, что делать, Саша… Понимаешь, он, верно, сгоряча, со зла, что ли, — с отчаянием сказал Одинцов. — Надо с Митей поговорить. Всё равно он узнает.
— И Сергей Николаевич узнает. Вся школа будет знать, — с испугом сказал Саша и вдруг горячо зашептал: — Я с ним в ссоре, но это ничего не значит, я буду защищать его… Я скажу, что он хороший председатель, что ребята любят его. А ты, Одинцов?
— Я тоже, конечно! Надо просить, чтобы ему только предупреждение сделали в случае чего, понимаешь?
У Саши покраснели веки.
— Ему это ужасно… Он гордый очень.
В класс вошёл Сева Малютин. В синей курточке с тугим воротником он казался очень тоненьким и бледным. На щёки его не то от длинных чёрных ресниц, не то от больших синих глаз ложилась голубоватая тень. Он оглянулся на чей-то голос и громко сказал:
