Кыш и Двапортфеля: Повести - Юз Алешковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Снежка! Ты мой самый лучший друг на всю жизнь, съедим мы с тобой пуд соли или не съедим! И я никогда не буду твоим предателем! И сам сделаю тебе ещё много хорошего!»
Мы со Снежкой шли, ругая Рудика, а Оля всё молчала. И я не выпускал её руку.
— Смотрите! — вдруг сказала Снежка.
Я увидел идущего нам навстречу оперуполномоченного Володькина, а рядом с ним шли двое парней — те, которые кинули в меня снежок. Шли они нехотя, с ненавистью глядя на Володькина.
— Это они, — сказала Оля.
Кыш насторожился, присел и, когда идущие поравнялись с нами, бросился на одного из парней, оскалив зубы. Парень шарахнулся в сторону, а другой спрятался за Володькина. Я оттащил Кыша и спросил Володькина:
— Правда, это они?
Он кивнул.
— А как они всё-таки сумели? — спросил я так, чтобы никто не слышал.
— Дверь была открыта. Щенок вышел на площадку. Набросили на него пиджак, зажали рот, и всё. Смотри не спи больше на посту.
— А вы как напали на след?
— Я сразу подумал, что это месть тебе и Кышу за то, что вы разоблачили мелкого жулика. А потом, эти голубчики уже не первого пса воруют. Пошли! — сказал им Володькин.
Я ещё раз крепко пожал его руку и попросил не забывать в случае особо важного дела.
Мы не стали смотреть, как Володькин вызывал из кафе Рудика. Кыш лаял, пока мы не зашли за угол.
ГЛАВА 57
У нашего дома я спросил у Снежки, что сегодня проходили и какие задали на дом уроки, а всё время молчавшей Оле сказал:
— Ты уже взрослая, а мы первоклашки. Тебе с нами скучно дружить. Но всё равно, мы — друзья. Ладно? Ведь смотри: нам со Снежкой по семь лет, а тебе шестнадцать. А когда нам будет пятьдесят, то никто не заметит, что ты старше, а когда семьдесят, и подавно.
Тут Оля засмеялась, хотя я не понял, что было смешного в моих словах, и сказала:
— На днях я вас возьму в бассейн. Научу плавать. Только спроситесь у пап и мам.
Снежка ушла с Олей. Они ведь жили рядом, а мы с Кышем пошли домой.
Мама открыла нам дверь и присела. Кыш радостно прыгнул ей на руки. Я добродушно заметил:
— Сама прижимаешься к нему лицом, а мне не велишь…
Мама встала, держа Кыша на руках, и спросила:
— Куда делась вторая папина перчатка? Я обыскала всю квартиру. Её нигде нет.
Мне пришлось издалека начать рассказ о том, как я бросил папину перчатку в Рудика. С того момента, как мама оставила меня с Олей, с разрешения завуча.
Кончил я рассказом про встречу с Володькиным, который вёл похитителей Кыша в милицию.
— И правильны были слова Оли! Не вызывай таких типов на дуэль. Не бросай им перчаток. Ведь я сорок минут стояла за ними в очереди, а у папы пальцы отморожены на правой руке. В чём он будет теперь ходить? — спросила мама.
Тут я вынул из кармана перчатку, немного липкую от мороженого, и мама теперь уже обнимала Кыша вместе с папиной перчаткой.
ГЛАВА 58
А самого папы ещё не было дома. Пришёл он поздно, когда я собирался лечь спать. Лицо у него было усталое, совсем обросшее бородой, глаза ввалились, но папа весело крикнул маме, мне и Кышу:
— Товарищи! Выяснилось, что я был не прав! Да, да! Не прав! Здравствуй, Кыш! Сегодня у нас с тобой особенно счастливый день!
Папа, умываясь, рассказал мне, как на испытаниях он вовремя понял свою ошибку, признался в ней своим товарищам, и они все, исправляя эту ошибку, валились с ног от усталости, но всё кончилось хорошо. А с папиных плеч сразу упал невыносимый и неприятный груз. И оказалось, что прав был дядя Сергей Сергеев. Но зато папа всё понял, и у него теперь весёлое настроение.
Я всё-таки не мог понять, как это можно быть счастливым и весёлым, если стало ясно, что ты не прав. Но раз папа повеселел, значит, так оно и есть. Наверно, нужно быстрей перестать упрямиться…
Утром мама рассказала, что я стоял, прислонившись к двери ванной, слушал папу, глаза у меня слипались, я сел на пол и уснул. И не слышал, как папа положил меня одетым на диванчик, накрыл одеялом, и я без единого сна проспал всю ночь до утра.
И это было хорошо — после двух таких тяжёлых дней проснуться солнечным осенним утром, погладить Кыша, прогуляться с ним, потом тихо, чтобы не будить уставшего папу, позавтракать, положить в портфель книжки, азбуку и тапочки и пойти в школу.
Перед уходом мы с мамой всё-таки разбудили папу всякими разговорами. Он сонно пробормотал:
— Сын… подойди ко мне!
Я подошёл.
— Дай руку!
Я протянул руку, и папа слабо, потому что он был спросонья, её пожал.
— Ты настоящий мальчишка… Ты мужчина… только научись читать и писать… совершенно…
Тут он снова заснул.
— Ладно. На той неделе обязательно научусь, — пообещал я и понял, что мама рассказала папе про весь вчерашний день.
ГЛАВА 59
В школу мы шли со Снежкой и Ветой Павловной. Я догнал их на улице, отозвал Снежку и спросил:
— Ты почему в секрете держала свою маму Вету Павловну? Эх, ты!
— Она вовсе не мама, а двоюродная тетя. А мама с папой на три года уехали в командировку в Африку, — сказала Снежка.
— А почему она тебе даже строже, чем мне, замечания делает? И грозит в другой класс перевести?
— Не знаю сама… Зато она дома добрая.
— А почему тебя в Африку не взяли?
— Потому что не умею переносить жару.
— Я тебе тренировку устрою, — пообещал я. — Зажжём в кухне газ и духовку и будем уроки делать при жаре.
— С газом нельзя баловаться. Нашел игрушку! Хочешь нанюхаться и в больницу попасть? Не вздумай, — сказала Снежка, и мы опять пошли рядом с Ветой Павловной.
До уроков я успел подойти к завучу и сообщить, что Кыша мы выручили благодаря Оле и другим людям.
— В понедельник тебе предстоит разговор с директором, — сказал завуч. — Будешь объяснять, почему ты без спроса срываешь фото с газеты и убегаешь, несмотря на приказ остановиться. Ясно?
— Остановиться я уже никак не мог. Я здорово разогнался, — объяснил я.
— Иди на урок. Будь молодцом, — велел завуч.
ГЛАВА 60
На первой же переменке меня обступили ребята из разных классов. Но больше было старшеклассников. Они смотрели на меня сверху вниз, смеялись, но не дразнили.
А редактор радиогазеты Коля, по прозвищу Вокруг, присел передо мной на корточки, поднёс к моему рту матовый, с дырочками микрофон и спросил:
— Сероглазов! Не будете ли вы так любезны ответить на ряд вопросов собственного корреспондента нашего радио?
— Задавайте, — ответил я, решив больше ничего не бояться. — Только быстрей. Мне пить охота.
— Товарищи! Прошу абсолютной тишины! Идет запись! — попросил Вокруг, и все неожиданно притихли. — Сколько вам лет, Сероглазов?
— Восьмой пошёл.
— Занимались ли вы в раннем детстве боксом, самбо, дзюдо, борьбой, стрельбой из огнестрельного оружия или фехтованием?
— Стрелял из «нагана», — сказал я, однако умолчал, что умею плеваться дальше всех в нашем дворе. И мне интересно было смотреть на маленький магнитофон Коли-Вокруг с вертящимися кружочками и мигающей зелёной лампочкой.
— Каковы ваши личные достижения при стрельбе из «нагана»?
— Попал в лампочку на кухне. Резинка к ней прилипла, и она лопнула.
— Прекрасный результат. И вам не было страшно, когда вы вызывали на дуэль Барышкина?
— Сначала было страшно, а потом нет. — «Вот он о чем! — подумал я. — Уже узнали, но бояться мне нечего! А если хотят посмеяться, пусть смеются!»
— А как вёл себя Барышкин после того, как вы ему бросили вызов?
— Я кинул перчатку, и забрызгал его мороженным, и сказал: выходи на дуэль за то, что украл мою любимую собаку! А он покраснел. И всё.
— Покраснел, и всё? А ваш вызов не принял? Повторяю: не принял вызов?
— Нет. Не принял.
— Всё ясно. Сколько у вас было секундантов?
— Один, — сказал я и увидел Снежку.
Она приложила палец к губам.
— Назовите фамилию этого благородного человека!
— Не буду называть.
— Простите, почему?
— Ему попадёт.
— И ещё один вопрос. Из каких источников, письменных или устных, вам стало известно о дуэлях?
— Мне рассказывали, как Пушкина убили на Чёрной речке.
— А про Лермонтова не рассказывали?
— Нет.
— Вы понимали, что результат дуэли мог быть весьма печален… для вас и… конечно, для всех нас?
— Понимал, — сказал я тихо и представил, как всем было бы меня жалко и как Тигра прибивает к моей парте каменную доску, на которой золотыми буквами написано:
ЗДЕСЬ
В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ
УЧИЛСЯ АЛЁША СЕРОГЛАЗОВ.
— И последний вопрос: кого ещё вы собираетесь вызвать на дуэль в ближайшее время?