Кости холмов - Иггульден Конн

– Аллах акбар! – громко произнес он.

Бог велик. И правитель снова подумал, что мед – превосходная вещь, истинный дар Аллаха всему человечеству. И если бы не начавшая полнеть талия, Иналчук ел бы этот дар каждый день. Но всякое удовольствие как будто имело цену.

Как истый образчик благочестия и пример своим домочадцам, он отбил последний поклон. Во время молитвы солнце совсем скрылось за горизонтом, и правитель умирал от голода. Скрутив молитвенный коврик, Иналчук быстро зашагал через двор и исчез за дверями дворца. Писец последовал за своим господином.

– Где войско хана? – спросил наместник через плечо.

Писец, как обычно, зашуршал пачкой бумаг, хотя Иналчук не сомневался, что его главный помощник и так знает ответ. Заед бин Салех состарился на службе, однако возраст еще не затуманил его разум.

– Хвала Аллаху, монгольская армия движется медленно, господин, – ответил Заед. – Они растянулись по всему пути в горы.

Иналчук нахмурил брови. Видение намазанной медом нежной кожи покинуло его воображение.

– Их больше, чем мы предполагали?

– Возможно, сто тысяч воинов, господин, хотя при таком количестве телег легко ошибиться. Неверные ползут по земле, как гигантская змея.

– Даже у такой змеи, как эта, только одна голова, Заед. Если хан – помеха, я поручу ассасинам убить его, – улыбнулся Иналчук, представив себе змею.

Писец криво улыбнулся, обнажив зубы, желтоватые, как слоновая кость.

– Я бы скорее поцеловал скорпиона, чем связался бы с этими шиитскими мистиками, господин. Они опаснее своих кинжалов. Разве они не отрицают халифов? Думаю, они не настоящие мусульмане.

Иналчук рассмеялся и похлопал писца по плечу.

– Ты, кажется, боишься их, мой Заед? Но их можно купить, и лучше их никого не найти. Разве это не они положили отравленную лепешку на грудь Саладину, пока тот спал? Вот что самое главное. Они делают то, что обещают, а вся эта мистика лишь для отвода глаз.

Заед недоуменно пожал плечами. Ассасины сидели в своих горных замках, и даже шах не мог заставить их убраться оттуда. Они поклонялись смерти и насилию, и писцу казалось, что его господину не следует говорить о них так открыто даже в собственном доме.

Писец надеялся, что после его осторожного укора Иналчук замолчит, однако правителя посетила новая мысль. И он продолжил:

– Ты ничего не сказал о вестях от шаха Мухаммеда. Неужто он до сих пор ничего не ответил?

– Подкрепление пока не прибыло, господин, – покачал головой Заед. – Мои люди ожидают их на юге. Я сообщу, как только они появятся.

За разговором они добрались до банного комплекса дворца. Заеду, как и всем другим рабам-мужчинам, запрещено было входить внутрь, а потому Иналчук задержался возле дверей, обдумывая распоряжения.

– Мой кузен располагает армией более чем в миллион человек, Заед. Этого больше чем достаточно, чтобы раздавить кочевников вместе с их телегами и дохлыми козами. Отправь новое послание и скрепи моей личной печатью. Напиши, что… двести тысяч монголов прошли через горы. Надеюсь, он поймет, что мой гарнизон способен только показать им свои пятки.

– Возможно, шах придерживается того мнения, что они не станут нападать на Отрар, господин. Есть другие города, которые не имеют таких стен, как у нас.

Иналчук вздохнул с досадой и погладил умасленную кучерявую бороду.

– А куда еще они могут пойти? Ведь именно здесь, на рыночной площади этого города, ханских послов обезглавили, а потом свалили их головы в кучу по самый пояс высотой. Разве я действовал не по указанию моего дорогого кузена? Я следовал его приказам, полагая, что его армия будет готова отбросить монголов назад в их степи. И теперь я обращаюсь к нему, а он до сих пор медлит.

Писец не ответил. Стены Отрара еще никому не удавалось разрушить, но арабские купцы, возвращавшиеся из Китая, рассказывали, что монголы используют стенобитные машины и стирают с лица земли целые города. Вполне вероятно, что шах решил испытать силу монгольского хана на гарнизоне Отрара. И хотя в городе стояли двадцать тысяч солдат, Заед не чувствовал себя в безопасности.

– Напомни моему брату, что я спас ему жизнь, когда мы были детьми, – добавил Иналчук. – Он так и не вернул мне свой долг.

Писец склонил голову.

– Ваше послание доставят, господин. Я прослежу, чтобы взяли самых быстрых коней.

Иналчук быстро кивнул и скрылся за дверью. Когда он ушел, Заед только нахмурил лоб. Его хозяин, точно изголодавшийся кобель, будет предаваться любви до рассвета, а заниматься организацией обороны снова придется его рабам.

Заед не понимал плотских желаний, как не понимал и людей вроде ассасинов, которые ели липкие коричневые шарики из гашиша, отчего совершенно лишались страха и терзались страстным желанием убивать. Когда Заед был молод, телесная страсть мучила и его, однако благословенная старость принесла облегчение от плотских стремлений. Планирование да науки были его единственной радостью в этой жизни.

Писец смутно осознавал, что должен поесть, дабы поддержать силы в продолжение долгой ночи. Сто его шпионов следили за продвижением монгольского войска, и старик каждый час получал от них донесения. Услышав за дверью ритмичное покрякивание своего господина, Заед покачал головой, словно капризный ребенок. Подобное поведение, когда мир готов был рухнуть, казалось непостижимым. Заед не сомневался, что шах Мухаммед имел намерение стать вторым Саладином. Иналчук был тогда только ребенком, но Заед еще помнил правление великого султана. Старик лелеял воспоминания о том, как отряды Саладина проходили через Бухару, отправляясь на завоевание Иерусалима. То были славные времена!

Шах не позволит Отрару пасть – в это Заед твердо верил. Под знамена шаха встало много князей, но все они только и ждали его ослабления. Проклятие всех сильных мира – в вероломстве его вассалов. Поэтому шах не сдаст процветающий город. Если Чингис будет остановлен под Отраром, у шаха появится возможность покорить мир.

Заметив, что страстные крики хозяина стали громче, Заед вздохнул. Он не сомневался, что Иналчук заглядывается на шахский трон. И если удастся быстро разбить монголов, то, возможно, этот трон будет вполне досягаем.

После захода солнца стало прохладно. Погруженный в мысли, Заед едва ли видел, как рабы зажигают масляные лампы, наполняя коридор светом. Он не чувствовал усталости. Ему требовалось совсем чуть-чуть времени, чтобы выспаться, и в этом он тоже усматривал благословение старости. Писец зашаркал в ночном полумраке, обдумывая тысячу вопросов, которые нужно решить до рассвета.

Глава 9

За месяц, проведенный вдали от главных сил ханских войск, Джебе потерял счет пройденным милям. Вначале он направился на юг и вышел к широкому озеру, формой напоминавшему полумесяц. Джебе никогда прежде не видел столько пресной воды, сколько было в этом большом водоеме, таком огромном, что даже самые зоркие разведчики не могли разглядеть противоположного берега. Джебе со своими людьми задержался там на несколько дней, забивая острогами жирных зеленых рыб, названия которых никто не знал, и пировал, с удовольствием вкушая свежую пищу. Решив не пересекать озеро вплавь на лошадях, он повел свой тумен вдоль глинистых берегов. Окрестности озера изобиловали разной живностью: от газелей и горных козлов, которых ловили и ели, до бурого медведя, который однажды с ревом выскочил из леса и едва не покалечил лошадь, прежде чем стрелы свалили его на землю. Водрузив на спину своего скакуна медвежью шкуру, Джебе надеялся поскорее прокоптить ее хорошенько, поскольку подкожное сало уже начало разлагаться. Соколы и орлы парили в небе высоко над головой.

Холмы и долины, знакомые с детства, напоминали Джебе о доме.

Как и велел Чингис, воины Джебе не причиняли зла мелким селениям, мирно проезжая мимо них мрачной колонной. Крестьяне разбегались либо в исступленном страхе провожали непрошеных гостей взглядом. Местные земледельцы напоминали Джебе скот, и он лишь удивлялся тому, как это можно было приковать себя на всю жизнь к одному клочку земли. Джебе разрушил четыре больших города и с десяток дорожных укреплений, закопав награбленное добро в тайниках на холмах. Воины тумена постепенно начали признавать Джебе своим командиром и скакали с высоко поднятыми головами, симпатизируя его тактике стремительных атак и бросков на огромные расстояния, которые преодолевались всего за несколько дней. Арслан в свою бытность командующим туменом действовал осторожнее, но он хорошо обучил Джебе, и молодой человек теперь выжимал из своих людей все возможное. Он намеревался занять почетное место среди других военачальников и не допускал проявления слабости и нерешительности теми, кто шел за ним следом.