Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

3. Мы стоим за поддержку народов, ставших жертвами агрессии и борющихся за независимость своей родины.

4. Мы не боимся угроз со стороны агрессоров и готовы ответить двойным ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить неприкосновенность советских границ. Такова внешняя политика Советского Союза. В своей внешней политике Советский Союз опирается:

1. На свою растущую хозяйственную, политическую и культурную мощь;

2. На морально-политическое единство нашего советского общества;

3. На дружбу народов нашей страны;

4. На свою Красную Армию и Военно-Морской Красный Флот;

5. На свою мирную политику,

6. На моральную поддержку трудящихся всех стран, кровно заинтересованных в сохранении мира;

7. На благоразумие тех стран, которые не заинтересованы по тем или иным причинам в нарушении мира.

Задачи партии в области внешней политики:

1. Проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами;

2. Соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками;

3. Всемерно укреплять боевую мощь нашей Красной Армии и Военно-морского Красного Флота;

4. Крепить международные связи дружбы с трудящимися всех стран, заинтересованными в мире и дружбе между народами[1071]

Завершая этот небольшой внешнеполитический раздел, хочется донести до сознания читателя простую и вместе с тем многогранную истину. Международное положение нашей страны в тот период можно было уподобить положению между молотом и наковальней.

Возможности маневров и возможности выбора и политического лавирования были весьма ограничены. По крайней мере они все лежали на поверхности. Даже такой антисталинист, как Д. Волкогонов, писал: «У СССР оказался весьма ограниченный выбор»[1072]. Конечно, задним числом можно строить различного рода спекулятивные предположения и проигрывать различные варианты тех или иных действий со стороны Советского Союза. В области политической фантазии такие версии вполне возможны. Но в сфере реальной политики, когда время измерялось не годами, а месяцами, и порой даже днями, приходилось принимать радикальные решения, исходя не из благих пожеланий или намерений, а из условий суровой реальности.

А реальности, если вещи назвать своими именами, были таковы. С одной стороны, нашей стране угрожала агрессия гитлеровской Германии, а на Дальнем Востоке маячила отнюдь не иллюзорная опасность войны со стороны Японии. Клещи империалистической агрессии могли в любой момент сомкнуться вокруг нашей страны. Так называемые демократические государства Запада, включая сюда и США, не испытывали реального желания и практической готовности пойти на создание системы коллективной безопасности с участием Советского Союза как его важнейшего составного звена. Более того, их вполне устраивало такое развитие событий, при котором германская агрессия была бы канализирована на восток, т. е. против Советского Союза, большевистский режим которого им был не менее, если не более ненавистен, чем фашизм. Они открыто вели двойную игру, надеясь, что в конце концов Советская Россия окажется в сетях этой хитроумной геополитической стратегии.

В контексте освещения мотивов, лежавших в основе советской внешней политики в тот период, едва ли уместно обойти молчанием позицию Троцкого. И не потому что его позиция имела какое-либо реальное значение, а потому что она еще раз убедительно продемонстрировала все убожество и несостоятельность как его оценок, так и его расчетов, связанных с анализом международной ситуации. В середине 1938 года Троцкий, ведя свою пропагандистскую кампанию, обвинял Сталина в том, что он плетется в хвосте западноевропейских и американских империалистов. Вот что он писал: «Международная политика Сталина, основанная на угнетении народов СССР, в общем и целом совпадает или стремится совпасть с политикой демократических империалистов. Сталин ищет сближения с нынешними правительствами Франции, Великобритании и Соединенных Штатов. В этих целях он превратил соответственные секции Коминтерна в социал-империалистические партии. Сталин стремится доказать правящим классам наиболее могущественных стран, что он не угрожает их империалистическим интересам. Сталин может проводить подобную политику, только жертвуя интересами мирового рабочего класса и всех колониальных и полуколониальных народов. Недопустимо себя обманывать условными фразами и остатками старых революционных лозунгов. Сталин поддерживает в колониальных и полуколониальных странах «революционную» и «национальную» политику ровно в тех пределах, чтоб испугать заинтересованную империалистическую страну и показать ей высокую ценность своей дружбы»[1073].

Нет смысла опровергать столь примитивную мотивацию и не менее примитивную аргументацию Троцкого. Судя по его логике, Советскому Союзу в тот период надлежало вести линию не на поиски условий для создания системы коллективного отпора потенциальным агрессорам, а всячески обострять отношения с ведущими западными державами, что в той обстановке было только на руку Гитлеру. Когда же Сталин на съезде партии в марте 1939 года сформулировал главные направления советской внешней политики, из которых явствовало, что СССР выступает за укрепление деловых связей со всеми странами, поскольку эти страны будут держаться таких же отношений с Советским Союзом, поскольку они не попытаются нарушить интересы нашей страны, Троцкий завопил о том, что это означает «предложение руки и сердца Гитлеру». Видите ли, Троцкому не нравилась ни линия на поиски взаимовыгодных отношений СССР с западными демократиями, ни линия на развитие отношений СССР с соседними странами, в том числе и с Германией, на условиях, о которых только что говорилось выше. Естественно и правомерно сделать вывод, что сам Троцкий выступал с позиций международного провокатора, поскольку проповедовавшаяся им идея подталкивания мировой революции была не чем иным, как провоцированием войны. Причем горючим материалом для разжигания пожара такой, с позволения сказать, революции, должны были стать народные массы Советского Союза. Принимая во внимание сказанное, не удивительно, что все троцкистские призывы повисали в воздухе и не находили никакого отклика среди трудящихся масс во всем мире. Именно этим и объясняется печальная судьба, постигшая организованный троцкистами так называемый Четвертый интернационал — этот политический выкидыш обанкротившегося лидера троцкизма.

В исторической науке бытуют различные точки зрения относительно того, как доклад Сталина повлиял на дальнейшее развитие отношений между Советским Союзом и Германией. Одна точка зрения исходит из того, что якобы в этом докладе был дан явный сигнал Гитлеру о готовности СССР искать и найти почву для дальнейшего соглашения с Берлином. В подтверждение такого утверждения приводятся некоторые факты, в частности, то, что новый министр иностранных дел СССР Молотов после подписания пакта от 23 августа 1939 г. якобы поднял бокал за Сталина, отметив, что именно Сталин своей речью в марте сего года, хорошо понятой в Германии, вызвал коренной поворот в отношениях между двумя странами[1074].

Конечно, по прошествии многих десятилетий трудно дать вполне адекватную и объективную оценку влияния высказываний вождя на дальнейший ход событий в отношениях между двумя странами. В контексте сказанного советским лидером, а именно — мы стоим за мирные, близкие и добрососедские отношения со всеми соседними странами, имеющими с СССР общую границу, стоим и будем стоять на этой позиции, поскольку эти страны будут держаться таких же отношений с Советским Союзом, поскольку они не попытаются нарушить, прямо или косвенно, интересы целости и неприкосновенности границ Советского государства — данное положение было адресовано всем заинтересованным сторонам, в том числе и Германии. Причем в такой постановке вопроса не содержалось какого-то особого намека на намерение установить доверительные или особые отношения с Берлином. Дело было за Берлином давать свое толкование тому, что было сказано советским вождем. Более поздние наслоения и последующие события послужили своего рода толчком для некоторых исследователей придать высказываниям Сталина именно такое истолкование. Однако его правомерность не представляется бесспорной.

Сошлюсь на свидетельство немецкой исследовательницы данной проблемы, которая, в частности, писала: «Итоги XVIII съезда партии ни в Москве, ни за рубежом поначалу не были восприняты как сенсация, возвещающая о радикальных переменах в советской внешней политике, особенно в отношении Германии. В своем заключительном отчете о XVIII съезде партии, который Шуленбург (посол Германии в Москве — Н.К.) подписал 3 апреля, германское посольство в Москве не вышло за рамки обычных оценок. Так, после детального и в высшей степени профессионального анализа обсуждавшихся на съезде вопросов и обобщения принятых на нем решений, констатировалось, что «XVIII съезд партии не преподнес никакой сенсации, не выработал ни одной новой директивы и не решил ничего принципиально нового. Основные темы, занимавшие съезд («успехи» советской экономики, уничтожение «врагов народа», повышение боевой готовности в отношении внешних врагов, «политическое и моральное единство советского народа» и необходимость улучшения партийно-политического воспитания масс), обсуждаются советской печатью и отражаются в речах руководящих партийных и правительственных функционеров уже в течение ряда лет»[1075].