Бабочка в ладони - Александр Ткаченко

И финикийский Ваал, в раскаленную статую которого ежедневно бросали десятки новорожденных младенцев; и греческие небожители, резвящиеся на Олимпе в свое удовольствие; и индуистский Брахман, который сотворил мир и благополучно уснул, оставив его без присмотра, — все они вполне соответствовали печальной картине человеческих страданий в мире, над которым стоят такие боги. Правда, человеку вряд ли становилось легче от этого соответствия. Но, по крайней мере, все было понятно: мир жесток, потому что жесток бог, который им управляет.

И вдруг появляется это странное христианство, которое возвещает, что Богу небезразлична судьба людей. Более того: христиане утверждают, что Бог любит нас, Бог есть — Любовь, и именно любовь, а не справедливость является мерилом отношения Бога к человечеству. Заявление совершенно небывалое и в корне противоречащее жизненному опыту любого человека. Нет, конечно же, мысль о любви Божией к людям сама по себе очень красива и утешительна. Но ведь, сколько ни говори «халва», во рту от этого слаще не станет. Предположим, что Бог действительно есть — любовь. И сразу же вместо безысходной, но вполне ясной и логичной картины мира в язычестве мы получаем очевидную бессмыслицу. Как Бог-Любовь допустил весь этот кошмар человеческой истории, с ее войнами, насилием, реками пролитой крови? Куда Он глядел, когда любимые Им люди так жестоко страдали и мучились? И самое главное: зачем любящий Бог сотворил человека, зная, какая печальная судьба его ожидает?

Эти вопросы вполне актуальны и сегодня, поскольку с евангельских времен боли и горя в мире, к сожалению, вряд ли стало меньше. Но для того, чтобы ответить на них, необходимо сначала разобраться: а что же такое, собственно — страдание, и станет ли человечество счастливее, если утратит способность его испытывать?

Счетчик Гейгера

Наверное, каждой хозяйке знаком запах газа от ненароком залитой кухонной плиты. Пахнет он настолько неприятно, что даже самому неосведомленному в вопросах техники безопасности человеку становится ясно — помещение необходимо срочно проветрить. Но не все знают, что природный газ сам по себе не имеет никакого запаха. И та вонь, которую мы время от времени чувствуем у себя на кухне — результат творческих усилий специалистов-химиков, разработавших вещество с мерзким запахом — одорант. Его добавляют в сетевой газ как раз для того, чтобы любой человек по запаху сразу смог обнаружить утечку. Одорант плохо пахнет, но без него ничем не пахнущий газ мог бы натворить много бед.

Так и страдание было бы неверно рассматривать как — зло. Страдание это реакция нашего естества на зло, некий сигнал опасности, кричащий: «Человек, осторожно! Ты оказался в сфере действия разрушительного процесса, берегись!». И не так уж важно от чего именно мы страдаем: можно наступить на гвоздь, мучиться угрызениями совести, болеть с похмелья… Внешние причины страдания могут быть самыми различными, но суть их всегда одна и та же — к человеку прикоснулось зло, которое стремится его уничтожить. Это зло незаметно, оно действует исподтишка. И, если бы страдание не предупреждало нас о его приближении, мы бы давно уже погибли от заражения крови, алкогольного отравления или от последствий тех греховных поступков, на которые наша совесть перестала бы реагировать душевной болью.

Чтобы лучше понять соотношение зла и страдания, можно вспомнить аварию на Чернобыльской АЭС. Ликвидируя ее последствия, люди столкнулись со смертельной опасностью, которую человеческая природа не может опознать, потому что проникающая радиация убивает без боли. У нас в теле просто нет органов или рецепторов, которые реагировали бы на повышенный радиационный фон.

А вот теперь представьте: клочок городского тротуара перед многоэтажным домом. На асфальте — веселая рожица, нарисованная мелом, окурок, крышка канализационного люка… В общем — ничего особенного. Но здесь притаилась смерть. На этом участке тротуара — «грязное» пятно с радиоактивным фоном — 1800 микрорентген в час. При допустимом уровне — 18 и смертельном — 180. Человек, бросившийся на этот тротуар с двенадцатого этажа, имеет больше шансов остаться в живых, чем тот, кто просто постоит на нем несколько минут. И увидеть эту опасность можно было лишь с помощью специальных приборов — счетчиков Гейгера, которые регистрировали уровень излучения, и при превышении допустимой нормы предупреждали людей о невидимой смерти, спрятавшейся где-то неподалеку.

Подобно счетчику Гейгера, наша способность к страданию помогает нам почувствовать приближение зла, которое невозможно обнаружить иным способом. Страдание не зло, это — протест против зла, это вспышка боли в месте прикосновения зла к добру.

Но сколько тогда в мире зла, если он буквально переполнен страданием! Что же такое это самое зло, заставляющее людей страдать, откуда оно взялось, и почему Бог не уничтожит его сразу и навсегда, если Он — добр и всемогущ?

Свободу Буратино!

«Если Бог всемогущ, может ли Он создать такой тяжелый камень, что и сам его не подымет?» — до революции этой каверзной загадкой ставили в тупик новичков шкодливые семинаристы. Если не может сотворить, значит — не всемогущ; если сотворит, но не подымет, все равно — не всемогущ. При всем своем кажущемся легкомыслии эта головоломка содержит в себе очень серьезную философскую проблему: может ли в принципе творение быть неподвластным Творцу? Возможно ли, чтобы всемогущий Бог создал нечто, над чем не будет обладать абсолютной властью? Способен ли Он ограничить собственное всемогущество?

Вопросы очень серьезные, но в православном вероучении на них имеется совершенно ясный ответ. Святитель Филарет Московский про загадку о камне сказал: «Бог не только может создать такой камень, но — уже создал его. Камень этот — человек». Церковь учит, что Бог сотворил человека для его участия в блаженстве бытия. Весь мир был устроен так, что существование людей в этом мире наполняло их жизнь радостью и весельем, а главной радостью бытия для человека была любовь к нему Бога. Но ответить на любовь может лишь тот, кто свободен в своем выборе.

И Бог дал человеку эту удивительную возможность — любить или не любить своего Создателя. Так, в огромном сотворенном Им мире, который полностью подчинялся своему Творцу, вдруг появилась территория, над которой Он не имел власти. Это было сердце человека, которое только он сам мог наполнить любовью к Богу. Но так же свободно мог и отказаться от этой любви.

Вот на этой-то, неподвластной Богу территории и рождается зло как результат свободы, неверно употребленной человеком. Зло не имеет сущности, потому что оно не сотворено Богом. Тьма — это всего лишь отсутствие света, а холод — отсутствие тепла. Так и зло — не отдельная категория бытия, противостоящая добру, а просто — отсутствие добра там, куда человек не позволил войти Богу. Поэтому силой уничтожить зло невозможно, как невозможно стереть с земли тень. Зло — это мрак, который живет в сердцах людей, не желающих впустить в себя свет Божией любви. Но если бы Бог насильно изгнал этот мрак из человеческой души, то люди перестали бы быть людьми и превратились бы в зомби, в автоматы, жестко запрограммированные на добро и послушание Богу. И ни о какой любви тогда уже не могло бы быть речи, потому что роботы не могут любить. Святитель Григорий Богослов говорит: «Спасение для желающих, а не для насилуемых». А вот слова Симеона Нового Богослова по тому же поводу: «Никто никогда не стал добрым по принуждению».

В этом смысле проблему человеческой свободы очень хорошо освещает всем известная сказка о деревянном человеке Буратино. Он не послушал папу Карло, проигнорировал наставления мудрого сверчка, прокутил в театре куртку и азбуку, купленные ему отцом на последние деньги, связался с уголовниками. В результате — получил кучу неприятностей, много страдал, и не погиб в болоте лишь потому, что был абсолютно деревянным. Почему страдал Буратино? Потому что «ушел в тень», пренебрежительно отвергнув любовь всех, кому он был дорог. Но был ли папа Карло виноват в его страданиях? Давайте разберемся.

Предположим, что папа Карло, выстругав из полена Буратино, решил лишить своего любимца самой возможности развлекаться предосудительным образом. И гвоздями приколотил Буратино к полу. Он очень любил его, купил ему самую лучшую азбуку и самую красивую бумажную курточку, кормил его самыми вкусными луковицами и… Нет, пожалуй, хватит. Что-то очень уж мрачная сказочка получается. Такое благополучие пострашнее любого Карабаса-Барабаса. Да и папа Карло здесь выглядит как-то сомнительно.

Лучше уж оставить традиционную версию сказки, которая совершенно очевидно напоминает евангельскую притчу о блудном сыне. Обе эти истории помогают понять важнейший смысл страданий человека, соприкоснувшегося со злом: страдая, люди приходят в себя.