Фьезоланские нимфы - Боккаччо Джованни

CCCLIНо все ж не мог из памяти сердечнойИсчезнуть Африке; к нему онаЧто миг — то льнет, любови бесконечнойИ тайного желания полна.Но так владел ей страх Дианы вечный,Что, мыслью робкой порабощена,Туда уже не смела и прокрасться,Где Африко иль где он мог попасться.CCCLIIТак день прошел, еще, опять и снова,Прошла неделя, месяц миновал,Как Африко не видел дорогогоЛица любимой. Жил он и страдал.И все влекло его — не знал иного, —Все к лесу, где он Мензолу лобзал,И все ее разыскивал, блуждаяИ чудеса о ней воображая.CCCLIIIНо не являлась облегчить томленья.Так что Фортуна сжалилась над ним,Скупая до сих пор на наслажденья,Увидев, как он бледен, как томим,Страдальцу оказала снисхожденье:Ведь отдых и ему необходим,А бродит он, беседуя с собою,Не ведая мгновения покою.CCCLIVИ вот, когда второй уж месяц длился,Как, Мензолы не видеть осужден,Он большим бы страданием томился,Да был уж до предела доведен, —Казалось, будто в зверя обратилсяВсем видом, голосом, молчаньем он,И голова кудрявая тускнела,И все молчал, как будто онемелый, —CCCLVИ пас однажды, как обычно, стадоВ давно знакомом месте под горой,И в мысль ему вошло тогда, что надоПойти туда, где давнею поройЕму клялася Мензола-отрадаК нему вернуться. Кинулся стрелой,Большое стадо бросив без охраны,С одним копьем, один к своей желанной.CCCLVIИ, подошедши к водам в той долине,Где Мензолой своею овладел,Глядел вокруг и, стоя посредине,«О Мензола, — сказать себе посмел, —Не верю, ты ль рушительница нынеОбета, что мне клятвой прозвенелСвященною сюда ко мне вернуться?Ведь богу, мне ль — придется обмануться.CCCLVIIНапомню ли, как тут мы обнимались,Слились в одно сплетенье жадных рук;Клялась вернуться, и очей касалисьУста — и лгал напрасной клятвы звук,И тут — не навсегда ль мы расставались?Меж нами даль горчайшей из разлук.Напомню ли, какие увереньяТы расточала, чуждая сомненья?»CCCLVIIIПерескажу ль все стоны, воздыханья,Что Африко, рыдая, издавал?И, бередя несносные терзанья,За мигом миг, вращаясь, восставал, —Малейшие любви воспоминанья,И добрые, и злые. Он страдалЧас от часу несносней и тяжеле —И кончить положил он в самом деле.CCCLIXИ он остановился над водою,Копье в руке блестящее зажалИ острие уставил пред собою,А древко в землю. «Злой Амур! — сказал. —К какой судьбе я приведен тобою!Вот умираю, грозный час настал!И все же пусть мой миг последний минет,Когда надежда вовсе дух покинет.CCCLXО мой отец, о мать, спаси вас, Боже!Я ухожу в Аид, в угрюмый край.А ты, река, зовись со мною схожеИ мой конец страдальный означай,Какого нет мучительней и строже!И взгляду всех живых напоминайВолной, моею кровью обагренной,Что пал я здесь, любовью пораженный».CCCLXIПромолвив так и к Мензоле взывая,Он сталью грудь насквозь себе пронзил,И, сердце та мучительно пронзая,Его сразила, юноша почил.И мертвого взяла волна речная,И дух от тела вольно воспарил,А воды, что долиною катились,Густою кровью ярко обагрились.CCCLXIIТа речка — так, как и теперь, — делиласьПониже на два разные русла.Тем, что поуже, там волна катилась,Где хижина покойного была, —Волна кровавая. И вот случилось,Был Джирафоне тут, как потеклаВода, что кровь. Сжал сердце ток бегущийПредчувствием большой беды грядущей.CCCLXIIIИ вот пошел туда, не молвив слова,Где было стадо, как он думать мог.Нет Африко, — напрягши силы снова,Он по реке со всех пустился ногИскать, откуда начался суровоЗловеще обагренный кровью ток,И отчего, и кто тому причина, —И подошел, и вот увидел сына.CCCLXIVВзглянул — лежит он в речке бездыханный,Грудь юную насквозь прошло копье, —Чуть не упав, старик в тоске нежданнойВдруг понял горе горькое свое.Взял за руку его и с несказаннойПечалью молвил: «Чье тут дело? Чье?Сыночек мой! Кто эту рану злуюНанес тебе и отнял жизнь живую?»