Последнее правило стрелка - Сергей Мусаниф

— Адрес — это все, что нам нужно, — заверил демона Герман. — Если вы поможете нам решить проблему с Негориусом, я незамедлительно займусь вашим делом.

— Чудненько, — сказал Бегемот, нарисовал сигарой знак доллара и тут же растворился в воздухе.[11]

— Вот они, серые будни, — пробормотал Герман и потянулся за новой сигаретой.

Темнота продержалась всего несколько секунд, но, когда ее покров спал, окружающий мир сильно изменился.

Трава пожелтела, со всех деревьев облетела листва, потускнело само небо, с которого, несмотря на полное отсутствие облаков, начал накрапывать мелкий дождик.

— И что это было? — задал риторический вопрос Горлогориус.

Мэнни закрыл глаза, налаживая ментальную связь с магами, поддерживающими защитную сферу.

Горлогориус терпеливо ждал, постукивая пальцами по набалдашнику волшебного посоха.

— Что бы это ни было, это не Большой Бо, — сказал Мэнни. — Сфера стабильна, и никаких возмущений за последние два часа отмечено не было.

— Это не Большой Бо, — согласился Горлогориус. — Я не знаю, что произошло, но это затронуло всю вселенную.

— Ты успел что-то выяснить?

— Скорее заметить, — сказал Горлогориус. — Посмотри на солнце. Даже Большой Бо не смог бы сделать такое. Да ему это и не надо.

Мэнни задрал голову и ахнул.

Дневное светило, занимающее положенное ему место на небосклоне, было перечеркнуто черной полосой.

Глава 2

Еще одно шикарное утро.

Утро не было добрым.

Оно просто по определению не могло быть добрым в этом сумасшедшем доме. В этом бедламе. В этом бардаке. В этом рассаднике первоначального Хаоса. В этом серпентарии. В этом…

Словом, найдите определение самого ненавистного вам на Земле места и употребите его по отношению к даче Германа и его партнера, и вы не ошибетесь. Для вас это утро тоже не было бы добрым, если, конечно, вы не привыкли просыпаться с хорошим настроением от пронзительного рева трех голодных глоток, каждая из которых может за один присест сожрать средних размеров корову. Или крупную овцу.

Серега чертыхнулся, вонзил свои ноги в тапочки и, как есть, в тапочках и трусах, пошел вниз. Прежде чем идти в подвал и разбираться с источником рева, ему требовалось выпить чего-нибудь холодного. Например, хранящейся в холодильнике минералки.

На кухне сидел Горлум.

За последнее время он отмылся, отъелся и научился носить нормальные вещи, а не какое-то рванье. Да и решение проблемы с Гадостью оказало на него благоприятное воздействие, так что теперь он выглядел почти добропорядочным хоббитом, а не скользким склизким монстром, пожирающим сырую рыбу и мелких зверюшек.

Горлум пил чай. Кофе он так и не полюбил, не смог прочувствовать до конца, зато чаи готов был гонять сутки напролет. На данный момент к чаю он употреблял плюшки и булочки с маком. При виде Сереги он чуть не подавился.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Серега и полез в холодильник.

— Сергей, — строго сказал Горлум, — я давно хотел обратить ваше внимание на один немаловажный факт. Я понимаю, что внутренне вы ощущаете себя стопроцентным мужчиной и выход по утрам в одних семейных трусах для вас само собой разумеющееся дело. Однако я вынужден вам напомнить, что снаружи вы совсем не выглядите мужчиной, а даже совсем наоборот.

— Не понял, — буркнул Серега. — Ты сейчас о чем?

— О том, что ваш внешний вид может ввести в смущение любого другого субъекта, как внешне, так и внутренне являющегося мужчиной, к числу коих я причисляю и себя. И я считаю, что с вашей стороны было бы весьма любезно проявить чувство такта и не демонстрировать соседям по дому ваши прелестные… прелести. Хотя бы ради окружающих. Мне, например, больше пятисот лет. Я и инфаркт получить могу.

— Что это вы имеете в виду, любезный? — Обычно Серега был посообразительнее, но вчера он выпил слишком много пива, и вникать в хитросплетения слов разговорчивого хоббита ему не хотелось. Понятно, что за последние пятьсот лет по душам Горлум мог разговаривать только с лягушками, и в последнее время его просто прорвало, но Серега все время настаивал, чтобы по утрам Горлум изъяснялся по-человечески.

— Прикрой свои буфера, крошка, — перевел Горлум и мгновенно скрылся под столом, так что Серегина тапка ударилась о спинку стула, и бросок пропал втуне.

— Скотина похотливая, — сказал Серега, допивая минералку и поднимая свою тапку. — Вылезай из-под стола.

— Поцелуешь? — ехидно поинтересовался Горлум.

— Бейсбольной битой.

— Люблю горячих крошек.

— Кончай меня доводить, придурок средиземный, а то Балрогу скормлю.

— А вот не скормишь. Его Серый в Морийской канализации на нож поставил. Пойди лучше в подвал, зверюшку накорми. А то орет так, что слушать больно. Жалко зверюшку.

— Если тебе жалко, так взял бы и покормил.

— Не, не буду. Эта зверюшка только тебя любит. Из моих рук она жрать ничего не станет.

— Так и скажи, что лень.

— Хорошо, так и говорю: мне лень.

— Олигофрен и бездельник.

— Красотуля.

Серега понимал, что новый Горлум сильно отличается от того, каким его считали в Средиземье. Он оказался вовсе не параноидальным маньяком, зацикленным на магической побрякушке, для него абсолютно бесполезной, а тайным агентом, настоящим Хранителем Средиземья и вообще дико положительной личностью, взвалившей на свои плечи огромную ответственность за судьбы мира. Но иногда Серегу так и тянуло свернуть Горлуму шею.

А заодно и все три шеи живущей в подвале зверюшки.

Серега спустился в подвал. Рев сразу же смолк.

— Здорово, Серега, — сказала средняя голова Змея Горыныча, самая разумная и занимающая главенствующее положение. Только у средней головы хватало такта не прикалываться над нынешним Серегиным состоянием.

— Чего орал? Опять жрать хочешь?

— Не, — сказала средняя голова. — Тут другое.

— Ты ее не слушай, — вмешалась правая голова. — Лично я жрать хочу.

— И я, — сказала левая.

— Свининки бы, — сказала правая.

— Да, кабанчика молодого.

— Лучше вепря. Секача.

— Секач слишком жесткий.

— А кабанчик слишком маленький.

— Молчать! — приказала средняя голова. — Слушать центровую. Молчать и не мешать мне разговаривать! А то шеи перекусаю! Или вообще перекушу их к чертовой матери и стану обычным драконом. С одной головой.

— Угораздило ж родиться не с того края, — сказала левая голова и заткнулась.

— И то верно, — согласилась с ней правая и тоже заткнулась.

— Вот теперь и поговорить можно, — сказала средняя.

— Значит, жрать ты не хочешь? — уточнил Серега.

— Не хочу, — сказала средняя, бросая косые взгляды на крайние головы. Крайние головы молчали.

— Тогда чего орал?

— Скучно мне, — пожаловалась средняя. — Сижу в подвале, света белого не вижу. Я, между прочим, крылатый змей, а не крокодил какой-нибудь. Мне бы в небо, мне бы в небо!

— Собьют тебя в небе, — сказал Серега. — Не привыкли у нас на Земле к драконам. Стингер помнишь?

— А то как. — Действие стингера Серега продемонстрировал Змею Горынычу во время своего визита в Тридесятое царство, после которого не слишком везучий маг и застрял в женском обличье. Что не мешало магическому животному Змею Горынычу видеть в нем прежнего былинного богатыря Сергея свет-Ивановича. — Помню стингер. Страшная штука. Хоть ты и мимо пальнул, а все равно страшно.

— У нас же договор, — напомнил Серега. — Ты тихо сидишь у нас в подвале, а мы тем временем подыскиваем мир, не слишком враждебный к драконам.

— Вот именно, не слишком враждебный. Только нету таких миров. Драконов нигде не любят.

— Сами виноваты. Характер у вас еще тот.

— А вы прямо ангелы во плоти.

— Не ангелы, — сказал Серега.

— Значит, вы — просто не ангелы, а мы — крылатая смерть, которая обрушивается с небес?

— Типа того.

— Дай полетать, — потребовал Змей Горыныч.

— Не дам. Помнишь, до чего ты в прошлый раз долетался? Прямо из-под носа боевого вертолета тебя трансгрессировать пришлось.

— А заклинание невидимости?

— Блин, — простонал Серега. — Сколько же тебе объяснять, что в этом теле у меня нет никаких магических способностей?

— Зато они есть у Германа.

— Герман будет только вечером.

— Это ничего. Я могу и ночью полетать.

— Обсудим. А на данный момент перестань орать. А то магические заглушки повылетают, и к нам придут соседи.

— Ну и что?

— Со стингерами.

— О.

Установленные Германом магические заглушки не давали звуку выйти за пределы поместья, но, к сожалению, внутри самого дома звуку ничто не препятствовало. Хоть спальню звукоизолировать, тоскливо подумал Серега.