Пленница - Борис Седов

— Да хоть мать Тереза.

— …Я шла из школы! — разрыдалась Тамара. — Он зашел… следом за мной… в подъезд… схватил зажал рот… сказал… если пикнешь, убью… и… потащил… — Рыдания выходили на удивление правдоподобными. Вранье — тоже. — …Я не знаю… как вырвалась…

— Да врет она все! — опять попытался подать голос дядя Игнат. — Тамара!

— Я не Тамара. Я Настя.

— Да врет!!! У-п-п-ф… — Тамара не видела, но по последнему звуку отчетливо поняла, что дядюшку сейчас основательно двинули под микитки.

— Нишкни, падла! Потом еще дадим тебе слово… Настя, — к ней наклонился высокий небритый мужик, от которого основательно несло перегаром, — все позади. Ничего больше не бойся. Никто тебя больше не тронет. Тебя проводить домой?

— Нет, — испуганно помотала головой Тамара. — Там нет никого. Я лучше поеду к отцу на работу. Вы подержите этого, пока я сяду в автобус?

— Мы его теперь еще долго подержим, — зловеще расхохотались мужики.

— Тогда я пойду. Еще раз спасибо. — И Тамара, резонно посчитав, что дольше задерживаться с этой компанией чревато разоблачением и неизвестно какими последствиями, поспешила на остановку, которая отстояла от места событий буквально в сотне шагов. Алкаши пожелали ей удачи, после чего все внимание переключили на дядю Игната.

Уже собираясь садиться в быстро подошедший автобус, Тамара обернулась и увидела, что ее спасители увлеченно валяют ногами по грязи злосчастного дядюшку.

«Бедный-несчастный! — злорадно ухмыльнулась она. — Сперва кипяток. Теперь грязь и пинки. Появись у тебя такая возможность, дядька Игнат, как бы ты со мной расквитался! Вот только такой возможности, думаю, у тебя больше не будет. А если где и пересекутся наши дорожки, так только в кабинете у следователя!»

Тамара поднялась в салон старенького «Лиаза», дисциплинированно продемонстрировала пассажирам свой проездной и взяла курс на РУВД.

Первые сорок минут в Пушкинском РУВД Тамара провела на узенькой лавочке в уголке дежурной части, никак не решаясь подойти к окошечку в плексигласовой перегородке, за которым священнодействовал строгий дежурный: разговаривал по телефону, колдовал над селектором, перекладывал с места на место бумажки, шутил с заглянувшими к нему сослуживцами и громогласно орал на всех остальных. За несколькими обшарпанными столами, беспорядочно расставленными по всему помещению перед окошком, сотрудники в форме и в партикулярном общались с дяденьками и тетеньками, старыми и молодыми, расстроенными и веселыми, трезвыми и не очень. Помогали им составлять какие-то документы, просто беседовали, куда-то уходили и вновь возвращались, и все как один при этом непрестанно курили. К кому из них обратиться со своей просьбой, Тамара не представляла. Да и как, собственно, изложить эту просьбу, она не знала.

Что она могла сказать о том следователе, с которым хотела поговорить? Что у него густые усы? — так здесь у каждого третьего усы. Что он курит? — все курят. Что он сидит в небольшом кабинете, куда надо сначала подниматься по лестнице, а потом идти по узкому коридору? — Ха! Да здесь лестниц и коридоров побольше, чем в Кремлевском дворце! Что этот следователь с усами вел дело об убийстве мужчины и женщины в Тярлеве? — типа, помнит здесь кто-то, кто вел это убийство!

Только переступив порог РУВД, Тамара сообразила, что не знает ни имени-отчества, ни фамилии, ни звания этого следователя. Она даже не помнит дверь, в которую в июне вместе со Светланой Петровной они входили с улицы, когда шли на допрос. Вот только то, что тогда не проходили через эту дежурку, — это точно.

Если бы ей сейчас было куда возвращаться, она бы просто встала и ушла. Но идти было некуда, и оставалось сидеть на узенькой лавочке, вдыхать клубы табачного дыма и отчаиваться все больше и больше.

И вдруг, казалось бы, сама судьба пришла ей на помощь. В дежурке объявилась высокая женщина в форме офицера милиции — хоть в званиях Тамара и не разбиралась, но то, что эта женщина именно офицер, она поняла по нескольким звездочкам у нее на погонах. Женщина покрутилась в дежурке, заглянула за перегородку к дежурному, перекинулась парой фраз сначала с одним, потом с другим из коллег, выкурила сигарету, а потом ее внимание привлекла Тамара.

— Ты здесь кого-нибудь ждешь, девочка? — Тамара поспешила почтительно встать.

— Я просто не знаю, к кому обратиться, — обрадовалась она, что уж эта-то вроде бы сейчас ничем неотложным не обремененная женщина обязательно выслушает ее сбивчивый рассказ и подскажет, где отыскать того следователя с густыми усами.

— В первую очередь здесь принято обращаться к дежурному.

— Уж больно он занятой. И сердитый, — пожаловалась Тамара, и ее собеседница улыбнулась:

— И занятой, и сердитый. Что ж, тогда обращайся ко мне. Глядишь, и я смогу тебе помочь. Меня зовут Ольга Геннадьевна. Только давай сначала выйдем на улицу. А то здесь накурено так, что можно вешать не то что топор, а целую пилораму.

Эта Ольга Геннадьевна с первого взгляда, с первого слова вызывала симпатию, и уже через десять минут Тамара довольно связно сумела ей объяснить, что за человек позарез нужен ей в этих стенах. И милиционерша без труда поняла, о ком идет речь.

— Ты немного ошиблась адресом, Тамара, — положила она руку девочке на плечо. — Убийством твоих родителей занимается не милиция, а прокуратура. А это два разных ведомства, хотя и очень тесно сотрудничающие. Прокуратура находится отсюда поблизости, надо только перейти через дорогу, но сейчас тебе туда отправляться нет смысла. Тот следователь, о котором ты говоришь, а зовут его Комолов Альберт Поликарпович, если там и появится, то не раньше, чем к вечеру. Я с этим Комоловым лично знакома очень неплохо. Поэтому идем-ка сейчас ко мне в кабинет, подождешь там. А может, и мне поведаешь о проблемах, что тебя к нему привели. Глядишь, с ними легко справлюсь и я, и не надо будет отвлекать от важных дел занятого человека.

«Вряд ли у него сейчас есть что-то важнее того, что я собираюсь ему рассказать, — подумала Тамара, — но раз для этого придется его подождать, ничего не поделаешь, придется принять приглашение Ольги Геннадьевны. Хотя бы напоит чайком».

— Ладно, пойдемте к вам, — согласилась она. И оказалась в кабинете инспектора по делам несовершеннолетних. Которая, действительно, угостила чаем с печеньем. И, как оказалось, была очень близко знакома со Светланой Петровной. И, очень дотошно выспрашивала Тамару о ее житье-бытье после смерти родителей. И, была готова костьми лечь, чтобы выведать у Тамары, о чем же она хотела побеседовать с Комоловым из прокуратуры.

А ведь Тамара уже собиралась рассказать все-все-все этой обаятельной тетеньке. И о поездке в Тярлево и знакомстве с пани Холупковой; и о тех разговорах между Толстой Задницей и дядей Игнатом, что подслушала с помощью миски; и о страшных выводах, к которым в результате пришла; и о постоянных издевательствах дома, направленных на то, чтобы не просто подавить, а довести до самоубийства или хотя бы лишить рассудка. Обо всем, обо всем!

Если бы только Ольга Геннадьевна в начале беседы не призналась неосторожно в близком знакомстве с толстухой!

Но теперь уж рот на замок? И за полтора часа, что провела в кабинете Ольги Геннадьевны, Тамара ограничилась лишь жалобами на чрезмерно строгое отношение к ней со стороны опекунов — мол, сплошные ограничения: никаких друзей и подруг, никакой улицы после школы, читать можно только программную литературу, а к телевизору нельзя подходить даже близко.

— А ты, Тамара, постарайся взглянуть на все это с другой стороны, — разглагольствовала Ольга Геннадьевна, устроившись за столом напротив девочки. — Например, ты же сама говорила, что в августе у тебя было сотрясение мозга. Так стоит ли, пока не окрепнешь, лишний раз смотреть телевизор и насиловать голову дурацкими передачами, которыми сейчас заполнен эфир? То же и о книгах. Я уверена, что тебе сейчас не хватает времени, чтобы разобраться с уроками и той литературой, что рекомендуют учителя. Теперь насчет улицы. Мой тебе добрый совет: положись в этом вопросе на опыт Светланы Петровны. Уж кто как не она в курсе, во что сейчас превращается улица. Повсюду разврат и наркотики. Ты же не хочешь превратиться в неизлечимую наркоманку или проститутку? А это, увы, сейчас очень легко. Один неосмотрительный шаг, и ты попалась! То же с друзьями-подругами. К их выбору следует относиться с большой осмотрительностью. Лет пятнадцать-двадцать назад во времена моего детства считалось: мы гуляем в одном дворе, учимся в одном классе — значит мы друзья. Сейчас же в любом человеке, которому ты доверяешь, вполне может таиться враг. Времена, Томочка, к сожалению, изменились. И это произошло слишком резко. Очень многие оказались к этому не готовы. И поэтому порой попадают в ужасные ситуации. Поверь, по роду службы это все у меня на виду. И у Светланы Петровны — тоже. Потому она так о тебе и печется. И, возможно, в некоторых вопросах даже перестраховывается. Не суди ее строго. И слушайся. Когда подрастешь, будешь ее за это благодарить.