Полусредний мир - Александр Дон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работорговец, заметив человека в коже, поспешил навстречу, на ходу снимая шляпу:
— Добрый день, господин Гилю! Рад вас видеть в добром здравии! Снова желаете приобрести рабов для своих банановых плантаций?
Господин Гилю едва заметно кивнул в ответ:
— Да, мне снова нужны сборщики бананов. Рабы пошли никуда не годные. Дохнут как мухи. Только за последний месяц двенадцать человек пришлось закопать в песок. Если так пойдет и дальше, бананы будут на вес золота!
— О, не расстраивайтесь, господин Гилю! Специально для вас есть превосходный товар. Вот, взгляните! — и Лигус, почтительно поддерживая под локоть, подвел плантатора к Вовану.
Господин Гилю оглядел мощную фигуру Вована.
— Выглядит неплохо! — сказал он. — Но каков он в работе? В прошлый раз я купил у вас четырех кумбарцев, так они едва могли выполнить половину дневной нормы!
— Он работает за троих, мой господин!
— А жрать будет за четверых! Сколько вы хотите за этого бездельника?
— Сто реалов, мой господин!
— Сто реалов?! Да вы сошли с ума!
— Точно так, мой господин, вы совершенно правы: я сошел с ума. Продавать такого великолепного раба за какие-то жалкие сто реалов — форменное безумие! Он стоит как минимум вдвое дороже!
— Вдвое?! Да ему красная цена — пятьдесят реалов!
— Что вы такое говорите, мой господин! Он за день наработает вам на пятьдесят реалов. Этот раб вкалывает как вол! От зари и до зари, без перерывов и отдыха. Трудолюбив, исполнителен, послушен, проворен, умеет класть печи, плотничать, малярничать и тачать сапоги!
Вован, даже не предполагавший, что умеет делать столько полезных вещей, не выдержал:
— Да вы че, фраера, охренели что ли?! Да мне вообще работать западло! А ну, развяжите меня, быстро!
Ни продавец, ни покупатель не обратили на него ни малейшего внимания.
— Пятьдесят пять реалов и разойдемся с миром!
— Побойтесь богов, мой господин! Девяносто пять!
— Волки позорные!!! Развяжите, падлы!!!
— Мой господин, взгляните на его зубы! Девяносто реалов!
— Ни к чему мне его зубы. То, что он жрать горазд, и так видно. Шестьдесят!
— Развяжите, суки!!! Замочу, век воли не видать!!!
— Девяносто реалов! Отдаю себе в убыток.
— Шестьдесят пять.
— Я братанов подпишу!!! Вас в куски порвут!!!
— Восемьдесят пять реалов! Посмотрите, какой товар!
— Семьдесят, милейший, семьдесят!
— Я питерских знаю и тамбовских!!! Вам кранты, уроды!!!
— Ну, хорошо, ни нашим, ни вашим — пусть будет восемьдесят!
— Я депутат!!! — отчаянно закричал Вован.
Продавец и покупатель разом смолкли и переглянулись.
— Кто-кто? — переспросил плантатор.
— Депутат! — гордо ответил Вован.
— Что ты мелешь, болван! — возмутился работорговец и больно ткнул Вована палкой. — Не слушайте, его, мой господин! Он врет! Он вполне нормален. Он совсем не интересуется козами!
Плантатор подошел поближе и схватил Вована могучей рукой за горло.
— Послушай, ты, похотливый барсук! Если ты будешь заниматься с моими козами депу… депутатст… в общем, этим своим непотребством, и портить мою скотину, я с тебя шкуру спущу! Все-таки следует сбавить цену, — обратился он к работорговцу. — Этот раб сам признался, что неполноценен. Тридцать реалов — и ни сантима больше!
Работорговец крякнул.
— Чтоб тебе лопнуть, пустомеля! На тебе я потерял пятьдесят реалов! — и вместо доброго напутствия на прощание вытянул Вована палкой.
Четверо слуг подхватили упирающегося Вована и поволокли к ближайшей кузнице.
Через пять минут все было кончено.
На Вована надели железный ошейник с именем нового хозяина. Он стал собственностью грубого невежественного рабовладельца.
Слуги пинками погнали его к пристани, провели по шатким мосткам на корабль и загнали в трюм. Лязгнула железная крышка и в трюме стало темно.
Еще трижды открывалась железная крышка, впуская новых пленников, потом стало слышно, как захлопали на ветру паруса и зашумела вода за бортом. Корабль вышел в открытое море.
Так прошло несколько часов. В трюме было темно и сыро, невыносимо воняло гнилью, воздух был спертым и казался густым и стоячим как вода в болоте. Изредка по трюму, задевая пленников хвостами, с отвратительным попискиванием пробегали тощие корабельные крысы.
Пленники молчали. В трюме стояла тишина, прерываемая лишь скрипом деревянных переборок, плеском волн, крысиным писком да редкими протяжными стонами.
Вечером люк приоткрылся и в трюм бросили несколько гнилых бананов.
— Смотрите не обожритесь! — крикнул грубый голос. Послышалось дружное матросское ржание и люк захлопнулся.
Пленники, гремя цепями, бросились в темноте подбирать бананы. Возникла перебранка, кое-кому досталось по ребрам, а в результате большая часть бананов оказалась раздавленной в потасовке.
Пленники, недовольно ворча, расползлись по своим местам.
Вован в дележе не участвовал. Он страдал от морской болезни. Ему казалось, что корабль качается на огромных качелях, и с каждым взлетом у него внутри все переворачивалось, а с каждым падением устремлялось наружу. Его мутило от одного вида бананов, он не притронулся к воде, плескавшейся в ржавой миске, ему хотелось только одного — растянуться на спокойной, не качающейся земле.
Изредка, когда корабль качало не так сильно, Вован с тоской вспоминал верную «бэху», уютный кабинетик в элитном ресторане, депутатскую сауну и мулаток.
Надо сказать, что встреча с преступным миром Семимедья оставила у него самые неприятные впечатления. Вовану впервые пришлось оказаться в роли жертвы преступления, и эта роль ему решительно не понравилась. У него даже стали появляться совершенно нетипичные мысли, что преступность — это плохо, и что государство должно с ней бороться.
Впрочем, это нисколько не помогало ему облегчить страдания.
В мучительной борьбе с качкой Вован потерял счет времени. Он не знал, сколько прошло часов, дней, лет — сейчас это не имело для него никакого значения. Вован мечтал только об одном — чтобы корабль поскорее пристал к берегу — все равно к какому, и неважно, что с ним будет после этого — главное, что тогда наконец прекратится ужасная качка.
Вдруг он услышал, как по палубе забегали матросы. Раздались громкие голоса, затем отрывистая команда, а через секунду трюм вздрогнул от страшного грохота.
— Что это?! — в ужасе закричал кто-то из пленников.
— Пушка! — ответил хриплый голос из темноты. — Это стреляла пушка! Похоже, мы нарвались на пиратскую шхуну. Когда-то я служил у старого Флюнта канониром. Эх, и славное было времечко! Сколько кораблей мы потопили, сколько золота награбили — не сосчитать! Сейчас возьмут наше корыто на абордаж…
Страшный грохот прервал его. Наверху снова выстрелила пушка.
— А что с нами будет? — робко спросил один из пленников.
— Команду перевешают на реях, а рабам обычно предлагают выбор. Кто согласен пойти в пираты, тому дают стакан рому и пистолет, а кто откажется — попадает на рею.
Вован тут же решил, что лучше будет болтаться на рее, но в пираты не пойдет. Перспектива страдать морской болезнью на профессиональной основе представлялась ему невыносимой.
Но тут вдруг послышался отдаленный звук, похожий на раскат грома, затем короткий свист, и страшный грохот потряс корабль.
Вован не сразу понял, что произошло и очумело вертел головой по сторонам, пытаясь понять, откуда в трюме разом взялось столько воды.
— Помогите! Тонем! — раздались отчаянные крики.
В деревянном борту зияла огромная пробоина, и оттуда хлестала струя толщиной с ведро. Трюм быстро заполнялся водой.
Рядом с Вованом барахтались несколько пленников.
— Хватайся за борт! — прохрипел один из них, и Вован узнал голос бывшего пирата. — Сейчас они будут…
Он не успел договорить. Над головой у них грохнуло, засвистело ядро и вскоре сверху послышались радостные крики.
— Они подбили пиратскую шхуну! — сказал моряк. — Плохи наши дела. Этой посудине не продержаться на плаву и часа. Вот что, братцы! Попробуем расшатать переборку.
Пленники навалились на толстую дубовую переборку.
— Ну-ка взяли! — скомандовал моряк. — Еще взяли!
Пленники бились изо всех сил, но результата не было. Переборка не поддавалась.
— Еще взяли!
Никакого результата.
— А ну тихо! — вдруг крикнул моряк.
В наступившей тишине все отчетливо услышали зловещий свист ядра.
— Полундра! — закричал моряк.
Грохнуло, все залило светом, и взрывной волной Вована подбросило метров на десять в воздух.
Последнее, что он успел увидеть, был корабль, разваливающийся на куски, какие-то жуткие окровавленные обрубки, и стремительно приближающуюся пучину.