Бутлеров - Лев Гумилевский

«На следующий день конгресс собрался в последний раз. Дюма открыл заседание речью, в которой он снова старался поставить пропасть между старым и новым, искусственно уладить дело об обозначениях, предполагая в неорганической химии оставить старое обозначение, а в органической — принять новые паи. Основанием для этого служит, по его мнению, невозможность применить новые понятия к минеральным соединениям. При этом Дюма прекрасно характеризовал оба существующие направления. Одно, говорил он, представляет ясное последование за Лавуазье, Дальтоном и Берцелиусом. Исходная точка для ученых этого образа мыслей есть атом, неделимое простое тело: все прочее есть сумма атомов, величина производная от первой. Другая партия идет по пути Ампера и Жерара; она берет готовые тела и сравнивает их; она берет частицы тел, отыскивает их изменения и сличает их физические свойства. Первая партия все сделала для минеральной химии; в органической она до сих пор бессильна, потому что здесь химия еще немногое может создать из элементов. Вторая партия, несомненно, сильно двинувшая органическую химию, ничего не сделала для минеральной. «Оставим же, — говорил Дюма, — тем и другим действовать своими путями; они должны сами сойтись». А для того чтобы достичь согласия в обозначении, Дюма предлагал взять новые паи для органических тел и оставить старые для минеральных».

Достигнуть соглашения в этом вопросе на конгрессе не удалось и по сути дела предоставлялось каждому итти своей дорогой, приняв лишь общую терминологию, без чего просто трудно было бы в дальнейшем химикам понимать друг друга.

Через сто лет после Ломоносова, условившись в одинаковом понимании слов «молекула» и «атом», европейские химики сделали, конечно, в 1860 году шаг вперед к пониманию химического строения.

Но «только с 1862 года, — говорит академик Н. Д. Зелинский, — химики входят постепенно, оставляя типические и унитарные представления, в круг новых идей и начинают проникать, благодаря гению Бутлерова, «во внутреннее нечувствительных частиц строение».

Глава четвертая

ТОРЖЕСТВО РУССКОГО УЧЕНОГО

1. РЕКТОРСТВО БУТЛЕРОВА

В истории развития русской общественной мысли конец пятидесятых и начало шестидесятых годов прошлого века характеризуются широким развитием революционно-демократического движения, во главе которого стояли великие русские мыслители Добролюбов и Чернышевский. Крымская война, обнаружившая внутреннюю слабость крепостнической России, явилась новым толчком к развитию освободительного движения в России.

«Обстоятельства имеют большое влияние на пробуждение общества от дремоты, — писал Н. Г. Чернышевский, заканчивая свой литературный обзор в «Современнике» за декабрь 1856 года, ознаменовавшегося подписанием в Париже мирного договора. — Нет сомнения, что в этом отношении мы много обязаны войне, она заставила нас протереть глаза, она вызвала всеобщее живое участие своими грозными катастрофами, геройским мужеством наших войск; общество оживилось этим участием, во всех концах и углах России началось движение, источником которого была благородная народная гордость. Но все сферы жизни так тесно между собой связаны, что при пробуждении ума в одном направлении и во всех направлениях он начинает обнаруживать более бодрости».

Внутренняя гнилость крепостнического строя, ослабленного Крымской войной, настоятельно требовала уничтожения крепостного права, тормозившего экономическое развитие страны. Демократические элементы общества во главе с революционными демократами боролись за новый путь развития, за освобождение крестьян с землей и без выкупа, то-есть за такой путь, который мог действительно дать крестьянским массам возможность свободного экономического развития. Борьба за интересы народа, внимание к социальным и национальным вопросам получила широкий отклик в среде мыслящей интеллигенции, привела к оживлению русской общественной и научной мысли. Борьба за прогрессивную материалистическую науку велась и в стенах университетов, где в эти годы возникали студенческие беспорядки, которые были ответом учащейся молодежи на попытки правительства задушить свободную научную мысль. Часто студенческие беспорядки возникали в это время и по поводу более общих вопросов, непосредственно связанных с волновавшим общество положением крестьянских масс.

«Началом шестидесятых годов было создано то возбуждение, которое сделало нас особенно восприимчивыми к научным интересам, — свидетельствует Г. Г. Густавсон, ученик Бутлерова, — это время ознаменовалось у нас появлением многих первоклассных деятелей науки, теперь, к сожалению, мало-помалу сходящих со своего поприща. Влияние этого времени с особенной ясностью, проявилась на Ал. Мих. Бутлерове, потому что, хотя он был профессором с 1851 года, но талант его развился только в эту эпоху, развился весьма быстро и притом в такой степени, что он стал одним из влиятельнейших руководителей нового движения в химии. Будучи русским в самом обширном значении этого слова, всегда принимая близко к сердцу интересы и успехи русских, особенно в науке, чувствуя себя связанным самыми тесными узами с Россией, Бутлеров, как один из самых лучших ее представителей, не мог не итти вместе с нею, и в то время, когда все кругом него оживилось, он быстро развил те богатые задатки, которые были присущи его натуре».

В 1859/60 учебном году Бутлерову пришлось совмещать научные занятия и преподавание с административной работой в университете, ректором которого он был назначен неожиданно для себя и для всех окружающих.

До того ректором университета был Осип Михайлович Ковалевский (1800–1878), первый русский монголист. Большой ученый и плохой «дипломат», он не смог в годы студенческих волнений найти ту линию поведения, которая была бы приемлемой и для студентов и для старых профессоров, против которых выступало студенчество.

Студенческие волнения этого времени были следствием все того же подъема общественного самосознания, чувствовавшегося во всех слоях русского общества. Вначале они как в Казанском, так и в других университетах носили чисто академический характер. В Казани первая студенческая «история» произошла неожиданно для администрации, не заметившей нового веяния в студенческой среде. В начале 1858 года семьдесят студентов направили реакционному профессору В. Ф. Берви (1793–1867), читавшему физиологию, письмо, в котором они очень вежливо просили его… уйти из университета, уступить место свежим научным силам. Опасаясь столкновения со студентами, Берви прекратил чтение лекций, переслав письмо начальству и ожидая его распоряжений о расследовании инцидента. Совет университета поддержал Берви, указывая на невозможность учебной деятельности в том случае, если профессура будет поставлена в зависимость от учащихся. Попечитель назначил особый комитет для расследования, и вскоре студентам было приказано просить у Берви прощения.