Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы [litres] - Филип Дик

Петля, казалось, ослабла.

— Я не могу рисковать, — сказал фокомелус, — и не отпущу вас, пока не вернется Джун Рауб.

Ведра снова начали черпать воду. Они размеренно поднимались и опускались до тех пор, пока цистерна, прицепленная к фокомобилю, не наполнилась доверху.

— А ты что здесь делаешь? — спросил Элдон. — Воруешь воду?

— Имею право, — сказал фокомелус, — каждый в округе получает от меня намного больше, чем я беру у него.

— Отпусти меня, — попросил Элдон, — я только пытаюсь найти лекарство для моей маленькой дочери. Она умирает…

— Моя дочь… она умирает… — передразнил его фокомелус, точно имитируя голос оптика. Он откатился от ручья и приблизился к Элдону. Фокомобиль его блестел как новенький. Это была одна из самых совершенных конструкций, которые Элдон Блэйн когда-либо видел.

— Отпусти меня, — снова попросил Элдон, — и я дам тебе пару очков бесплатно. Любую пару, по твоему выбору.

— Мои глаза безупречны, — сказал фокомелус, — все во мне совершенно. А без того, что отсутствует, я отлично обхожусь. На этот холм, например, я заберусь быстрее тебя.

— Кто построил твой фокомобиль? — спросил Элдон. За семь лет, прошедших после Катастрофы, машина, конечно, поизносилась бы и частично сломалась, как и все вокруг.

— Я сам построил его, — ответил фокомелус.

— Как ты мог построить свой собственный фокомобиль? Это невозможно.

— Раньше я управлял манипуляторами с помощью тела, теперь — с помощью мозга. И все сделал сам. Я здешний мастер. Те старые экстензоры, которые выдавало правительство до войны, — они были хуже, чем даже такие руки и ноги из плоти, как у тебя.

Фокомелус скривился. Его тонкое худое лицо с острым носом и очень белыми зубами идеально подходило для выражения того чувства, которое он демонстрировал сейчас Элдону Блэйну.

— Дейнджерфильд говорит, что мастера теперь — самые нужные люди в мире, — сказал Элдон. — Однажды мы слышали, как он объявил Всемирную неделю мастеров и назвал имена самых известных. Как тебя зовут? Может быть, он и тебя упоминал?

— Меня зовут Хоппи Харрингтон, — сказал фокомелус. — Но я знаю, что он не называл меня. Пока что я держусь в стороне, еще не пришло время открыться миру. Но я собираюсь… Я позволяю здешним аборигенам видеть малую толику того, на что я способен, но они предпочитают не распространяться об этом.

— Конечно, они молчат, — сказал Элдон, — они не хотят потерять тебя. Вот у нас сейчас нет мастера, и мы это чувствуем. Как ты думаешь: смог бы ты ненадолго съездить в Болинас? У нас есть чем тебе заплатить. После Катастрофы к нам через горы мало кто добрался, так что мы почти не пострадали от грабежей.

— Я был в Болинасе, — сказал Хоппи. — Вообще-то я объездил все вокруг, добрался даже до Сакраменто. То, что я видел, не видел никто. Я могу проехать на своем «мобиле» пятьдесят миль в день! — По его худому лицу прошла судорога, и он запнулся. — Я не вернусь в Болинас, потому что около него водятся морские чудовища.

— Что за чушь! — возмутился Элдон. — Суеверие! Кто сказал такое о нашей колонии?

— Думаю, что Дейнджерфильд.

— Нет, он не мог. На него можно положиться, он такую ерунду не пересказывает. Я никогда, ни в одной из его программ, не слышал, чтобы он повторял суеверную чепуху. Может быть, он шутил? Держу пари — он просто пошутил, а ты принял все за чистую монету.

— Водородная бомба разбудила морских чудовищ и вызвала их из глубины, — сказал Хоппи.

Казалось, он говорил серьезно.

— Ты должен приехать и посмотреть на нашу коммуну, — сказал Элдон. — Мы развиваемся и преуспеваем больше, чем любой другой город. У нас есть даже уличные фонари, целых четыре штуки. Вечером их зажигают на час. Ты ведь мастер — как ты можешь быть таким суеверным…

Фокомелус выглядел раздосадованным.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, — проворчал он, — может быть, я слышал об этом и не от Дейнджерфильда.

Снизу донесся стук лошадиных копыт, и они обернулись. На дороге показался всадник — полный краснолицый человек, поднимавшийся к ним. Подъехав ближе, он крикнул Элдону:

— Вы оптик?

— Да, — сказал Элдон и, пока всадник сворачивал на подъездную дорожку, ведущую к дому, спросил его: — Вы привезли антибиотики, мистер?

— Их привезет Джун Рауб, — сказал краснолицый толстяк и остановил лошадь возле Элдона. — Слушайте, оптик, дайте-ка поглядеть — что там у вас? Я близорук, и у меня сильный астигматизм левого глаза. Можете мне помочь?

Он спешился и подошел к ним.

— Не могу обслужить вас в настоящий момент, — сказал Элдон. — Хоппи Харрингтон связал меня.

— Господи, Хоппи, — встревожился толстяк, — отпусти оптика. Я ждал его несколько месяцев и не хочу больше ждать ни минуты.

— Ладно, Лерой, — угрюмо согласился Хоппи. И металлическая петля спала с Элдона, развернулась и скользнула по земле к фокомелусу, восседающему в центре своего сверкающего хитроумного «мобиля».

Когда сателлит проходил над Чикаго, его крылоподобные вытянутые антенны поймали далекий слабый сигнал, и Уолтер Дейнджерфильд услышал в наушниках тихий голос:

— …и, пожалуйста, передайте «Вальсирующую Матильду», многие из нас хотели бы ее послушать. И передайте «Песню дятла» и… — Слабый сигнал исчез, и слышались только помехи.

Да уж, насмешливо подумал Дейнджерфильд, это вам не лазерная связь.

Он сказал в микрофон:

— Что ж, друзья, к нам поступила заявка на «Вальсирующую Матильду». — Он нажал переключатель на контрольной панели. — Великий баритональный бас Питер Доусон — кстати, «Питер Доусон» это еще и название очень хорошего шотландского виски — исполняет «Вальсирующую Матильду».

С помощью довольно изношенного блока памяти он нашел нужный ролик, и через несколько мгновений «Вальсирующая Матильда» уже транслировалась на Землю.

Пока играла музыка, Уолт Дейнджерфильд настраивал приемник, пытаясь снова поймать тот слабый сигнал. Вместо этого он влез в переговоры между воинскими подразделениями, задействованными в какой-то полицейской операции в Иллинойсе. Их оживленная болтовня заинтересовала его, и он слушал, пока не кончилась музыка.

— Удачи вам, парни в военной форме, — сказал он в микрофон, — поймайте этих «уличных горлопанов», и — благословляю вас всех.

Он хихикнул, потому что если какое-нибудь человеческое существо могло не бояться возмездия со стороны военных, то это он. Никто на Земле не мог до него добраться — уже шесть попыток после Катастрофы окончились неудачей.

— Поймайте этих нехороших мальчиков… или мне следует сказать: этих хороших парней? Скажите, кто хорош, кто плох в наши дни?