Тринадцатый Койот (ЛП) - Триана Кристофер

“Братья”, - сказал он. “Сегодня вечером мы поедем верхом. Мы идем на восток, а не на запад, потому что сердце Джаспера возвращается домой, обратно в объятия нас, самых черных волков. Но мы должны схватить его, пока он путешествует, потому что, если мы позволим ему пройти, мы можем навсегда потерять его запах. Так что сегодня вечером мы едем так, словно за нашими спинами сотня индейцев. Мы движемся, как пушечные ядра, и прорываемся сквозь все, что встает у нас на пути. Мы топчем лесных обитателей и детей в их деревнях, и даже если копыта наших лошадей покрываются кровью, мы не сбиваемся с шага”.

Мужчины посмотрели друг на друга, кивая в молчаливом согласии.

Гленн прищелкнул языком.

Койоты с ревом пронеслись по склону горы в шквале кожи и дыма.

***

Юрия Крейвен уставился на тыльную сторону своих рук.

Вены выделялись, как черные корни, увеличенные и пульсирующие так же отвратительно, как сердце, которое билось в его сумке, как похоронный барабан. Кровь скопилась у него под ногтями, а маленькие волоски на запястьях выпали. Он то и дело откашливался и каждый раз глотал что-то смолистое. Рядом с ним помощник шерифа из Баттлкрика нахмурился из-под усов, закрученных в руль.

”Что, ради всего святого, с вами происходит?"

Когда Крейвен попытался заговорить, он почувствовал, что его нижние зубы расшатываются. Явно напуганный дегенерацией доктора, помощник шерифа МакГат поднялся со своего места и встал в проходе. Поезд был меньше, чем тот, в котором ехал Крейвен, и менее комфортабельным. А теперь, помимо того, что он был болен болезнью, которую даже он не мог диагностировать, его мучили нервы. К нему никогда раньше не приставали законники. Это было очень унизительно. Очевидно, новый маршал, высадившийся в Хоупс-Хилл, приказал Крейвену поскорее вернуться. Почему это произошло? Макграт и его шериф были немногословны и сказали ему, что маршал Рассел должен сам поговорить с ним об этом. Неужели новый главный законник Хоупс-Хилла узнал, что он покупал части тела? Неужели Верна Пипкина поймали на том, что он обгладывал могилы и бежал с пустыми руками, выдавая имена своих клиентов в обмен на более мягкий тюремный срок? Это было бы как раз в духе этой сопливой крысы-воскресителя. Он отправил бы собственную мать на виселицу, если бы это помогло сохранить хоть один волосок на его прыщавой заднице.

Волосы.

Крейвен снова посмотрел на свое лысое запястье. Он закатал рукав рубашки, и волосы на руках поднялись вместе с ним, сдуваясь, как кошка, сбрасывающая зимнюю шерсть. Черные варикозные вены на его седеющей коже были похожи на разбитые окна. Он отвернулся, подавив рыдание. Насколько жесток был Бог? Если Крейвену суждено умереть ужасной, раковой смертью, неужели нельзя было подождать еще немного, чтобы он мог рассказать о своем великом открытии медицинскому сообществу и тем самым закрепить свое имя в учебниках истории? Даже такая непонятная смерть, как эта, была бы менее болезненной, если бы он знал, что оставил свой след в мире науки. Наследие станет его единственным утешением, когда он будет лежать в могиле.

Он не мог так думать. Он преодолеет это, что бы это ни было. Какая-то новая форма проказы, какая-то инопланетная оспа. Возможно, не сердце мертвеца, а сам Крейвен станет медицинской аномалией, которая войдет в учебники истории. Синдром Крэйвена, возможно, они назовут это кахексией. Он застонал и прислонился головой к окну.

Ночь наступила полностью, но растущая луна погрузила землю в бледный сон. В небе пробивалось множество звезд, и Крейвен вспомнил, как он спал под ними во время войны, лежа в своей постели и покуривая трубку, пока его сослуживцы играли в карты и рассказывали о женщинах. Тогда он был намного счастливее - молодой и бодрый. Глядя на прерию, Крейвен увидел, как огромная тень Черной горы поглотила звезды, и перед тем, как лунный свет скрылся за вершиной, он упал на всадников, направлявшихся к поезду. Их лошади с грохотом неслись по земле, и огромные клубы пыли вздымались над ними, как гейзеры. И хотя Крейвен не знал, кто они такие, он каким-то образом догадался, зачем они едут.

Всадников заметили и другие пассажиры. Женщины задыхались. Мужчины закричали. Помощник шерифа Макграт уже достал свою железяку, и когда дверь вагона открылась, по проходу спустились два экспедитора. Нанятые для охраны пассажиров и груза, они вскочили при виде всадников и приготовили оружие. Пока разбойники обменивались несколькими словами с Макгратом, разбойники подъехали к поезду, и лошади рванули с места на полной скорости. Один из преступников уже тянулся к поручням. Старший помощник экспресса вытолкнул пассажира со своего места, присел на него и, подняв револьвер через окно, сделал три выстрела, но всадники не подали признаков вреда в свете дула. Новичок, плохо подготовленный работник экспресса, засыпал порох в ствол своей устаревшей винтовки. Его руки дрожали, и порох сыпался на руки, как черный снег. Когда старший помощник экспресса снова прицелился в окно, он вдруг закричал, и артериальная струя окрасила его лицо в цвет клубники. Он закричал в агонии и упал обратно на сиденье, обрубок его плеча торчал там, где когда-то была рука.

Крейвен задохнулся, когда в окно, откуда стрелял офицер, врезалась клешня чудовища. Она пробила стекло и, ударившись о подоконник, пробила сам поезд, раздирая раму, словно бумагу, пока не образовалась дыра, достаточная для того, чтобы через нее смог пройти громадный мужчина. По всему вагону люди кричали и топтали друг друга, пытаясь спастись, как будто было куда бежать. Крейвен оставался на своем месте, наблюдая, как этот разбойник надвигается на человека, которого он только что изуродовал.

Макграт попытался спасти упавшего экспрессмена. Он открыл огонь по нападавшему и сумел всадить в него по крайней мере одну пулю, но зверочеловек не прекратил нападения. Он рвал экспрессмена волосатыми руками, выбрасывая в воздух красные пучки плоти и осколки костей. Новичок успел собрать свою винтовку, как задняя дверь вагона распахнулась, и внутрь шагнул другой преступник. Он был стройным, с крысиным лицом и грязно-светлыми усиками. Во рту у него была маленькая сигара, а у плеча винтовка Wesson. Он стрелял, уничтожая всех, кто стоял у него на пути. Вагон превратился в ураган паники, покрытые запёкшейся кровью тела корчились, словно в какой-то великой кровавой оргии. Стройный мужчина проложил дорогу следующему разбойнику - бледному всаднику с длинными черными волосами и пожелтевшими собачьими зубами. Один только вид этого человека заставил Крейвена вскрикнуть. Очевидно, это был вожак. Это был человек, который пришел забрать его мир. Крэйвен сжал ранец так крепко, что острие сердца просочилось сквозь верхнюю часть, и стал пытаться закрыть его снова.

Но было уже слишком поздно. Главарь смотрел на Крейвена глазами, похожими на красные драгоценные камни.

Пока разбойники прорывались через пассажиров, Макграт и новичок-экспрессник пригибались и стреляли, но даже когда их пули попадали точно в цель, они причиняли мало вреда. Стройный мужчина получил пулю в плечо, но лишь поморщился, возобновив атаку. Макграт выстрелил в главаря, и тот, словно молния, выхватил из плаща кинжал и использовал его, чтобы отклонить пулю. Пуля срикошетила от лезвия с искрой и попала в шею пожилой женщины. Она упала сверху на кричащего маленького мальчика и придавила его к сиденью, подвернув и сломав под собой ногу. Крейвен сидел в шоке, когда вожак перепрыгнул - перелетел - через остальных и приземлился на помощника шерифа. Лицо разбойника теперь почти напоминало рыло, нос был черным и мокрым, челюсть - широкой. Макграт несколько раз выстрелил в грудь зверя, тот схватил пистолет и раздавил его, как глиняный комок, а затем воткнул раскаленную железную массу в живот Макграта и впился ею в его внутренности. Кишки Макграта раскрылись и зашипели. Он упал без сил в объятия нападавшего, его дымящиеся внутренности вывалились наружу. Железный комок прожег внутренности до черноты, они кипели и шипели, падая на пол.