Свободное радио Альбемута. - Филип Дик

— Благодарю.

Она приняла чашку с кофе, и я обратил внимание на красоту ее рук. Длинные пальцы, безупречный маникюр с бесцветным лаком. Шикарная девица, подумал я, лет двадцати с небольшим. Голос посетительницы звучал довольно бодро и выразительно, но лицо оставалось холодным и бесстрастным. Похоже, ее что–то угнетало. Видно, жизнь сложилась несладко.

— В каком качестве вы хотите работать? — спросил я.

— Я умею печатать и стенографировать и два года изучала журналистику в колледже. Могу редактировать тексты на обороте обложки. Я работала в редакции университетской газеты в Санта–Ане.

Зубы у нее были потрясающие — я таких в жизни не видывал, а губы довольно чувственные — по контрасту с суровостью, которую придавали лицу очки. Будто нижняя половина лица взбунтовалась против аскетизма, навязанного воспитанием в детстве. Эта женщина, решил я, рассчитывает каждый свой шаг; в высшей степени организованная натура, никаких непродуманных, стихийных действий.

— Какая у вас гитара?

— Гибсоновская. Но я не профессионалка.

— Песни пишете?

— Только стихи.

Я процитировал:

— «Обуйся, на заре покинув ложе,

Ведь босиком встречать рассвет негоже».

Она рассмеялась — смех был звучный, глубокий.

— Да. «Ода Эмпедоклу».

— Как вы сказали?

— Вы, наверное, прочли это в моем школьном ежегоднике.

— Как я мог читать ваш школьный ежегодник?

— А где же? — спросила госпожа Сильвия.

— Не помню.

— Одна подруга сделала такую надпись под моей фотографией. Считала, что я законченная идеалистка — по земле не ступаю, витаю в облаках… Она была очень пристрастна ко мне.

— Вам надо в отдел кадров, — напомнил я.

Кое–что в моем сне оказалось правдой. А в некоторых деталях явь была совершенно иной. При ясновидении — так назвал бы это Фил — ошибочное восприятие или ложные трансдукция и интерпретация образов находящимся в состоянии сна разумом привели к сильному искажению информации. Вряд ли я мог записывать песни в исполнении секретаря–стенографистки; таких дисков много не продать. Вряд ли я мог действовать согласно инструкциям, полученным во сне, пусть даже таковые исходили от ВАЛИСа.

Сохранилось имя, да и внешность посетительницы была точно такой, какую показывали мне на фотоснимке и на обложке диска — уже только это доказывало справедливость сна. Но тут совпадения, по всей вероятности, и закончатся: работу у нас она получит только чудом — насколько мне было известно, штат фирмы переполнен.

Госпожа Сильвия поставила чашку, поднялась, и ее лицо на мгновение озарилось улыбкой.

— Может быть, мы еще увидимся.

Она вышла, ступая медленно и как–то нетвердо. Ее ноги выглядели очень тонкими, хотя расклешенные брюки не давали возможности судить об этом определенно.

Закрыв дверь, я обнаружил, что женщина оставила на моем столе свою анкету и ключи. Я не удержался и взглянул на ее анкету, пока шел по коридору. Родилась в Йорба–Линде, округ Орандж, в 1951 году. Девичье имя: Садасса Арампров.

Я застыл на месте с анкетой в руке. Отец: Серж Арампров, мать: Галина Арампров.

Не потому ли ИИ–оператор устроил нашу встречу?

Я догнал ее и остановил.

— Вы когда–нибудь жили в Пласентии?

— Я там выросла, — ответила Садасса Сильвия.

— Вы знали Ферриса Фримонта?

— Нет. Когда я родилась, он уже переехал в Оушнсайд.

— Я живу в Пласентии, — сказал я. — И как–то со своим приятелем наткнулся на имя Арампров — оно было вырезано на тротуаре.

— Работа моего младшего брата, — улыбнулась Садасса Сильвия. — У него был трафарет с этим словом, и он писал его где попало.

— Мы нашли надпись в квартале от дома, в котором родился Феррис Фримонт.

— Я знаю это место.

— Есть ли какая–нибудь связь…

— Никакой, — сказала она решительно. — Просто совпадение. Мне вечно задают этот вопрос, когда я называюсь своим настоящим именем.

— А Сильвия — не настоящее?

— Нет. Я не была замужем. Просто из–за Ферриса Фримонта я сменила фамилию. Сами понимаете: жить с фамилией Арампров невозможно. Я взяла фамилию Сильвия, понимая, что все автоматически воспримут ее как имя и станут думать, что меня зовут Сильвия Садасса.

Она улыбнулась, обнажив восхитительные зубки.

— Я должен заключить с вами договор на запись вашего исполнения.

— Исполнения? Игры на гитаре?

— Пения. У вас превосходное сопрано. Я слышал.

Она ответила как ни в чем не бывало:

— Да, у меня сопрано. Я пою в церковном хоре. Я, видите ли, прихожанка епископальной церкви. Но голос так себе, ведь я не училась петь. Лучше всего мне удаются скабрезные куплеты, если выпью немного виски.

— Я говорю лишь то, что знаю, — сказал я. Похоже, не все, что я знал, имело какой–то смысл. — Хотите, я провожу вас к начальнику отдела кадров и представлю?

— Я с ним говорила.

— Уже?

— Он как раз выходил из кабинета и сказал, что компания не набирает сотрудников. У вас штат переполнен.

— Верно. — Мы стояли и смотрели друг другу в лицо. — А почему вы ищете работу именно здесь, в «Новой музыке»?

— У вас хорошие художники. И исполнители мне по вкусу. Согласитесь, работать здесь куда увлекательнее, чем в адвокатской конторе или нефтяной компании.

— А можно взглянуть на ваши стихи?

— Ну конечно.

— Вы не поете, когда играете на гитаре?

— Разве что чуть–чуть. Так, мурлычу себе под нос.

— Позвольте пригласить вас на ленч?

— Но уже половина четвертого.

— Может быть, выпьем чего–нибудь?

— Мне вести машину. Стоит мне выпить, и я почти ничего не вижу. Во время болезни я вообще ослепла. На стены натыкалась.

— А чем вы болели?

— У меня был рак. Лимфома.

— Сейчас с вами все в порядке?

— Ремиссия. Я прошла лучевую терапию и химиотерапию. Ремиссия наступила полгода назад, как раз перед завершением курса химиотерапии.

— Замечательно.

— Врачи сказали — если я проживу год, то смогу прожить еще пять, а то и десять лет.

Так вот почему у нее такие тонкие ноги, вот почему она выглядит такой слабой и усталой…

— Простите, — промолвил я.

— Болезнь меня многому научила. Я хотела бы служить церкви. Может, со временем епископальная церковь станет посвящать женщин в духовный сан. Сейчас это кажется странной идеей, но к тому времени, когда я закончу университет и семинарию, все может измениться.

— Я восхищен вами, — сказал я.

— В прошлом году в разгар болезни я ослепла и оглохла. Я и сейчас принимаю лекарства, предотвращающие приступы. Еще до ремиссии метастазы распространились на позвоночник и проникли в мозг. — Она помолчала и добавила спокойно, задумчиво: — Доктор сказал, что медицине не известны случаи, когда больной с такими метастазами выживает. Он сказал, что напишет обо мне статью, если я проживу еще пять лет.