Квест империя: На запасных путях. Наша девушка. Империи минуты роковые (сборник) - Макс Мах

– Сможет, – подтвердила Вика.

– Значит, решено, – закончил Виктор.

– Вообще-то, командир ты… – начал Макс. Он явно не хотел соглашаться, хотя не мог не понимать, что Виктор прав.

– Все! Все, Макс! Обсуждение закончено. Нечего тут обсуждать. – Он посмотрел в глаза другу, как бы говоря: «Ну что ты ерепенишься, ведь знаешь же, что я прав!» («А кто прав, тот и лев», – привычно пошутил он про себя.)

Макс его понял и молча кивнул.

После завтрака каждый занялся своим делом. Макс ушел в кухню, готовить мясо убиенного медведика, Вика отправилась врачевать – или что она там делает? – Лику, а ему, Виктору, за неимением дел первой необходимости, нашлось дело по душе. Он пошел к сараю на заднем дворе и стал колоть дрова. Он и сам не знал, зачем занимается этим, в общем-то, бессмысленным делом, но, с другой стороны, колка дров позволяла отвлечься от суеты и подумать о главном.

Он все больше и больше склонялся к мысли – и Макс вполне был с ним в этом согласен, – что они имеют дело с двумя совершенно независимыми друг от друга операциями. Во всяком случае, причины, цели и задействованные средства в этих операциях не совпадали. Похоже, однако, что на каком-то этапе они пересеклись, вполне возможно, что и без ведома одной из сторон. Общей у обеих сторон была только третья сторона, то есть они трое: Макс, Вика и Виктор. Ну и девочка, конечно, попавшая во все это по роковой для нее случайности.

«Ведь что получается? – спрашивал себя Виктор, раскалывая очередное полено. – Сегодня у нас первое октября…»

Итак, третьего сентября к нему заявился «гонец». Ходящий был, несомненно, искренен, когда рассказывал ему все эти ужасные ужасы про переворот в Тхолане и последовавшие за этим неприятности. Ходящий был плох, он уже не мог сдерживать эмоции, нервничал, торопился рассказать, передать, предупредить… «Смерть уже стояла за его левым плечом», как сказал две тысячи лет назад герцог Ёдж в «Мече Рассвета». Смерть ломала рамки самодисциплины, и …он казался Виктору искренним. Тогда. Впрочем, сам Виктор тогда глубоко зашел в болота старости, уже почти ушел под ряску дряхлости и немощи. Он мог и ошибаться.

«Мог, мог! – сказал он себе честно. – Так что на веру ничего брать не будем. Он сказал. Я услышал. Вот все, что нам известно доподлинно».

Очевидно, что в дальнейших спекуляциях опереться можно было только на один более или менее достоверный факт. («А солипсистов мы будем безжалостно расстреливать, как врагов трудового народа!») К нему пришел Ходящий в Тени и рассказал то, что рассказал. Точка. О том, что произошло там на самом деле – кто, как и зачем устроил переворот в Тхолане, – судить невозможно. Даже догадки строить не на чем. Прошлое все еще как в тумане. Память восстанавливается куда медленнее, чем физиология. Не имея точного представления о расстановке политических сил в империи; не имея информации о тех подводных течениях, которые и определяли характер этого пахучего варева, именуемого имперским универсумом; не имея никакой новой информации – ведь прошло уже более семидесяти лет, как они покинули пределы империи, – что они могли планировать? Да ничего!

«Вот и не будем гадать. Придет срок, узнаем, – сказал он себе и усмехнулся. – Если, конечно, Бог или же диалектический материализм вкупе с материализмом историческим нам помогут».

Для них троих отсчет времени, по-любому, начался третьего сентября. Ходящий пришел к Виктору ночью. Ночью же и умер. Хоронить его Виктор не стал. Просто не мог. Оставил тело Ходящего у себя на даче и побежал бить в колокола. Значит, Хельга и Олаф узнали о тревоге третьего, но прибыли на встречу с ним в Ригу только пятого. И значит, получили таблетки на два дня позже его самого и на день позже Вики, которая примчалась к нему в Питер на частном самолете в ночь с третьего на четвертое. Вот только три недели спустя, двадцать третьего в «Невском Паласе», они выглядели так, как если бы начали обратную трансформацию как минимум на неделю раньше Виктора. И как, скажите на милость, такое возможно? Что, черт побери этих двоих, там произошло?

Первое. Где они взяли катализатор? Тут возможны были варианты, хотя и не так чтобы много. Могло статься, что настоящего аутентичного средства у них и не было, и они воспользовались каким-то заменителем, как сделал это Макс. Возможно такое? Да, возможно, но тогда они должны были начать процесс не на неделю, а по крайней мере на две-три недели раньше, чем он. А тут и еще один вопросик маячит, аки скорбный духом агент наружки в голой степи. Отставник не может самостоятельно принять решение о расконсервации. Не может. Приказ же может отдать только координатор. Или уже нет? Кто-то же разрешил им, а если так, то мог оттуда же, из неясного пока источника, взяться и катализатор.

Вот, елки, задачка! Ведь есть же еще и третье. Они были вместе с группой ликвидаторов, и они стреляли на поражение. Как такое могло случиться? А никак. Потому что, если исходить из правил игры, как они виделись ему до всех этих странных обстоятельств, такого случиться не могло. Ни перевербовать, ни запугать, ни заставить легионера невозможно. Но… допустим, Макс прав, и в деле мифические ревнители. Допустим даже, что они так круты, как бают о том сказители в деревнях отсталого Севера. Допустим! Ведь если Вика может, почему бы не смочь и кому-нибудь другому? И все равно – перевербовать двух кадровых офицеров-оперативников? Не верится. И почему, спрашивается, именно их? Ведь задача неизвестных дознавателей была предельно ясна: гасить всех.

Похоже, все-таки здесь действительно две разные игры. Как и почему, не понять, но есть такое неприятное ощущение, что одну операцию крутят переворотчики, а вторую, как ни подло, свои. Тут ведь не только Олаф с Хельгой засветились. Их с Викой история тоже дурно пахнет. Почему они забыли напрочь, на семьдесят лет забыли, что собирались жить вместе? Кто, а главное, зачем сделал им такую гадость? Тут никакого воображения не хватит представить, зачем бы это кому-нибудь могло понадобиться. Мотив не виден, как тот «Сатурн». Да и потом, если они с Викой кому-то мешали, кому-то настолько могущественному, что мог их заставить забыть про свою любовь, то такому сукину сыну легче и дешевле было их просто убить.

«Бред какой-то!» – сказал он себе, отбрасывая в раздражении колун.

Все время выходило одно и то же. Ничего не выходило, вот в чем беда. Они крутили эти чертовы вопросы и так и эдак уже целую неделю. Три совсем не глупых – хочется верить – человека. Но так ни к чему и не пришли. Понятно, что на Земле им пока делать нечего. Тут их противник располагает нешуточными возможностями – и откуда что берется? – а вот в империи… Если исходить из того, что хотя бы в этом вопросе Ходящий сказал правду, в империи их не ждут. А все ниточки из этого гребаного клубка вопросов без ответов опять же тянутся в империю.

«Значит, нам туда дорога…» – пропел Виктор, подражая голосу Утесова, и пошел в дом.

В доме было тихо. Ну, относительно тихо, конечно. Из-за закрытой двери кухни доносилось позвякивание кухонного инвентаря – там Макс священнодействовал над обедом; со второго этажа доносились едва слышные гитарные переборы – это Вика мучила пролежавшую в доме в полном забвении и небрежении почти полстолетия гитару. По-настоящему тихо было только за плотно закрытой дверью в спальню Лики. Девочка, вероятно, спала. Она вообще спала большую часть времени, но уже то, что, очнувшись всего два дня назад, она могла сидеть с ними за столом, произнести слово, посмотреть и увидеть, это было чудом. Чудо, сотворенное руками – или чем там она творит свои чудеса? – Вики.

Виктор сел в кресло и закурил. Маска, израсходовавшая себя полностью, умирает. Ну, не умирает, это как-то иначе следует называть. Погибает? Дезинтегрирует? Неважно. Но Вика сумела этому помешать. Как? Говорит, что сама не знает. Не может объяснить. Но ведь сделала! А организм Лики? Если бы Виктор не читал когда-то справочник, не видел записи; если бы однажды не видел сам вживую, что происходит с человеком, который себя сжег, которого сожгла Маска; он бы еще мог поверить в такое. Но он знал доподлинно, что Маска сжигает нервную систему, а сердце, почки, печень, да легкие, наконец, не выдерживают запредельной нагрузки и разрушаются. Человек умирает, иногда быстрее, иногда медленнее, но всегда мучительно. А Лика жива! Это, между прочим, неоспоримый факт. Факт, что она сидела сегодня с ними за столом, говорила, ела… Ну, положим, ела она только бульон из куропатки, который с травами и корешками, разысканными им специально для этого в лесу, сварил Макс. Но ела. И говорила. Мало, тихо, но говорила. Что же такое сделала Вика?

Виктор затушил сигарету. Встал, постоял секунду, раздумывая над тем, чем бы еще убить время, и пошел чистить оружие. Чистка оружия занятие правильное, и заняла она его на целых два часа. Потом, в поисках ветоши, он забрался на чердак и наткнулся на коробки с книгами, оставшимися от былых былинных времен, от другого координатора, может быть даже и не от того, у которого принял дела он сам.