Полдень, XXI век (август 2012) - Коллектив авторов

– Используя передовые методы. Опираясь на классические опыты перекрестной гибридизации. Наш коллектив. значительно продвинулись также в направлении.

Синицын с бутылкой и стаканом прошел мимо, в комнату отдыха. Уселся на диван, под раскидистую пальму с длинными красными листьями. Напротив половину стены занимал экран визора.

Синицын наполнил стакан, взял со столика черную таблетку пульта и откинулся на спинку дивана.

Союзные каналы на этой стороне Красной ловились плохо, зато каналы Конфедерации были представлены в избытке и во всем своем пестром разнообразии. Синицын остановил свой выбор на очередной серии «Вторжения Жуков Ада».

– Сэр, мы попали в крутое говнидло! – сильным баритоном вещал с экрана загорелый крепыш в шлеме и со штурмовой винтовкой наперевес. – Чертовы жукоглазы обходят нас с севера!!!

Он чем-то неуловимо напоминал Макса.

– Держись, сынок! – отвечал ему в тон второй крепыш в шлеме, отличавшийся от первого лишь количеством уголков на наплечниках брони. – Зададим сукиным сынам адскую трепку!!!

– Да, сэр! Вперед живоглоты, жги жуков напалмом!!!

– Какая чушь, – сказал неслышно подошедший Киселев.

– А мне нравится, – ответил Синицын, чтобы поспорить.

– Ты плохо выглядишь, – сообщил Киселев.

Хлопнув по экрану ладонью, он отключил его. Сел в кресло напротив.

– Не плавь мне мозг, Кислый, – сказал Синицын. – Дай фильму посмотреть.

– Олег, я серьезно.

Киселев был единственный из знакомых Синицына, кто называл его по имени.

– Слушай, я все забываю, а что это за коробка?

– Какая?

– Ну, вот стоит, под столиком.

– Это мои сигары, – важно сообщил Киселев.

– Дай попробовать.

– Мал еще, мальчик. Будешь себя хорошо вести – дам понюхать, так и быть.

– Откуда, кстати, такой сувенир?

– Кэтрин подарила, – сказал Киселев и отвел взгляд.

– Ага! – сказал Синицын, торжествующе протыкая указательным пальцем воздух. – Ага! Что ж. Тоже вариант.

– О чем ты, черт возьми?

– Так, ерунда. Не бери в голову.

Синицын откинулся в кресло и щелкнул пультом.

– Давайте, девочки, устройте жукоглазам гребаное барбекю!!!

– Да, сэр!!!

Киселев перегнулся через спинку кресла и с силой хлопнул ладонью по экрану. Экран погас.

– Выкладывай, чего ты там напридумывал?

– А чего придумывать? Кэтрин хорошая девушка. И работа у нее хорошая, старший менеджер «Рэд Плэнет Фрутс» – это вам не ерунда какая-нибудь. Это всерьез!

– Тебе пить нельзя, – сказал Киселев, морщась. – Такую пургу начинаешь нести.

Он встал с кресла, хлопнул по экрану и пошел из комнаты.

Крепыши в касках бежали по каменистому склону, на ходу поливая направо и налево из огромных многоствольных пулеметов.

– Любо-о-овь, зачем ты мучаешь меня! – дурным голосом пропел Синицын вслед Киселеву.

Киселев вернулся.

– Я понял, – сказал он, хлопая по экрану. – Ты проецируешь!

– Что, прости?

– Проецируешь личные проблемы на окружающих. Ищешь в других отголоски тех недостатков и комплексов, которые присутствуют в тебе самом. Такой способ психологической разрядки, да?

– И что же я интересно проецирую? – ухмыльнулся Синицын, поднося ко рту стакан.

– Не что, а кого, – сказал Киселев. – К примеру, Олесю. Во всяком случае, я о других твоих похождениях не наслышан. Если смотреть на происходящее со стороны, это не вызывает ничего, кроме глухого раздражения. Честно.

– А ты меня уволь, – посоветовал Синицын. – Ты старший селекционер, начальник группы, тебе и карты в руки. Уволь меня и будешь избавлен от всех неудобств.

– Да? – ухмыльнулся Киселев. – И чем ты собираешься заниматься? В космопроходцы запишешься?

– В гробу я видал твоих космопроходцев.

– Ну, в сущности, ты недалек от истины. Космопроходец – профессия из группы повышенного риска. Мне тут недавно Макс рассказывал, как они.

– Слушай, ты вот без этого не можешь, да?

– Без чего?

– Не топтать мне больные мозоли.

– Ох ты, господи, – Киселев закатил глаза.

Синицын отставил стакан и потер лицо ладонями.

– У меня сердце болит, понимаешь? – пробормотал Синицын. – Или вам, роботам, это не знакомо?

Киселев покривился. Заиграл узкими бровями.

– Обывательщина, пошлость, – процедил он. – Ты свою личную драмочку поставил во главу угла. И носишься с ней, как с писаной торбой. Сердечко болит у нашего любовничка. Бросили его, позабыли, ай-яй-яй. Печорин чертов!

– Пошел ты!

– Правда глаза колет, Олег?

Синицын не ответил.

– Никогда не знал, что у меня такой друг, – сказал Киселев презрительно.

– Да какой ты мне друг.

– Вот как? – Киселев побелел. – Что ж, как знаешь.

Он ушел в соседний зал.

Зачем я так, подумал Синицын. Что на меня нашло? Превращаюсь в истеричку, стыдно.

Ему захотелось побежать следом за Киселевым и попросить прощения, но он не стал. Вместо этого щелкнул пультом. На экране шла мясорубка. Крепыши в шлемах поливали огнем толпы подступающих жуков, а те хватали их жвалами и нещадно крошили в мелкий фарш. Кровь плескала пенными водопадами.

В соседней комнате требовательно запиликал видеофон.

После шестой трели Синицын досадливо чертыхнулся, встал из кресла и пошел отвечать.

– Здравствуй, Олег! – С экрана на Олега смотрело морщинистое лицо наставника, профессора Диомедова.

– Здрасьте, – ответил Синицын хмуро.

Наставник выразительно помедлил, углядев стакан у Синицына в руке.

Из соседней комнаты доносились вопли, грохот канонады и пронзительный визг атакующих жукоглазов.

– Олег! – сказал учитель торжественно. – Я понимаю твое волнение. Завтра у тебя ответственный, важный день, и я хочу, чтобы в этот.

Синицын отсалютовал экрану стаканом.

Выключил видеофон.

– А-а-а-а!!! Меня убили! – донеслось из соседней комнаты вместе с грохотом разрывов.

– Держись, сынок! На Земле подлатают! – бодро прокричали в ответ.

Синицын провел ладонями по лицу, взъерошил влажные волосы. Было душно и муторно.

Из соседней комнаты раздавался размеренный голос репетирующего Киселева.

Синицын пошел в свою комнату, долго рылся в грудах барахла на столе, стараясь найти солнечные очки. Наконец, нашел.

Сложенными очками был заложен томик Чехова, «О любви». Синицын заказал его экспресс-доставкой, понравилось название. Сперва показалось немного скучным. Весточка из какого-то невыносимо древнего, давным-давно рассыпавшегося в прах мира. Потом втянулся.

Вот ведь жили люди, думал он. Жили, прямо скажем, паршивенько. Рессорные коляски, крепостное право, котелки, корсеты, твердые белые воротнички, мануфактуры, буржуазия, царизм. А проблемы были те же самые, в сущности.