Больше ни слова лжи - Мишель Кондер

Он бросил на нее такой взгляд, что она не смогла ему отказать.

Поскольку было уже довольно поздно, Лукас повел Элеанор в первоклассный, хотя и незаметный клуб, который предлагал винтажное шампанское гостям, понимающим в нем толк. Лукас понимал. Он поднял бокал.

– За успех!

Элеанор чокнулась с ним.

– Не могу поверить, что все закончилось. Пару раз я боялась, что мы не справимся.

Она немного расслабилась и рассказала Лукасу кое-что о своей жизни в Нью-Йорке, включая волонтерскую работу в местном приюте для животных.

Лукас улыбнулся, вспомнив, как однажды подумал, что она быстро ему наскучит.

– Чему ты улыбаешься? – осторожно поинтересовалась Элеанор.

Он не собирался говорить правду.

– Трехъярусная ледяная люстра? – сказал он, вспоминая одно из последних ее дополнений, присланных ему по электронной почте.

– Пожалуйста, не вспоминай об этом, – простонала Элеанор. – Она дважды падала, и Михаил окончательно закрепил ее только сегодня утром. Надеюсь, она провисит там до завтрашнего открытия.

– Провисит. Будут и сани, запряженные лошадьми, и хаски в упряжке. Неужели ты рассчитывала, что тебе удастся устроить это, минуя меня?

Ее усмешка сказала ему, что именно на это она и рассчитывала.

– Это хорошая идея. Все так считают.

– Все считают, что ты – как солнце. Они не смеют тебе возразить.

Элеанор попыталась придать себе невинный вид, но Лукас рассмеялся.

– Ты расстроен?

– Разве я выгляжу расстроенным?

Пульс женщины участился.

– Иногда по тебе сложно что-либо сказать.

– Ты видела город? – сменил он тему.

– У меня не было времени.

– Может, когда-нибудь ты снова посетишь Санкт-Петербург.

– Не возражаю. Было бы замечательно приехать сюда летом, когда солнце восходит в четыре утра, а заходит в полночь. Вероятно, люди совершенно изматываются.

– К этому привыкаешь, к тому же плотные черные шторы немного помогают.

– В Нью-Йорке летом солнце встает не раньше шести…

– Похоже, ты очень хочешь вернуться домой.

– Я давно там не была и с удовольствием проведу время с сестрами.

– Вы близки?

– Да…

– Но?

– Но мы почти не видимся. Хотя это ничего не меняет: они значат для меня все. А как насчет тебя? Я помню, ты говорил, что твоих родителей нет, а как насчет братьев или сестер?

Именно поэтому Лукас предпочитал не разговаривать на личные темы со своими женщинами. Они считали себя вправе задавать вопросы о его жизни.

– Никого, о ком бы я знал.

– О! – Элеанор наклонила голову. – Мне жаль.

Лукас сделал глоток шампанского и с удивлением обнаружил, что он не прочь поговорить с ней. Что она подумает, узнав о его корнях, точнее, об их отсутствии? Это отпугнет ее так же, как других светских дам?

– Я не знал своих родителей.

– Совсем?

– Я рос на улице, Элеанор.

– Ты солгал мне! – Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Когда я тебя спросила, ты сказал…

– Я высказался в том плане, что у тебя богатое воображение.

Элеанор наморщила нос, но не отвела взгляд. Да и отвращения на ее лице не было.

– Прости. Должно быть, тебе несладко пришлось, – с сочувствием произнесла она.

И ему захотелось открыться ей.

– Да. Несладко. И страшно.

Эти слова вырвались у него невольно. Лукас почувствовал себя неуютно. Даже Томасо не знал всех подробностей его жизни. Никто не знал.

– Могу я спросить, что случилось с твоими родителями?

– Мать оставила меня в поезде, идущем в Москву.

– Это ужасно. Должно быть, у нее было разбито сердце.

– Она сделала это намеренно, Элеанор. Она собиралась… меня бросить.

– Но… – Она нахмурилась, не в силах представить, что такое возможно. – Но почему?

Лукас понял, что ему придется рассказать всю историю.

– Моя мать, в прошлом королева красоты, была наркоманкой, а моим отцом, возможно, был один из ее многочисленных любовников. К пяти годам я ей окончательно надоел. Уже тогда мы жили в условиях, которые не сильно отличались от улицы.

– Вот только на улице ты жил совершенно один!

Да, он был один. Он уже давно был один.

– До того, как ты начнешь по мне убиваться, – протянул Лукас, – вспомни, что сейчас я один из самых богатых людей России. Мать оказала мне услугу, избавившись от меня.

В ее широко раскрытых ореховых глазах светился неприкрытый шок.

– Но как тебе удалось выжить?

– Как удается многим другим таким же детям. Мы крали, рылись в бачках для мусора и спали на железнодорожных станциях. Как-то меня отправили в детский дом.

Но там было еще хуже. Там люди смотрели на него с жалостью и осторожностью. Он продержался в детском доме всего несколько месяцев и снова сбежал на улицу в поисках матери. В душе Лукас по-прежнему верил в то, что это какое-то недоразумение, чудовищная ошибка. Что мать совсем не собиралась бросать его. Но вскоре он узнал правду.

– Моя жизнь не была сказкой, но когда мне исполнилось шестнадцать лет, Томасо убедил своего брата дать мне работу на корабле. Я сразу понял, что мне выпал редкий шанс, и воспользовался им.

– Выживают сильнейшие, – прошептала Элеанор, повторяя его слова. – А полиция? Почему ты не обратился туда?

– Полиция не очень жалует уличных мальчишек.

По сравнению с его детством ее детство было похоже на сказку. Порой Элеанор казалось, что ей уделяют недостаточно времени, но она росла в любви. Кое-что изменилось после смерти матери. Отец немного от нее отдалился и женился во второй раз, но он ее не оставлял. Он не сажал дочь в поезд, чтобы избавиться от нее.

– Вот почему ты строишь школу, – пробормотала она, вспоминая недавний разговор с Петрой.

Та дала Элеанор брошюру, в которой было полно фотографий Лукаса с детьми. Он создал фонд помощи уличным детям. Тогда Элеанор решила, что Лукас делает это из тщеславия.

Петра рассказала, как Лукас, будучи в Санкт-Петербурге, одно утро в неделю посвящает таким детям, и что сейчас он подыскивает место для строительства школы, в которой они могли бы учиться. Чтобы они захотели учиться.

Элеанор, естественно, предположила, что Петра преувеличивает.

– Что тебе об этом известно? – отрывисто спросил он.

– Только то, что рассказала Петра.

– Эта женщина не в меру болтлива.

– Значит, это так?

– Дети оказываются на улице главным образом потому, что им не к кому обратиться, некуда пойти. – Лукас пожал плечами. – У меня есть средства, желание, и мне известен ход их мыслей. Это решение было продиктовано логикой.

«Логикой, ага», – подумала Элеанор. Лукасу было не все равно. Совсем не все равно.

Она чувствовала себя ужасно, потому что заставила его рассказать о своем детстве, снова вспомнить те страшные времена. Элеанор подавила желание обнять Лукаса и сказать, что, если бы они тогда были знакомы, она нашла бы способ помочь ему.