Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1 - Джилли Купер

– А было бы здорово иметь в деревне еще другую знаменитость в пику Гермионе и Раннальдини, – заметила Мериголд. – Церковный праздник этим летом должна открыть Джорджия, нужно поддразнить Гермиону. Джорджия – моя лучшая подруга, – продолжала она с гордостью. – Она и Гай купили этот дом при условии, что поблизости будут их знакомые. Что она скажет, вернувшись из Штатов и узнав про намерения Ларри меня вышвырнуть?

– Люди здесь постоянно в чем-то друг с другом соперничают, – поделилась Мериголд, вдыхая опьяняющий запах сырой земли, распускающейся зелени и фиалок. – Раннальдини позавидовал реактивному самолету Ларри и приобрел большего размера. У Ларри появился «ленд-ровер» с тремя телефонами, так у Раннальдини – «рейндж-ровер» с четырьмя.

Под ними по дну долины перламутром текла Флит-ривер. На ее отмелях собирались черноголовые чайки.

– Наши земли выходят к реке, – сказала Мериголд, – так Раннальдини купил двести акров, чтобы тоже иметь пристань. Ну а поскольку у Раннальдини есть Гермиона и еще Бог знает сколько, у Ларри появилась Никки.

– А на ком сейчас женат Раннальдини? – спросил Лизандер, наблюдая за чайками, метнувшимися на другую отмель.

– Сесилия, его вторая жена, невероятно очаровательна, итальянка, сопрано, на сцене, правда, гораздо лучше, чем в постели, а Раннальдини предпочитает обратное. И потом, скажу не хвастая, Раннальдини завидовал, что домашний быт у Ларри налажен лучше, чем у него.

– Бьюсь об заклад, это так, – Лизандер сжал плечо Мериголд, – уж вы-то знаете, как сделать мужчину счастливым.

– Да куда мне. И Раннальдини развелся с Сесилией и женился на своей секретарше Китти. Она-то на своем месте. Почти дитя, а просто золотко: ведет дом Раннальдини, все финансовые дела, обсчитывает его контракты, защищает от назойливых поклонниц и экс-любовниц, охраняет запасы от чудовищ-детей и мгновенно накрывает ужин, если он притаскивает с собой целый оркестр без всякого предупреждения.

– Это я понимаю, – сказал Лизандер. – А смысл подушного налога не понимаю.

– И он даже уговорил Гермиону, представив девушку как горничную. О черт, действительно стоит помянуть дьявола...

Тут в воздухе что-то закружилось и зашумело, словно в движение пришла гигантская стиральная машина, и над лесом появился вертолет.

– А вот и Гермиона домой пожаловала, – с бешенством произнесла Мериголд. – Она тоже была на гастролях. Не сомневаюсь, явится собственной персоной похвастать, какой успех имела и сколько поклонников сошли с ума от любви к ней. «Разве могут столько мужчин любить меня одну, Мериголд?» Принесет свою последнюю пластинку утешить меня, одну из тех, что мой муж выпускает тысячами, и скажет: «Ну как ты? Как ты?». Это она-то, которая и дерьмом не поделится. Визги, клятвы, им цена пенни. Гермионе играть бы противную доносчицу из «Ромео и Джульетты».

В следующий момент вертолет приземлился на лужайке у большого желтого дома с наклонными трубами, расположенного между «Валгаллой» и деревней Парадайз. Показались крошечная фигурка, вышедшая из машины, и бегущие ей навстречу через луг люди, затем послышались голоса и смех, эхом разносящиеся по лесу.

– Давайте-ка передохнем в «Яблоне» и перекусим плитками «Марса», – выдавила Мериголд сквозь зубы.

– Лучше не надо. Ферди завтра утром приедет вас взвешивать.

Дома Мериголд скинула тренировочный костюм и приняла долгий успокаивающий душ. Когда она, чем-то озабоченная и одетая в новые джинсы, появилась на кухне, Лизандер издал радостный вопль:

– Бог ты мой, вот это здорово. У вас потрясающая задница... Я хотел сказать – фигура.

– Не очень-то здорово, когда, как квашня, выпирает жирок, – возразила Мериголд, задирая темно-голубой свитер на пояснице.

– Это мы за неделю сгоним, – пообещал Лизандер, заметив, что у Мериголд прекрасные губы, когда она смеется, а не сжимает их в суровую черту, думая о Ларри. От сходства с леди Берил Кук совсем не осталось следа. Дежурные завитушки выпрямились и падали прядями, а короткая светлая челка нависала над одним глазом. После горячего душа она благоухала «Арпеджем», которым спрыскала все тело.

– Ну если завтра приезжает Ферди, я, пожалуй, приму тонну слабительного на ночь, – сказала Мериголд.

О Господи, кто бы мог подумать, что она с мужчиной будет обсуждать пользу приема слабительного? Опытный наездник Лизандер как никто умел согнать лишний вес. Что ни говори, славный парень.

Через полчаса Лизандер и Мериголд обосновались в кабинете Ларри. Они курили одну сигарету за другой, чтобы притупить чувство голода, наблюдая забег 3.00 по замкнутому кругу паддока в Уинкентоне.

– Я поставил на лошадь Руперта Кемпбелл-Блэка, Гордеца Пенскомба, – сообщил Лизандер. – Та гнедая в темно-голубых яблоках. Хороша, да? Она в прошлом году выиграла как Ратминстерский кубок, так и Котчестерский Золотой.

– Даже я это знаю, – ответила Мериголд.

– Это, конечно, фаворит, но ей стоит сбросить вес.

В следующий момент Джек вылетел из корзинки, которую они с Патч делили, и зашелся бешеным лаем, так как в комнату ворвалась Гермиона Гарфилд.

– И на кой черт нужны электрические ворота, – пробормотала Мериголд, – если мистер Бримскомб просто цепенеет от ужаса.

Гермиона была счастлива тем, что выглядит как прибывшая кого-то поддержать. Ее густые, пушистые темно-коричневые волосы вились от природы. Большие глаза были обрамлены пушистыми ресницами, не нуждающимися ни в какой подкраске. Ни пятнышка, ни вены не проступало на лице, кожа которого была гладкой и кремовой, словно смазанная «Карнецшн милк». Ее роскошная грудь возвышалась над изящной грудной клеткой. Она никогда не носила брюк, которые подчеркнули бы излишне пышные бедра и скрыли бы длинные ноги красивых очертаний. Она запросто могла сойти за очаровательную младшую сестру микеланджеловского Давида, но в Гермионе внешность прикрывала носорожью сущность.

Мериголд царственно обхватили рукой.

– Ну как ты, как ты? – спросила Гермиона своим глубоким, трепетным голосом и преподнесла пластинку с напетыми ею морскими песнями, включающими и «Дует южный ветер». Затем она отключила звук у телевизора и, пока пластинка звучала фортиссимо, пересказала подробности своего турне, прошедшего с громким успехом.

– Такое поклонение, такое поклонение, – восклицала Гермиона, – оно просто передавалось от одного к другому. Но ведь обожание и обязывает. Мне приходится напрягать голос, чтобы доносить до людей музыку и на открытом воздухе. Я решила выступать этим летом в Гайд-парке и на Уэмбли. Но когда я почувствовала под ногами землю Парадайза, а маленький Козмо побежал по лужайке, крича: «Мама, мама», – я поняла, что мое обиталище здесь.