Застава - Ойтен Мирланда

Я собрала волю в кулак и вернула контроль над своим телом. Меня немедленно начало мутить, а к горлу подкатила желчь. Я сплюнула горькую слюну в таз для умывания и нацелилась на дверь.

— Что случилось? — я выползла в коридор. Мир перед глазами плясал и мерцал всеми цветами разбушевавшегося Океана. Каждый шаг давался с трудом. Перед комнатой Камы образовалась маленькая толпа. Рахаил как раз ломал дверь. Ферах подбежал к нему с пожарным топором. Откуда-то послышался голос Ани. Ей-то тут что надо? Это моя ученица, валите все прочь!

Сильно запахло гарью, и мне почему-то стало страшно, что начался пожар. Там же Камалин! Но всё оказалось куда проще. Горелым пахло с потолка, и я увидела, что раскалившийся от пробоя минопровод отпечатался на дереве потолка. Лампочки резервного освещения полопались, а бумажная изоляция электрических проводов сгорела. Да уж. Я подковыляла к двери как раз когда Ферах выбил щеколду. Мне вновь стало плохо, и я, кажется, на несколько секунд потеряла сознание.

В себя я пришла на своей кровати со снятыми сапогами и расстёгнутым ремнём на животе.

— Не шевелись, — велел Анион. Он заставил меня посмотреть ему в глаза и зачем-то оттянул мне веко на левом глазу. — Можешь вставать.

Я спешно вскочила на ноги и едва не упала.

— Если ты беспокоишься о своей девчонке, то она в порядке. Шибануло мимо неё.

— Что это было? — я заставила себя выпрямиться и найти равновесие. Сейчас мне понадобится всё моё здравомыслие и все силы, чтобы понять, что случилось и оценить последствия.

— Малышка Кама попыталась ворожбить, — уныло ответил врач. — Она в порядке, если что. Ударило не в неё, а в люстру. Я её… девочку, не люстру, осмотрел, она в порядке.

— А остальные? Или только меня задело?

— О чём ты? Ааа, волшебники. Нет, на этаже были только ты и мастер Рахаил. Он сказал, что он в порядке.

— Ну хоть какая-то хорошая новость, — я выползла в коридор и со второй попытке добралась до комнаты Камы. Там уже почти никого не было. Камалин сидела на кровати и держалась за виски. Вид у неё был немного безумный и пришибленный. Рахаил стоял у приоткрытого в ночь окна и курил. Мне стало плохо от дыма и, заметив моё сизое лицо, старик выкинул окурок наружу. Кама на моё появление отреагировала не очень живо, и меня это здорово напугало. Но если Анион сказал, что она в порядке, значит, в порядке, просто перепугалась.

— Как ты? — спокойно спросил старик, кивнув мне. Я проигнорировала взгляд Камы. С ней я ещё успею разобраться. Пока главная проблема — очень злой Рахаил. Когда старик приходил в едва контролируемое бешенство, то становился очень вежлив, заботлив и даже любезен. И сейчас ярость рыцаря направлена вовсе не на мою дурёху, а на меня. Я её наставница, мне за неё и отвечать. Оправдание, что я плохая учительница, не прокатит. Мои отвратительные педагогические таланты не секрет, и я могла отказаться от ученицы. А спроса с соплюхи шестнадцати лет нет и быть не может. Пусть эта дурёха и пыталась ворожбить без моего разрешения и могла кого-нибудь убить.

— В полном порядке. Можно мне поговорить с ученицей?

Рахаил взглянул на девчонку. Его губы под густыми усами чуть дрогнули в подобии улыбки.

— Полчаса. После я жду тебя у себя, будем говорить.

Я кивнула.

— Много ущерба?

Старик пожал плечами.

— Я не успел всё подсчитать, видишь ли. Но в отчёте я буду вынужден указать пробой и его причину. Минопровод на два этажа расплавило.

Я посмотрела на потолок, где висел светильник. Да уж. Расплавило не только железные полосы с каналами, но и хрустальные лампы.

— Дайте нам поговорить, пожалуйста. Потом я приду к вам, и вы решите, что с нами делать.

Рахаил посмотрел мимо меня и вышел, не сказав больше ни слова. Я прикрыла дверь, потрогала сорванный засов и подпёрла дверь стулом.

— Я тебе ведь говорила, чтобы ты не вздумала колдовать?

Ответом мне стал затравленный взгляд. Мозг Камалин, несмотря на то, как ему сейчас должно быть плохо, сумел таки осознать, как именно она облажалась.

Я тоже была на неё очень зла. Ведь так всё хорошо складывалось! Я ей доверяла, и собиралась после праздников попробовать проверить, что с её талантами. Подождала бы пару дней — и начала бы ворожбить с полного одобрения мастера Рахаила и под моим присмотром.

А теперь всё, все наши успехи спущены в нужник. Я облажалась, а для Камалин это конец.

Она это понимала и смотрела на меня злым затравленным зверьком, как будто не было этих двух месяцев, и матушка Играс только-только привезла её ко мне.

Рахаил — комендант крепости, сестринство в моём лице над ним не властно, и он запишет в своём отчёте о происшествии правду. А совет обители внимательно ознакомится с его коротким сообщением о причинах аварийного пробоя и срабатывания защиты на миностанции. Не все сёстры такие добрые, как Играс, воевать только с матерью-настоятельницей и не трогать её юную родственницу.

Я подтянула к себе короткую лавку, села и постаралась придать моему лицу как можно более мягкое выражение.

— Хорошо, начнём по-другому. Как меня зовут?

Кама с огромным трудом разлепила губы и прошептала:

— Сестра Анатеш.

— Кто я для тебя?

— Моя наставница.

— Я тебе говорила, что тебе запрещено практиковаться?

— Да.

— Так какого, Кама?..

Ответа не последовало, да и какой может быть ответ?

— Виновата, — с трудом выдавила Камалин.

— Это без сомнения. Лампочки во всём корпусе закончились — раз. Сработала защита от пробоя — два. Минопровод сгорел — три. Запускать его будут дня два, прежде чем проведут ремонт и проверку целостности — четыре. На всё это время мы останемся самое меньшее без света. Скажи спасибо, что никого не убила. Хотя меня приложило.

Девочка молча смотрела на меня.

— Кама, зачем? Скажи пожалуйста, почему? Ты же слушалась до этого!

Кама сглотнула, потом заплакала.

— Не знаю… вы мне разрешили провести молитву…

Ах, вот оно что. Я покачала головой. Девочка всхлипнула и втянула сопли.

— Что теперь? Матушка-настоятельница… она узнает…

— Ну, это крупный поступок. Плохой волшебник может убить кого-нибудь. Так что да, мать-настоятельница узнает. И совет узнают. Не от меня, так от орденцев. Рахаил точно честно напишет в Альдари о случившемся. Пусть он не будет особо красноречив, но в обители его отчёт получат и прочтут с интересом. Возможно, даже исполнится твоя мечта, и тебя отзовут обратно.

Глаза у девчонки стали круглыми, как два блюдца. Её начало мелко колотить. Так, вот это уже нехорошо. Мне стало её очень жалко, но если я сейчас сломаюсь и начну её жалеть раньше времени, то весь воспитательный эффект пропадёт. Надо выдержать, а потом уже обнадёжить.

— Вот видишь. А ведь всего лишь надо было слушать глупую сестру Анатеш.

Кама продолжила на меня пялиться. Я отвернулась и достала из кармана коробок со спичками. Хотелось закурить, но сигарет у меня не было. Да и если я начну дымить в казарме, меня рыцари с сапогами сожрут. Я не Рахаил, мне курить нельзя. Поэтому я просто принялась вертеть коробок в руках.

— Что мне делать?..

— Если бы я знала. Мать-настоятельница тебе кто, что тебя так из-за неё приложило?

Камалин сглотнула. Я вздохнула:

— Поздно уже бояться, ты накосячила. Теперь мы можем только молиться Тиаре и надеяться, что пронесёт. Я тебя топить не буду, но на снисхождение Рахаила не надейся. Он дураков страшно не любит, а ты… проявила себя не то чтобы очень умной особой. Так что давай, выкладывай мне всё, может быть, я придумаю, как тебя отмазать так, чтобы хотя бы из сестринства не выпнули… Кстати, тебе есть куда идти, если всё же выгонят? Родителей я знаю, нет уже. А всякие бабки-дядья? Хоть какая-нибудь родня?

Девочка отрицательно помотала головой.

— Сирота?

Кивок.

— Мать-настоятельница тебе кто? Да говори уже! Треть твоих проблем точно на её совести, если не половина, — я даже не кривила душой, хотя придерживалась непопулярного мнения, что в промежутке между пятнадцатью и двадцатью годами человек всё же не такой умный, как принято считать. И после двадцати тоже не прямо чтобы сразу становится разумным. Всё-таки, жизненный опыт — великая вещь. Я, несмотря на всё, что пережила, была куда глупее и наивнее моего брата, с пятнадцати лет оказавшегося в горниле сразу двух войн.