Искатель. 2000. Выпуск №6 - Николай Казаков

— Послушайте, — обратился я к одному из зрителей, вопившему что-то нечленораздельное на языке, напоминавшем одновременно литературный английский и бранный энтурекский. — Послушайте, я здесь впервые, не скажете ли вы…

— Не задавайте глупых вопросов, Шекет, — услышал я раздраженный голос Бурбакиса, исходивший, как мне показалось, из желудка болельщика, продолжавшего вопить, не обращая на меня внимания. — Не задавайте глупых вопросов!

— Так это вы! — воскликнул я и попытался схватить болельщика за руку.

Сделав шаг вперед, я оказался в пещере, куда с трудом проникал дневной свет. Вокруг была грязь, валялись какие-то коробки, копошились животные, напоминавшие маленьких утконосов, а неподалеку стоял боевой робот системы «шалаш» — устаревшая модель, с такими я как-то имел дело на одной из планет Альгениба. Справиться с «шалашом» голыми руками смог бы лишь герой древнегреческих мифов или русских былин, а если учесть, что такие герои существовали только в воспаленном воображении народа, то угомонить робота не мог никто, если, конечно, не применял лазерной пушки или хотя бы базуки начала века.

Вы думаете, я испугался? Напрасно. Кое-что я уже успел понять в этой непрекращавшейся катавасии и потому стоял, ожидая событий и сложив руки на груди, как Наполеон при Аустерлице.

Робот повернул ко мне морду, похожую на изображение Химеры на соборе Парижской Богоматери, и выдвинул клыки, которыми он обычно расправлялся с иноземными тварями. Меня обуял спортивный азарт — кто, в конце концов, окажется более проворным: я или эта тварь, не соображавшая, что является всего лишь результатом творчества безумного изобретателя Бурбакиса?

Робот бросил клык, я увернулся и…

Очутился на людной городской улице, где, как мне показалось, начался карнавал идиотов. Участвовать в этом мероприятии у меня не было никакого желания. Я закрыл глаза, повернулся и, протянув вперед руки, нащупал холодную поверхность трапа.

Не очень удобно подниматься по металлической лестнице с закрытыми глазами, но я с этим справился и минуту спустя сидел в пилотском кресле, ожидая возвращения господина изобретателя.

— Ну что? Каково? — воскликнул Бурбакис, ввалившись в рубку следом за мной. — Впечатляет? Разве это не безумно интересно?

— Если безумие определяется интересом, то конечно, — кивнул я.

— Когда вы догадались, в чем суть изобретения? — спросил Бурбакис.

— Сразу, — сказал я, чуть погрешив против истины. — Правда, последовательность исторических событий несколько произвольна…

— Не я ее определяю! — воскликнул изобретатель. — Это все совершенно случайно! Интерференция, понимаете ли…

— Понятно, — кивнул я. — Вы ведь на самом деле не создали планету, а взяли уже готовую, верно? Вы только консервировали ее историю. Вытащили из прошлого, использовав колодцы времени, и расположили слоями, будто пирог. Делаешь шаг — и оказываешься в одной эпохе, еще шаг — и ты уже в другом времени.

— Гм… — сказал Бурбакис. — Не совсем так, но похоже. Как вы полагаете, Шекет, Терру Бурбакиану можно использовать в качестве музея? Брать билеты с туристов?

— Только после того, как получите патент, — твердо сказал я.

— Когда же я его получу? — быстро спросил Бурбакис.

— Никогда! Идея ваша безумна, согласен, но недостаточно безумна, чтобы заслужить право на жизнь. В выдаче патента отказано.

Кажется, Бурбакис хотел меня убить. Впрочем, он быстро одумался и всю злость выместил на кнопке старта, которую вдавил в панель управления с такой силой, будто хотел пробить дыру. Звездолет взлетел с Терры Бурбакианы, но вместо того, чтобы взять курс на Цереру, направился в противоположную сторону.

ПЛАНЕТА МЕСТИ

— Мне кажется, — вежливо сказал я, — что мы направляемся вовсе не туда, куда нужно. Должно быть, вы ошиблись в прокладке курса.

— Я не ошибся, Шекет, — сухо сообщил изобретатель и увеличил ускорение до предельного значения, при котором начинают трещать растяжки корпуса. Для пассажиров это не имеет значения, мы-то люди тренированные, но вот корабль может не выдержать подобного обращения и от возмущения способен рассыпаться на части. Как тогда мы доберемся до Цереры или другого небесного тела?

Я сказал об этом Бурбакису и получил ответ:

— Не рассыплемся. Видите ли, Шекет, после общения с вами у меня не в порядке нервы…

— Это и видно, — согласился я.

— А в таких случаях, — продолжал изобретатель, — я обычно гоняю свой «Гений» на предельных перегрузках. Это успокаивает.

«Гений», если вы поняли, — название звездолета, на котором безумный изобретатель Бурбакис возил меня показывать свою не менее безумную планету. Хорошее название для корабля, сразу показывает, с кем приходится иметь дело.

— К тому же, — не унимался Бурбакис, — после того, как вы нанесли мне тяжелую душевную рану, я просто обязан показать вам планету, идею которой не собираюсь патентовать.

— Вот как? — ехидно спросил я, не сдержав своих чувств. — У вас есть изобретения, которые вы готовы подарить человечеству?

— Человечество обойдется без моих подарков! — воскликнул Бурбакис и уменьшил наконец ускорение, отчего «Гений» глубоко вздохнул и отблагодарил хозяина отказом всех бортовых следящих систем.

— Ну вот, — мрачно сказал я. — Мало того, что вы похитили государственного чиновника при исполнении им служебных обязанностей, так вы еще и не сможете вернуть его обратно, поскольку не будете знать даже собственных координат.

— Спокойно, Шекет, — нервно отозвался Бурбакис. — На Вендетту я могу опуститься и с завязанными глазами. Вы только не говорите под руку.

— Молчу, — сказал я, но слова о том, что Вендетта — не лучшее название для планеты, так и вертелись на моем языке.

В молчании прошло около двух часов, в течение которых изобретатель изредка давал указания бортовому навигатору. Наружные экраны были слепы, а приборы ориентирования показывали чушь, и я понятия не имел, в какой области Галактики мы находились. Оставалось надеяться на то, что интуиция Бурбакиса не уступает моей.

Наконец изобретатель включил тормозные двигатели, за бортом что-то звучно грохнуло, и несколько минут спустя я ощутил легкий толчок — похоже, мы действительно где-то приземлились.

— Прошу вас, Шекет, — сказал Бурбакис и распахнул люк прежде, чем я успел сказать, что на неизвестной планете воздух может оказаться смертельно опасным для нашего здоровья.

— Это моя Вендетта, — с радостной улыбкой клинического идиота заявил изобретатель, когда мы выбрались из корабля на зеленый луг. — И повторяю, Шекет, я не собираюсь просить патент на изобретение этой планеты.

— Зачем же вы меня сюда доставили? — спросил я, оглядываясь по сторонам. У горизонта виднелись корпуса нескольких дальних звездолетов и даже одного военного крейсера постройки середины века. Как сюда попала эта колымага, собратья которой были списаны в металлолом еще в те годы, когда я работал в патруле времени?

— Могли бы догадаться, Шекет, — сухо сказал изобретатель. — Это планета моего мщения.

— Вот как? И в чем же, с позволения сказать, заключается месть?

— Это черная дыра, Шекет. Мне удалось соединить в одном небесном теле несоединимые качества. Черная дыра захватывает своим полем тяжести все вокруг и может поглотить даже Вселенную, если будет иметь для этого достаточно времени. Но черная дыра убивает все живое, поскольку обладает, как вы знаете, бесконечно большим полем тяжести. С другой стороны, на обычной планете приятно жить, но захватить своим полем тяжести она способна лишь мелкие камни, в просторечии именуемые метеоритами.

— Понятно, — прервал я изобретателя, поняв, к чему он клонит. — Вам удалось объединить в одной планете бесконечное поле притяжения черной дыры и комфортные условия для жизни.

— Более того, Шекет! — в экстазе воскликнул Бурбакис. — Более того! Поле тяжести Вендетты избирательно — моя планета притягивает лишь объекты, достойные наказания! Пассажирский лайнер, к примеру, пролетит мимо Вендетты, и капитан даже не заметит планету на бортовых локаторах. Но корабль, капитан которого имел несчастье совершить в отношении меня какую-нибудь подлость, не имеет шансов добраться до цели, даже если маршрут будет проложен в сотне парсеков от моей дорогой Вендетты.

Судя по нездоровому блеску в глазах, Бурбакис мечтал о том, чтобы я спросил, как удалось ему совместить в одном небесном теле столь несовместимые свойства. Но я, естественно, не собирался потакать нездоровым желаниям изобретателя и смотрел вокруг, изображая равнодушное любопытство денди, попавшего на скучный бал с угощением а-ля фуршет.

Естественно, моя тактика привела к цели быстрее, чем это могло бы сделать видимое Бурбакису любопытство. Мое показное равнодушие вывело его из себя, и он воскликнул: