Век чудес - Карен Томпсон Уокер

А вот в светлые ночи Сильвия словно оживала. Ее тонкие пальцы скользили по клавишам, хотя соседи в округе уже видели десятый сон. В полночь она полола сорняки. Пока все спали, она бодрствовала. Одной тихой белой ночью я наблюдала, как Сильвия вытащила елку на лужайку, на солнцепек. В тишине спящей улицы отчетливо слышался скрежет горшка по асфальту.

В некоторых европейских странах образ жизни Сильвии и ей подобных уже считался полулегальным. На соседнем континенте сторонниками реального времени становились эмигранты из Северной Африки и Ближнего Востока, в основном по религиозным соображениям. В Париже ввели комендантский час, что вызвало бунты. Один из членов городского совета предложил последовать примеру Парижа. В соседнем городке введение комендантского часа прошло успешно, но вскоре эта мера была отменена решением суда.

На той же неделе отрубили электричество в нескольких домах на нашей улице. Телевизоры смолкли без предупреждения. Внезапно остановились стиральные машины. Из колонок больше не звучала музыка, над обеденными столами не горел свет.

Причем этот сбой произошел только на трех участках: у Капланов, у Тома с Карлоттой и у Сильвии. Случайность была исключена. На сторонников реального времени начались гонения. Кто-то перерезал провода.

Для осмотра места происшествия приехали двое полицейских. Они опросили соседей, но никто ничего не видел. У электрокомпании ушло шесть часов на восстановление подачи тока в жилища. Злоумышленников так и не нашли.

19

В школе мы расчленяли лягушек, бегали кроссы, проверялись на сколиоз. Футбольный сезон продлили до января из-за пропущенных осенью игр. Но у меня пропал интерес к спорту — я больше не видела в нем смысла.

— Тебе же нравится футбол? — спросил как-то раз папа, когда я забралась к нему в машину, чтобы поехать на тренировку. После того, как мама заболела, он изменил свое расписание, чтобы подвозить меня.

— Откуда ты знаешь, нравится он мне или нет? — ответила я.

Папа обернулся ко мне. Я никогда раньше не разговаривала с ним в таком тоне, и он удивился. Небо окрасилось жгучим оранжевым цветом — начался закат.

— Да что с тобой творится в последнее время? — поинтересовался он устало.

Его светло-каштановые волосы начали редеть, на подбородке проступила щетина. Интересно, догадывался ли он, что я знаю про него и Сильвию.

— Ничего. Просто надоело все, — сказала я.

Папа промолчал, и мы поехали дальше.

Из времени, проведенного на футбольном поле, я лучше всего помню моменты, когда мимо нас пробегала команда мальчиков. Мы слышали, как шипы их бутсов, приближаясь, синхронно стучали по асфальту. От их одежды доносился запах пота. Я всегда искала глазами Сета, но он бежал сбоку впереди всех и никогда не смотрел в нашу сторону. Остальные ребята на ходу поглядывали на Микаэлу, и она отвечала им широкой улыбкой. Никогда не могла понять, как ей удавалось угадывать их желания. Я же, напротив, старалась не смотреть на мальчишек до тех пор, пока они не вступят на приглушающую все звуки пыльную дорожку на дальнем конце поля. Тогда я позволяла себе еще раз взглянуть на Сета перед тем, как он с остальными парнями скроется за эвкалиптами, которые разграничивали наши поля.

Мы приехали на стоянку. Папа притормозил у обочины и сказал:

— Послушай, не бросай футбол.

Я вылезла из машины, закинула спортивную сумку на плечо и хлопнула дверью.

Стоянка находилась на приличном расстоянии от поля, но я старалась идти как можно медленнее. Издалека я заметила там тощую фигуру Ханны. Меня бесило воспоминание о недавней близости, которое незримо и мучительно висело в воздухе между нами.

И тут я поняла, что могу пойти не на тренировку, а в любое другое место.

Папа уже уехал, поблизости никого не было.

Видимо, замедление повлияло и на мой характер: в тот день я ощутила прилив отваги и безрассудства. Сначала не спеша, а потом все быстрее и быстрее я направилась в противоположную от поля сторону. Затем я сбежала с крутого склона холма, сминая бутсами хрустальную от росы траву.

Я остановилась только на стоянке располагавшегося неподалеку торгового центра.

Первым мне на глаза попался магазин здорового питания, где покупали продукты сторонники реального времени. Несмотря на то что день давно начался, магазин только открывался, продавцы выставляли ряды банок с витаминами, сушеной капустой и гомеопатическим снотворным.

Следующая дверь вела в огромную аптеку, покупатели сновали туда и обратно с тележками. Я несколько раз бывала там с мамой. Аптека делала ставку на людей, желающих выжить в экстремальных условиях: у входа возвышалась гора консервированных продуктов, украшенная вывеской «А ваша семья уже сделала запасы?».

Я стала бродить по магазину. Звук собственных шагов по линолеуму пугал меня. Мне казалось, что меня в любой момент могут выгнать отсюда. Но никто не обращал на меня внимания. На скучную классическую музыку, льющуюся из динамиков под потолком, накладывалось жужжание флуоресцентных лампочек.

Когда я приходила сюда с мамой, то всегда стеснялась заглядывать в некоторые отделы. А сейчас у меня появилась возможность изучить их. Я отправилась в отдел косметики, где на пятнадцатиметровой витрине лежали сверкающие упаковки с пудрой, лаком, кремом, подводкой для бровей, блеском для губ, пинцетами, заколками и бритвами. Мне пришло в голову, что если использовать все эти сокровища правильно и в меру, то они помогут мне стать более привлекательной и более любимой.

В дальнем углу отдела девушка с безупречно прямыми черными волосами, зажав в руке ключи от машины, открывала и пробовала на ногтях лак. До сих пор помню, как приятно позвякивали друг о друга флакончики. Я позавидовала тому, как буднично она скидывала в корзинку понравившиеся лаки.

За ее спиной на круговой подставке висели несколько лифчиков.

Пока девушка была в отделе, я стеснялась подойти к вешалке и слонялась по магазину взад-вперед, делая вид, что выбираю помаду. Как только она ушла, я бросилась к лифчикам. Их оказалось всего пять или шесть видов, но мне особенно понравился один: белоснежный, в синий горошек, с бретельками в виде атласных синих лент, которые крепились к чашечкам маленькими бантиками. Убедившись, что рядом никого нет, я приложила лифчик к груди.

На ценнике было указано: восемь долларов и девяносто девять центов. В моей спортивной сумке лежала дедушкина десятидолларовая купюра.

Когда папа подъехал к футбольному полю, я, как обычно, сидела на обочине. В недрах сумки тайно сиял лифчик. Девочки из моей команды уже потянулись в сторону парковки. Я видела издали маленькие фигурки, которые останавливались, чтобы размять ноги или поправить хвостики, растрепавшиеся после тренировки. Тренировки, которую я пропустила.

Я быстро залезла в машину.

— Как все прошло? — поинтересовался папа.

Я принялась большими глотками пить воду из бутылки. Вранье, как алгебра, стало для меня новой областью для изучения.

— Прекрасно, — ответила я.

— Чем занимались?

Я испугалась, что он о чем-нибудь догадается, и протянула:

— Мы всегда делаем одно и то же. Потому и скучно.

И тут случилось чудо — он мне поверил.

Как только мы приехали домой, я заперлась в ванной. У меня появилось приятное ощущение, что теперь все только начинается. Все мои переживания постепенно отошли на задний план. Я уже видела, как бретелька спускается с моего плеча, вылезая из-под майки точно так же, как у Микаэлы в школе.

Но едва я примерила лифчик, промучившись несколько минут с застежкой, как обнаружила, что в восприятии вещей в магазине и дома существует чудовищная разница. Выяснилось, что я купила просто дешевый бабский бюстгальтер. Атласные ленточки оказались слишком яркими и блестящими. Один шов уже поехал. А чашечки, словно два сдувшихся воздушных шарика, уродливо повисли на моей плоской груди.

Я услышала, как мама поднимается по лестнице.

Из-за двери она спросила, чем я занимаюсь.

Одно ее присутствие в коридоре заставило меня занервничать.

— Ничем, — ответила я.

— Ты заболела? — Мама очень боялась, что у меня тоже начнется синдром. — Папа говорит, ты там уже полчаса торчишь.

Я чувствовала, как ей хочется открыть дверь, как ее рука тянется к дверной ручке. Я расстегнула лифчик и натянула майку:

— Все в порядке. Я выйду через минуту.

Позже, когда мама уже уснула, а папа уехал на работу, я похоронила лифчик на дне мусорного контейнера на заднем дворе, чтобы никто никогда не узнал, как мало я смыслю в том, что для других девочек совершенно очевидно.

20

С приходом февраля темное время суток стало по-настоящему темным, а свет начал светить еще безжалостнее. Жар поднимался от асфальта горячими волнами, заметными даже глазу. Чем длиннее становились дни, тем хуже я спала.