Солнце мое (СИ) - Войлошников Владимир

— Это опять стойки для обуви покупать.

— А не надо покупать, — пожала плечами я, — Павильон на «Труде» закройте. Проходимость там — хуже некуда. Вы хоть в плюс-то выходите?

Они переглянулись.

— Вам всё лапшу на уши вешают, что вот-вот, вот сейчас, и он выстрелит. Не выстрелит. Неа. Место там плохое.

— Оля, откуда ты знаешь? — несколько сконфуженно спросила Алла Алексеевна.

— Девочка со мной учится, мать её дружит с женой хозяина. Она слышала, как та жаловалась, что совсем всё плохо, арендаторы бегут, покупатели не идут.

Да, место там оказалось на удивление не торговое, несмотря на центр, скопление учебных заведений и прочих учреждений вокруг. Может быть, это небо тюкало людей по голове, намекая, что не надо превращать огромный спортивный комплекс в пошлый ларёчник?

— А я тебе говорил! — воскликнул отец, — «Подождём», «подождём»! За июнь в минуса ушли!

— Июль проплатили уже, — подавленно возразила Алла Алексеевна.

— Да и похер! На зарплату девки даже не нарабатывают! За сколько там надо, за две недели предупредить о расторжении? Как раз! И стойки сюда переместим.

— Ну, надо тогда в эту рекламную контору сходить, заказать, чтоб они нам сделали по Олиному рисунку… — оживилась Алла Алексеевна, ой, любит она всякую движуху…

— А давайте я сама зайду? Чётко объясню, что и как.

— Вместе зайдём! — решил папа. — Я как раз сейчас на «Труд», по дороге и заедем.

Решение самостоятельно посетить рекламную контору оказалось очень правильным. Иначе вместо модной и элегантной вывески получилось бы очередное говнище в стиле всеобщей повсеместной аляпости. Что этот мега-дизайнер пытался нам втереть, я чуть, блин, с ним не подралась! В конце концов папа, который умеет быть очень убедительным, спросил: они вообще денег хотят заработать или нам в другое место пойти? «Дизайнер», по-моему, обиделся, но оформил наш заказ без своих гениальных коррективов.

Мы заскочили в «Труд». Я подождала, пока папа сходит до администрации и заполнит там необходимое уведомление, потом забрали какие-то железяки и тумбы для расстановки обуви и вернулись в магазин на Рынке. Мне оставались узкие полосы-вставки декора, и за сегодняшний день я планировала с ними разобраться. И ведь разобралась! Договорилась, что дня через два, когда они хаос маленько утрясут, заеду к ним и миллиона на полтора что-нибудь себе подберу.

А вот назавтра я проснулась и подумала: а почему бы и нет, в самом деле? И поехала в Политех. Там была кафедра архитектуры, там же имелось и новенькое отделение дизайна. Узна́ю, за спрос в нос не дадут.

Политех поразил меня своими размерами. Нет, я, конечно, видела его снаружи, но не подозревала, что от фасада в глубину микрорайона отходят, как зубья, длинные здания корпусов. В приёмной комиссии меня удивили вторично, отправив за разъяснениями непосредственно на кафедру дизайна (никого, видите ли, от них сегодня не прислали, а остальные не в теме). В итоге, я чуть не потерялась в этажах и переходах, прям как тот мужик из фильма «Чародеи»*.

*«Лю-ю-юди! Ау-у-у!»

Завкафедрой оказался хитроватым дядькой. Почему-то у меня возникло такое ощущение, что он больше уговаривал меня не поступать на их курсы, чем поступать. Хотя места вполне были. Правда, только платные, бесплатных вообще не предусматривалось. Зато не очень дорого, и можно было платить не сразу, а с разбивкой по месяцам. И через семь месяцев вы получали дивный диплом дизайнерской переподготовки (или как-то так это звучало). Немного смущало, что занятия вечерами пять дней в неделю, с шести до девяти. Поздновато, страшновато… Хотя, если народ будет до остановки идти кучкой…

Что привлекало, так это набор дисциплин: все предметы исключительно специальные, никаких там философий и физкультур — чистая дизайнерская выжимка.

— А первый взнос какой?

— Первый платёж, — поправил меня дяденька, — за первый месяц, соответственно. Двести тысяч.

— Мне подходит, — решилась я и достала из сумки нотариально заверенную копию школьного аттестата.

Да, мы как раз когда школу окончили, стало можно поступать в несколько вузов сразу. Я поступала в два. Поскольку документы надо было сдавать одновременно, во второй вуз шёл дубликат: переписанный от руки аттестат*, который требовалось заверить в нотариальной конторе. Вот эта копия у меня с собой и была.

* Я, если честно, о существовании ксероксов

только в середине первого курса узнала.

— Ну, что ж, — поднял брови дяденька, — давайте оформим заявление…

13. ЧТО НАЗЫВАЕТСЯ, «И ТУТ МНЕ ПОПЕРЛО!»

ВОТ ЭТО ПОДАРОК!

Конец недели прошёл не то что бы как сон пустой — скорее, наоборот. Я выбрала из шкафов все матушкины книги по изобразительной деятельности дошкольников (а имелось их довольно много, поскольку мама была человеком увлекающимся и в своё время многократно поощрялась как педагог-новатор). Кроме книг в тумбочке хранилась целая куча вырезок и подшивок, в том числе по этим дурацким модным нетрадиционным техникам. И вот я всё это выгребла и начала штудировать. Понятное дело, что сразу не угадаешь, что с детьми покатит, а что нет, но примерный-то план хоть на пару месяцев надо было составить. Да ещё на разный возраст…

Увязла я, короче, с этими планами, под конец недели дошла до состояния «ни петь, ни рисовать». Скорее бы хоть Аня приехала, что ли, а то грустнота сплошная.

В субботу позвонил Вова и «порадовал» меня подтвердившимся фактом: в увольнение его не отпустили. За какие такие косяки, это я не в курсе, да мне и неважно было. В любом случае, веселее мне бы не стало, верно?

В ночь на воскресенье просидела «снедаема тоскою» — зато сочинила душераздирающую главу про очередные сказочные ужасы. Спать легла, соответственно, под утро.

А в одиннадцать мой праведный сон был беспощадным образом разрушен.

— Ольгуня! — Алла Алексеевна радовалась аж взахлёб: — Приезжай! Есть для тебя кое-что интересное!

— М-м, — промычала я в трубку, моргая своему отражению, — а можно после обеда?

— Давай! Будем ждать!

Глаза закрылись автоматически.

Я наощупь выдернула телефонную вилку из розетки — иначе ведь кто-нибудь снова позвонит! — дошла до кровати, едва не снеся косяк, и отрубилась ещё на четыре часа.

В магазин я приползла аж к четырём вечера.

— Ну ты даёшь! — папа обнял меня и махнул в сторону выгороженного угла (для продавцов): — Вон там на стойке всё для тебя, меряй, — он посмотрел на меня многозначительно. — Особенно на последнюю вещь обрати внимание.

Из подсобки появилась Алла Алексеевна:

— Ольгуня, привет! Саша сказал уже? — она подлетела шустрым дирижаблем. — Ты представляешь⁈ Позавчера пришёл груз. Я давай разбирать — и сегодня! Смотри! — она бодро проскочила вдоль стойки и сдёрнула самую дальнюю вешалку. — Ну-ка, меряй!

— Ух ты…

Это была шубка. Молочно-белая. С длинным, толстым даже на вид мехом. Если честно, мне даже брать её было страшно — а ну как подойдёт? Это ж сколько денег???

— А это что за мех? — спросила я осторожно. — Лиса?

— Песец! — Торжественно выкрикнула Алла Алексеевна.

— Я даже не знаю… Это дорого, наверное…

— Оля-я! — она начала запихивать меня в шубу, покрутила перед зеркалом. — Ну, твоя же!

Конечно, она была моя. И в плечах, и по рукавам. Не сильно длинная, конечно — еле как попу прикрыть, но с той моей страшной курткой уж никак не сравнить. И она мне нравилась. Это было до ужаса обидно, потому что — ну откуда такие деньжищи?..

— Слушай! — заговорщицки сказала Алла Алексеевна. — Эта шубка вообще новая. Она висела в витрине и мех начал менять цвет — видишь, она как будто под сгущёнку? — я кивнула. — А была белоснежная! Всё, считается некондиция. Мы её совсем недорого выкупили. За пятьсот тысяч тебе посчитаем, м?

Вот тут надо мной запели ангелы.