Аналогичный мир - Татьяна Зубачева

— Что?!

— То, что слышал, Джонни. И это из той же обоймы. Ну, точно. Идут, — Фредди усмехнулся. — И довольные. Не иначе опять с кем сыграли, парни, а?

— С бычками не поиграешь, — Андрей сел к костру и взял себе сигарету. Закурил.

— А Эркин где?

— Там этот, продувшийся расплачивается. Эркин ему его сотни ввалит и придёт.

— Голову он ему не проломит?

— Ну, Фредди, о черепушке до игры думать надо.

— Резонно, — кивнул Джонатан, попыхивая сигаретой. — Тебе не вваливают?

— Бывает. Если в кругу против Эркина попаду… всё. Ну, он же играет классно, — Андрей вздохнул.

— Всё, вали отсюда. Чист, — прозвучал в темноте голос Эркина, а через несколько секунд он подошёл к костру, откровенно смеясь: — Крепкий лоб у парня, все руки отбил.

Что от оставленной им кучки сигарет сиротливо лежали две последние, которые на его глазах убрал к себе в карман Фредди, он словно не заметил. Только продолжал улыбаться. Джонатан невольно с каким-то новым чувством разглядывал его. Сказанное Фредди ещё предстояло обдумать, но… нет. Джонатан понимал, что ни о чём спрашивать нельзя. Он не получит ответа и подставит Фредди, но… но хотелось столько узнать. Пустячный разговор о нагуле, травах, что приезжал русский ветеринар, смотрел соседние стада, и, пожалуй, через день будет их черёд и лучше бы хозяину при этом быть, хотя и старшие ковбои, если надо, справляются, что русские обещают пустить ещё один мост, но там уж очень капитально подорвано, что одичавшие собаки хуже волков… всё это шло своим чередом. И вдруг Джонатан поймал ответный быстрый взгляд и, невольно покраснев, отвёл глаза. Но Эркин никак не показал, что что-то заметил.

Спать улеглись тут же у костра. Андрей и Эркин по одну сторону, Фредди и Джонатан по другую. Спали, прижавшись друг к другу спинами.

Немного поспав, Эркин встал и ушёл к стаду.

Днём тепло, в одной рубашке можно, а ночью уже куртка нужна. Осень. Запахи дыма, вянущей травы и стад. И всё чаще подкатывает к горлу тоска. Как бы ни было, что бы ни было, ложась спать и закрыв глаза, он видел только одно… Но наяву не смел ни думать, ни вспоминать. Нельзя. Всё можно. Питомник, распределители, Паласы, имение, — всё. А это нельзя. Чтобы ни словом, ни жестом, ни взглядом… У костров ему рассказали о многом. И о Дне Империи тоже. Кто были те бедолаги, нашедшие свою смерть за посягательство на честь белой женщины, он сразу понял. Не дурак. Да и другие сообразили. О спальниках теперь совсем по-другому говорили. Он опасался, конечно, по-прежнему, но… но самую малость по-другому стало. Зачем это белякам понадобилось? Раз белякам нужно, то нам это и близко… Эркин прислушался и снова не спеша пошёл между бело-чёрными грудами спящих бычков, негромко подсвистывая им. А… когда же, да, позавчера…

…Он шёл уже к своему костру, и его вдруг позвали тихим Паласным свистом. От неожиданности он остановился, показал, что услышал и понял. И от костра шагнул к нему высокий мулат в заношенной заплатанной одежде дворового работяги. Их было трое: негр, мулат и трёхкровка. Все паласники. Он не отпирался. Глупо. Как он их с первого взгляда опознал, так и они его. Позвали к своему костру.

— Мы за тобой второй день смотрим. Думаем, наш, — мулат смотрел на него открыто и чуть насмешливо.

— Ну, так чего? — ответил он, садясь к костру.

— Не боишься?

— Чего?

— Что русские опознают, — усмехнулся трёхкровка.

— А вы, — ответно усмехнулся он, — только их боитесь?

— От других мы отобьёмся, — спокойно сказал негр.

Он кивнул, глядя на их тренированные налитые плечи, распирающие ветхие рубашки, на длинные ножи. Они и носили их открыто, в самодельных, подвешенных к поясам ножнах. И первый неожиданный вопрос:

— Горел?

Он кивнул.

— Мы тоже.

Трёхкровка улыбнулся

— Здорово покорёжило. Думал, не отваляемся, замёрзнем к чёртовой матери.

— Это зимой, что ли?

— Ну да, — они удивлённо смотрели на него. — В заваруху.

— Как же вы выскочили?! — вырвалось у него. — Ведь Паласы все пожгли, паласников постреляли.

— А мы не выскочили, — хмыкнул мулат, — мы выползли.

— Из одного, что ли?

— Нас в распределителе всех на расстрел вывели, — стал рассказывать трёхкровка. — Ну, в суматохе не отделили нас. А тут русские. Мы как рванём все врассыпную. И мы, и беляки. Кто поверху бежал, тех русские остановили, а мы в трубу сточную и залегли там. Переждали. Выползли. Распределитель горит. Беляки, что стреляли нас, двое там или трое, лежат, ну что осталось от них. Мы где шажком, где ползком и дёрнули оттуда. Хорошо, в штанах были. Не успели раздеть нас.

— Повезло, — кивнул он.

— А ты?

— Со мной иначе, — усмехнулся он. — Я пять лет как не спальник.

— Как это?!

— Ты что?!

— Шутишь?!

Три вопроса слились в один возглас, они даже подались к нему.

— Купили в имение и поставили скотником, — он оглядывал их смеющимися глазами. — Тогда и перегорел.

Они переглянулись.

— Слушай, парень, — заговорил негр, — ты не шути этим, не надо. Горишь насмерть, а перегоришь, говорят, и года не протянешь, сам себя кончишь.

— Слышал, — кивнул он. — Только вот он я, перегорел и живу.

— Ты… ты ж… — у трёхкровки на глазах выступили слёзы.

— Что я же? — он рассмеялся их удивлению.

— Сколько ж тебе, парень? — тихо спросил мулат.

— Двадцать пять полных. А горел в двадцать.

— И… и как ты… потом, ну, после?

— Никак, — пожал он плечами. — Я ж говорю, скотником был, за скотиной смотрел. Доил, убирал, всё такое… Боль отпустила когда, то… нормально жил, — он усмехнулся, — по-рабски.

— И не пробовал… работать?

— На хрена мне это? — искренне изумился он вопросу. — Вы что, не наелись дерьма этого?

— По горло, — спокойно ответил мулат, а остальные кивнули. — Значит, ставить не можешь. Ты эл?

— Был элом, — кивнул он, — а вы?

— Мы элы, а он, — мулат кивком показал на трёхкровку, — он джи. И тоже… были. И горели одинаково. И не нужно нам ничего. Тоже одинаково.

Он понимающе кивнул.

— Значит, так живёшь, — усмехнулся негр.

— Живу, — он улыбнулся. — А вам сколько?

— Мне двадцать три, — улыбнулся негр, — ему, — он кивком указал на мулата, — двадцать два, а этому, — трёхкровка улыбнулся, блеснув зубами, — девятнадцать. Значит, пять лет у нас есть, так что ли?

— Я больше хочу, — рассмеялся он. — Как же вас русские не загребли?

— Имение одно нашли. Мало побитое. Рабскую кладовку расшарашили, одежду нашли, — начал рассказывать мулат, — жратвы кой-какой. Оделись, поели и пошли. И тут дёргать начало. Ну что? К дороге, пули у русских просить? Обидно. Повернули к дому было, слышим, голоса. Мы рванули оттуда и видим. Сарай не сарай… Залезли туда и легли. Ну, и пошло. Раз горел, сам знаешь, каково.