Увидеть лицо - Мария Барышева

— Боря, теперь с нами уже ничего не сделали. Мы просто проснулись. Вот тогда…

— Нет, — жарко, захлебывающеся продолжал шептать Лифман. — Ты ошибаешься! Нам что-то внушили! Нам внушили, что… у нас все не так, как на самом деле! Я только не понимаю, зачем они убили Свету?! Она что-то сделала не так?! Они ведь и ей могли… просто внушить!.. — Бориса передернуло при воспоминании о твердой холодной плоти под собственными пальцами и страшном распухшем, почерневшем лице Светланы, и он на мгновение зажмурился. Виталий тряхнул его за плечо.

— Реальность сейчас — вокруг нас, Боря! И именно сейчас мы настоящие! А то был сон. Всего лишь только сон. Искусственный, управляемый кемто сон, понимаешь?!

— Нет! Я хочу вернуть свою жизнь! Хочу вернуть свою Ингу! Эта скотина каждую ночь занимается любовью с моей женой!

— Виталик, поехали отсюда! — с ужасом воскликнула Алина и потянула Виталия за руку. — Бога ради, поехали! Оставь его! Он сумасшедший!

— Нет! — вскричал Борис, словно смертельно раненая птица. — Не бросайте меня! Мне страшно! Мы же договаривались держаться вместе! Помогите мне выбраться из этого кошмара! Где остальные?! Где Олег, где Жора?! Что с ними стало?! Они ведь тоже здесь, правда?! Если вы здесь, то и они тоже, правда?! Господи, я же думал, что я тут совсем один!.. Не бросайте меня, пожжалуйста!.. Она снова приходит ко мне по ночам вместе со своей Аёной! Опять, как в детстве… Я ее ненавижу! Господи, как же я ее ненавижу! Она опять утверждает, что умерла потому, что я этого хотел!

Он выпустил рукав Виталия и бессильно ополз на асфальт, привалившись спиной к колесу "лендровера", потом хрипло зарыдал, уткнувшись лицом в согнутые колени. Обитатели двора, еще различимые в сумерках, удивленно смотрели в их сторону, из кучки сгрудившихся возле выбивалки подростков долетали издевательские смешки. Алина отвернулась, ее трясло.

— Господи, что же мы наделали… — прошептала она, потом беспомощно взглянула на застывшее лицо Воробьева. — Виталик, что же нам теперь с ним делать?

— Уж во всяком случае, не оставлять его тут куковать до утра! — отозвался Виталий ошеломленным голосом, потом нагнулся и приподнял плачущего ювелира под мышки. — Нука, господин Лифман, подымайтесь! Асфальт холодный — еще причинное место застудите. Может, заедем куданибудь, глотнем болеутоляющего?..

— Я последние месяцы не пью, — пробормотал Борис сквозь слезы. — Мне нельзя…

— Тогда мы отвезем тебя домой. Давай, садись, — Виталий открыл заднюю дверцу и впихнул Бориса на сиденье, невзирая на его вялые попытки сопротивляться.

— Куда домой?! В моем доме Витька живет! А та халабуда…

Виталий молча захлопнул дверцу и сел на водительское сиденье. Тронул машину с места, глядя перед собой. На его скулах играли желваки.

Всю дорогу Борис жалобно причитал позади, и Алина, слушая его, ежилась, не оборачиваясь. В ее памяти всплыл тот Борис, которого она увидела первый раз в автобусе, — Борис, вступившийся за нее перед Евсигнеевым с аристократической небрежностью, Борис, который в автобусе постоянно брал на себя роль миротворца, Борис, который на вечере в особняке так замечательно танцевал…

Когда джип притормозил возле подъезда Лифмана, тот несколько притих и теперь только потерянно моргал, глядя на их обернувшиеся лица.

— Боря, сейчас пойдешь домой, успокоишься, отдохнешь, а потом поговорим — лады? — сказал Виталий психиатрическим тоном. — Я тебя прекрасно понимаю, мы все через это прошли. У тебя все будет хорошо.

— Но я хочу знать…

— Завтра! — в голосе Виталия звякнул металл, и Борис поспешно кивнул.

— Ладно, хорошо. Только дай мне свой телефон. Пожалуйста. Я не буду сегодня звонить… но мне будет спокойней, если… — он тяжело вздохнул и замолчал. Виталий протянул ему визитку, и Борис схватил карточку с проворством нищего, которому по пьяной щедрости протянули стодолларовую бумажку. Потом нерешительно взглянул Воробьеву в глаза.

— Извини, пожалуйста… что я так…

— Нормально, старик, все нормально. Иди домой, отдыхай.

Борис кивнул и выбрался из машины. Идя к подъезду он все время оглядывался, словно желая убедиться, что джип и сидящие в нем люди не привиделись ему и не растворились в воздухе без следа, пока он не смотрел на них. Потом хлопнула подъездная дверь, и Алина, тяжело вздохнув, откинулась на спинку кресла.

— Вот сволочи! Какие сволочи!

— Я убью их, — негромко произнес Виталий. Алина взглянула на него. Воробьев постукивал пальцами по рулю, его глаза были сужены, а лицо окаменело.

— Что ты говоришь?

— Когда я найду их, а я их найду, то убью их. Возможно, я даже ни о чем не буду их спрашивать, — Виталий взглянул на часы, потом закурил. — Я просто их убью. Я еще не забыл, как это делается.

— Виталик…

— Что "Виталик"?! — он зло глянул на нее, потом затянулся так сильно, что папироса затрещала в его пальцах, и с нее посыпался пепел. — Посмотри на этого бедолагу! Он же помешался! Он уже не понимает, где кончается сон и начинается реальность!

— Возможно, нам не следовало…

— Еще как следовало! Теперь он, по крайней мере, на какоето время перенесет свое внимание на нас. Возможно, позже, он сможет все вразумительно выслушать и придет в себя. Ты видела, как он за той парочкой наблюдал?! Ты видела, какое у него было лицо? Честно говоря, я испугался, что он сейчас чего-нибудь сотворит!..

Алина невольно кивнула, вспомнив Лифмана, позвериному затаившегося за деревом и сверлящего взглядом мужчину и женщину, которые в обнимку шли к машине, потом задумчиво произнесла:

— Может быть, если мы найдем хоть когонибудь из этих уродов, они смогут его вылечить?

Взгляд Виталия смягчился.

— Об этом я не подумал. Но как?

— Сотрут все это из памяти. Или хотя бы превратят в обычный сон. Сон, который рано или поздно бесследно исчезает. Они могут сделать так со всеми нами.

— А ты хочешь, чтобы они сделали это с тобой? — быстро спросил Виталий. Алина закусила губу, потом отвернулась, глядя на закрытый лифмановский подъезд.

— Нет. А ты?

Виталий помолчал, выводя джип из двора, потом пожал плечами и хмуро произнес:

— Я не знаю… не думал пока. Жаль, мы у него про Светку так ничего и не спросили.

— Завтра спросим. Сейчас он вообще ничего не соображает. Слушай… я даже не знаю, стоит ли…

— Теперь стоит! После Петра и Борьки я уже очень смутно представляю себе, что творится с остальными. Только за Кривцова спокоен, он, как кот, всегда на четыре лапы падает, — Виталий нахмурился, внезапно вспомнив серенький голос Олега, стоявшего возле кухонного окна.