Орловы: Рождена для тебя - Тиана Хан

- Потом, - отмахнулся я. – Всё в порядке, ба, честно! Жека, как насчёт того, чтоб устроить ночные посиделки на кухне?

- Голосую «за» двумя руками! У меня пиво чешское припасено на особый случай, - подмигнул мне друг.

- Фу, сами пейте своё пиво, - скривила губы сестрёнка, - а мы с бабулей лучше в гостиной посидим, камин растопим и выпьем по бокальчику красного вина.

- Ну, аристократы, самые, что ни на есть настоящие! – беззлобно съязвил я.

Показав нам язык Анютка взяла Надью под руку и увлекла её за собой, прихватив из бара початую бутылку, наполненную вином насыщенного гранатового цвета.

Как только девчонки покинули кухню, Женька тут же подошёл к напольному шкафу и наклонившись вытащил из его необъятных недр упаковку пива, я же в это время доставал различные солёные закуски и чипсы, которые всегда в большом количестве водились в этом доме. Устроившись на мягком диване, расположенном у стены, щёлкнул кнопкой пульта, включая телевизор. Словно по мановению волшебной палочки, с экрана на нас обрушились весёлые приключения мультяшных героев. Усмехнувшись, мы с Женькой переглянулись, и я нажал кнопку выбора, пытаясь отыскать спортивный канал. Откинувшись на спинку дивана, мы вели непринуждённые разговоры, обсуждая сегодняшний вечер. Жека старательно обходил стороной тему, касающуюся моего поведения и реакции на Илону, за что я был ему премного благодарен. Он ни разу не попытался выяснить причину, моего странного отношения к Романовой и не лез в израненную душу, пытаясь разворошить ещё тлеющие угли догорающего костра надежды.

Глава 17

Миронов, точка невозврата

Десять лет назад

Гремя бутылками, я с трудом втиснулся в битком набитый автобус, обдавая пассажиров «ароматом» не выветрившегося алкоголя. Люди с пренебрежением смотрели в мою сторону, пытаясь отодвинуться как можно дальше, дабы хоть краешком одежды не соприкоснуться с таким, как я.

Да, к подобному отношению пришлось привыкнуть давным-давно, но что-то менять в жизни из-за мнения общества мне было недосуг. Может стимула не было, а может и просто, желания.

После внезапной смерти родителей я покатился по наклонной и не было во всём мире ни одного человека, который способен был остановить это неминуемое падение. Да, конечно, девчонки продавцы с рынка часто пытались вразумить меня, читая нотации, но все их слова были подобны ветру: в одно ухо влетели, из другого вылетели. Я не ценил их показного участия, поэтому и не прислушивался к тому, что мне пытались навязать. Единственные люди, что по-настоящему любили меня – погибли, а жить лишь ради себя, я к большому сожалению не умел.

Институт мне не светил, а временная работа на рынке, грузчиком, не приносила ни удовольствия, ни маломальского дохода. Мне было стыдно, что мальчик из приличной семьи вырос и стал ТАКИМ, не оправдав надежд столь рано ушедшей матери. Я прекрасно понимал, что алкоголь – это зло, тем не менее, ежедневно пропивал то, что удавалось заработать тяжёлым трудом. Как жить иначе, попросту не знал.

После того как мне исполнилось восемнадцать, я умело скрывался от военкома, игнорируя повестки, которые регулярно находил в проржавевшем от времени почтовом ящике. Сейчас же я всё больше приходил к тому, что армия – это мой единственный выход из замкнутого круга. Последний и верный шанс что-то изменить…

Тяжело накренившись, старенький автобус остановился, с шипением распахивая свои двери. Протискиваясь, сквозь тесно прижатых друг к другу людей, я кожей чувствовал их недовольные взгляды, направленные в мою сторону, но мне уже было безразлично. Слишком часто в последнее время слышался осуждающий шёпот за моей спиной, так что я привык к этому, выработав стойкий иммунитет.

Выбравшись из пыльного салона, качнувшись я спрыгнул с нижней ступени и нетвёрдой походкой направился к остановке, где поспешил усесться на скамью, расположенную под уличным фонарём, затем вытащил из кармана смятую пачку и выщелкнув сигаретку с наслаждением затянулся. Идти домой не хотелось, в последнее время я не любил оставаться в одиночестве, оно действовало на меня настолько угнетающе, что не хотелось жить. Звенящая тишина дома раздражала, каждый раз напоминая о том, что я один как перст, посреди целого мира.

Впадая в уныние, тяжело выдохнул и оттолкнувшись рукой от деревянной скамейки, поднялся на ноги. Чуть помедлив, решил прогуляться в сторону заброшенных домов, где мы частенько собирались с местными пацанами, распивая спиртное. Дорога была недолгой, а потому, буквально через пару минут я уже увидел в одном из разбитых окон отсветы фонарей. Значит кто-то из парней сейчас там. Что же, неплохо! Хоть такая, но компания, обрадовался я. Бодро шагая к дому предвкушал весёлую ночку и шумное сборище. Вот только, едва поднявшись по обвалившимся каменным ступеням, я словно истукан замер на пороге, обомлев от увиденного.

На грязном полу, среди пепла и окурков, лежала абсолютно голая девчонка с широко разведёнными ногами. Неподалёку валялось школьное форменное платье, разорванное на части. Сверху над её безвольным телом, возвышался неизвестный мне мудак, который дёргая тощей прыщавой задницей совершал своё грязное дело, не обращая внимания на то, что его жертва находится в полной отключке. Двое пацанов, удерживали тонкие словно плети, руки девушки, прижимая их коленями к полусгнившим доскам. Озверев от картины, представшей перед глазами, я на автомате выхватил из пакета бутылку и крепко сжав в кулаке стеклянное горлышко, изо всех сил размахнулся, обрушив её на голову жестокого насильника:

- Вы что творите, суки? – выкрикнул каким-то чужим вмиг осипшим голосом. - Как только додумались совершить подобное? Здесь!

Получив удар, этот урод стал заваливаться на бок, ослабив хватку, открыв мне обзор на девчонку, что так неудачно попалась на пути мерзавцам. Внезапное узнавание подняло в глубине моей чёрствой души волну небывалой ярости. Больно ущипнув самого себя, я не хотел, не мог, отказывался верить в то, что видят глаза. Словно сейчас я находился в другой реальности: кровавой и безумно жестокой. Прямо передо мной находилась Илона, подружка Милоша, которую он так самоотверженно любил.

Кто-то бросился ко мне, нанося удары, но я совсем не ощущал боли, потому как в этот момент расширенными от ужаса глазами рассматривал израненное тело девчонки, покрытое бесчисленными ссадинами, набухающими синяками и кровавыми потёками.

Глаза Романовой были крепко сжаты, а на щеках виднелись высохшие дорожки слёз с налипшим слоем пыли. Она лежала без движения, не подавая признаков жизни. Гнев накрыл меня с головой подобно цунами, я захлёбывался от жалости к девушке и неистовой