Наш общий друг. Часть 3 - Чарльз Диккенс

— Могу я спросить, гдѣ это случилось, мистеръ Твемло? Надѣюсь, вы вѣрите, что я никому не скажу.

— Долженъ сознаться, — говоритъ кроткій маленькій джентльменъ, постепенно подходя къ отвѣту, — долженъ сознаться, что я почувствовалъ угрызеніе совѣсти, когда мистеръ Фледжби заговорилъ объ этомъ со мной. Я видѣлъ себя, признаюсь, не въ очень-то выгодномъ свѣтѣ, тѣмъ болѣе, что мистеръ Фледжби, съ величайшей любезностью, которой — не могъ же я этого не чувствовать — я совершенно не заслуживалъ отъ него, оказалъ мнѣ ту самую услугу, о какой и вы просили его.

Истинное благородство души бѣднаго человѣчка заставило его сказать эти послѣднія слова. „Иначе выйдетъ такъ“, разсуждалъ онъ, „какъ будто я въ лучшемъ положеніи, какъ будто у меня нѣтъ своихъ непріятностей, а между тѣмъ ея затрудненія мнѣ извѣстны. Это было бы низко, очень низко съ моей стороны“.

— И что же, оказалось ли посредничество мистера Фледжби такимъ же успѣшнымъ въ вашемъ дѣлѣ, какъ и въ нашемъ? — спрашиваетъ мистрисъ Ламль.

— Такимъ же неуспѣшнымъ.

— Мистеръ Твемло! Можете вы мнѣ сказать, гдѣ вы видѣлись съ мистеромъ Фледжби?

— Простите! Я непремѣнно хотѣлъ вамъ это сказать и не сказалъ неумышленно. Я встрѣтился съ мистеромъ Фледжби — совершенно случайно — на мѣстѣ… Я разумѣю, въ конторѣ мистера Райи, въ Сентъ-Мэри-Аксъ.

— Вы, стало быть, имѣете несчастіе быть въ рукахъ мистера Райи?

— Да. Къ несчастью, сударыня, единственный долгъ, какой былъ сдѣланъ мною за всю мою жизнь, — совершенно правильный долгъ, замѣтьте, я не отрекаюсь отъ него, — единственное, принятое мною на себя денежное обязательство попало въ руки мистера Райи.

— Мистеръ Твемло! — говоритъ мистрисъ Ламль, глядя ему прямо въ глаза (отъ чего онъ съ радостью уклонился бы, если бъ могъ, но онъ не можетъ). — Мистеръ Твемло! оно попало въ руки мистера Фледжби. Мистеръ Райя только ширма. Ваше обязательство попало къ мистеру Фледжби. Я говорю вамъ это для вашего руководства. Это свѣдѣніе можетъ вамъ пригодиться, хотя бы только зачѣмъ, чтобы не допустить въ другой разъ злоупотребленія тою довѣрчивостью, съ какой вы судите о правдивости другихъ по вашей собственной.

— Не можетъ быть! — восклицаетъ Твемло, тараща глаза. — Какъ вы это узнали?

— Сама не знаю, какъ. Цѣлый рядъ мелкихъ фактовъ какъ будто разомъ вспыхнулъ и освѣтилъ мнѣ все.

— А-а! Значитъ у васъ нѣтъ доказательствъ?

— Странно, до чего въ нѣкоторыхъ случаяхъ всѣ мужчины на одинъ покрой, — всѣ, даже не имѣющіе ничего общаго между собой по характеру, — говорить мистрисъ Ламль холодно, смѣло и презрительно. — Казалось бы, нѣтъ на свѣтѣ двухъ болѣе несходныхъ людей, чѣмъ вы и мой мужъ. А между тѣмъ мой мужъ говоритъ мнѣ: „у васъ нѣтъ доказательствъ“, и тѣми же буквально словами возражаете мнѣ вы.

— Но почему, сударыня? Разсудите сами, почему тѣми же словами? — позволяетъ себѣ мягко возразить Твемло. — Потому, что въ нихъ заключается фактъ: у васъ нѣтъ доказательствъ.

— Мужчины по-своему очень умны, но имъ не мѣшаетъ кое-чему поучиться, — говоритъ мистрисъ Ламль, надменно взглянувъ на портретъ Снигсворта и отряхивая платье передъ уходомъ. — Мой мужъ далеко не отличается простодушіемъ и чрезмѣрной довѣрчивостью; меньше всего его можно назвать человѣкомъ неопытнымъ. И вотъ онъ, такъ же, какъ и мистеръ Твемло, не видитъ того, что ясно какъ день, — не видитъ только потому, что нѣтъ доказательствъ. А между тѣмъ пять женщинъ изъ шести, будь онѣ на моемъ мѣстѣ, увидѣли бы это, я увѣрена, такъ же ясно, какъ вижу я. Но я не успокоюсь до тѣхъ поръ — хотя бы только въ память того, что Фледжби цѣловалъ мою руку, пока мой мужъ не убѣдится въ этомъ. Вы тоже хорошо сдѣлаете, если поймете это теперь же, мистеръ Твемло, хоть я и не могу представить вамъ доказательствъ.

Она идетъ къ дверямъ, и мистеръ Твемло, провожая ее, высказываетъ утѣшительную надежду, что положеніе дѣлъ мистера Ламля не непоправимо.

— Не знаю, зависитъ отъ того, какъ сложатся обстоятельства, — отвѣчаетъ мистрисъ Ламль, останавливаясь и обводя концомъ своего зонтика узоръ обоевъ на стѣнѣ. — Можетъ быть, найдется выходъ, а можетъ быть, и нѣтъ. Это должно скоро выясниться. Если выхода не найдется, мы банкроты, и намъ придется, вѣроятно, уѣхать заграницу.

Мистеръ Твемло, въ своемъ добродушномъ желаніи успокоить ее чѣмъ-нибудь, дѣлаетъ замѣчаніе въ такомъ смыслѣ, что многіе живутъ заграницей очень пріятно.

— Да, — соглашается мистрисъ Ламль, продолжая чертить по стѣнѣ,- но я сомнѣваюсь, чтобы мы оказались въ числѣ этихъ многихъ, зарабатывая себѣ кусокъ хлѣба игрой на билльярдѣ, картами и такъ далѣе, и живя подъ подозрѣніемъ за грязнымъ табльдотомъ.

— Но для мистера Ламля уже и то много значитъ, — возражаетъ мистеръ Твемло учтиво, хоть и шокированный ея послѣдней тирадой, — что подлѣ него всегда есть человѣкъ, связанный съ нимъ крѣпкими узами во всѣхъ превратностяхъ судьбы, — человѣкъ, который своимъ сдерживающимъ вліяніемъ можетъ остановить его на пути гибели и позора.

Пока онъ это говоритъ, мистрисъ Ламль перестаетъ чертить и смотрѣть на него.

— Вы говорите, мистеръ Твемло: сдерживающимъ вліяніемъ. Намъ надо ѣсть и пить, одѣваться, имѣть крышу надъ головой. Всегда подлѣ него, связанная съ нимъ крѣпкими узами во всѣхъ превратностяхъ судьбы? Тутъ-то мнѣ ужъ нечѣмъ хвастаться. Что можетъ предпринять женщина моихъ лѣтъ? Мы съ мужемъ, вступая въ бракъ, обманули другъ друга, и должны нести послѣдствія этого обмана, то есть выносить другъ друга и вмѣстѣ изворачиваться, придумывая, чѣмъ позавтракать сегодня и пообѣдать завтра, и такъ до конца, пока смерть не дастъ намъ развода.

Съ этими словами она выходитъ въ Дьюкъ-Стритъ на Сентъ-Джемсъ-Скверъ. Мистеръ Твемло возвращается къ себѣ на софу и кладетъ свою отяжелѣвшую голову на скользкій валикъ изъ конскаго волоса съ твердымъ внутреннимъ убѣжденіемъ, что непріятное свиданіе не принадлежитъ къ числу вещей, которыя можно принимать послѣ пилюль, столь благотворно дѣйствующихъ, „какъ предохранительное средство, при злоупотребленіи удовольствіями стола“.

Но седьмой часъ вечера застаетъ достойнаго маленькаго джентльмена значительно оправившимся и влѣзающимъ въ свои поношенные шелковые чулочки и башмачки передъ отбытіемъ на „обѣдъ удивленія“ къ Венирингамъ. А восьмой часъ того же вечера застаетъ его выбѣгающимъ на Дьюкъ-Стритъ и трусящимъ легкой рысцой до угла, чтобы выгадать шесть пенсовъ изъ платы за наемъ кареты.

Божественная Типиинсъ дообѣдалась къ этому времени до такого состоянія, что человѣкъ съ извращеннымъ умомъ могъ бы, пожалуй, ей пожелать въ видѣ перемѣны, для ея же пользы, поскорѣе поужинать и свалиться въ постель. Такой умъ у мистера Юджина Рейборна, котораго Твемло застаетъ созерцающимъ „Божественную“ съ свирѣпымъ лицомъ и невозмутимо выслушивающимъ милыя шуточки этого игриваго созданія по поводу того, что ему давно бы пора возсѣдать на шерстяномъ мѣшкѣ. Рѣзвится Типпинсъ и съ Мортимеромъ Ляйтвудомъ, грозясь отколотить его вѣеромъ за то, что онъ былъ шаферомъ на свадьбѣ у этихъ выскочекъ, какъ бишь ихъ, что теперь пошли съ молотка. Впрочемъ, знаменитый вѣеръ что-то вообще оживленъ и колотитъ всѣхъ мужчинъ направо и налѣво съ какимъ-то зловѣщимъ стукомъ, наводящимъ на мысль о стукотнѣ костей его обладательницы.

Новое племя закадычныхъ друзей народилось въ домѣ Вениринговъ съ того дня, какъ Венирингъ вступилъ въ парламентъ ради народнаго блага, и мистрисъ Венирингъ въ высшей степени внимательна къ этимъ друзьямъ. Эти друзья какъ астрономическія дистанціи, выражаются лишь самыми крупными цифрами. Одинъ изъ нихъ (говоритъ Бутсъ) — крупный подрядчикъ, дающій работу, какъ было вычислено, пятистамъ тысячамъ человѣкъ. Другой (говоритъ Бруеръ) состоитъ предсѣдателемъ въ такомъ множествѣ комиссій, отстоящихъ такъ далеко одна отъ другой (причемъ онъ вездѣ на-расхватъ), что никогда не проѣзжаетъ менѣе трехъ тысячъ миль въ недѣлю по желѣзной дорогѣ. У третьяго (говоритъ Буфферъ) еще полтора года тому назадъ не было ни гроша; теперь же, благодаря его необычайному таланту скупать безъ денегъ акціи по номинальной стоимости, за восемьдесятъ пять, и продавать альпари за наличныя, у него триста семьдесятъ пять тысячъ фунтовъ капиталу. Буфферъ особенно настаиваетъ на добавочныхъ семидесяти пяти, не уступая рѣшительно ни полушки.

Необыкновенно мило шутитъ леди Типпинсъ съ Бутсомъ, Бруэромъ и Буфферомъ по адресу этихъ святыхъ отцовъ-толстосумовъ, оглядывая ихъ поочередно въ лорнетъ и затѣмъ обращаясь къ Буфферу, Бутсу и Бруэру съ вопросомъ, какъ они думаютъ, составитъ ли который-нибудь изъ отцовъ ея счастье, если она немножко пококетничаетъ съ нимъ. Хозяинъ дома тоже много занимается по своему святыми отцами, благочестиво уединяясь то съ однимъ, то съ другимъ въ оранжерею, изъ какового убѣжища доносятся отъ времени до времени слова: „комиссія“ и „комитетъ“.