Защитник - Конн Иггульден

class="p1">– Маний, ты знаешь слово моего мужа. Ты свободен. Но я чувствовала бы себя в большей безопасности, если бы ты остался со мной, по крайней мере, до тех пор, пока мы не вернемся в поместье или в дом Ксантиппа…

Агариста замолчала, внезапно осознав, что там теперь только пепел и обугленные балки. Она ощутила себя потерянной, и слезы навернулись на глаза. Маний, увидев это, заговорил не сразу, а сначала прикусил в нерешительности губу. Всего один день, как он перестал быть рабом, но эта свобода была добыта тяжелым трудом, и он не собирался сдаваться.

– Свободный человек работает за плату, курия… – произнес он, краснея.

Агариста кивнула и, достав мешочек, выудила из него две серебряные монеты.

– Дневная плата свободного человека, Маний. Этого достаточно?

Он усмехнулся, и теперь уже его глаза заблестели от сильных эмоций.

– Так и есть, курия. Спасибо.

Почти с благоговением он принял деньги – самые первые, которые заработал в своем новом статусе.

Мгновения спустя на его голос поспешили еще несколько заблудших слуг, и вся группа двинулась в путь. Агариста посмотрела на сыновей и дочь. Конечно, все случившееся казалось им большим приключением. Путешествие на палубе галеры, морское сражение, разыгравшееся у них на глазах. Агариста прятала от них пережитый страх. Персидская армия по-прежнему находилась в Греции – это войско было больше, чем могли бы собрать все города. Она скрывала свой ужас. У дочерей и сыновей во время войны разные судьбы. Отчаяние мерцало в душе, как гаснущее пламя костра. Было бы слишком жестоко одержать невероятную победу при Саламине и все равно проиграть. Надежда есть всегда, напомнила себе Агариста. Ксантипп, Фемистокл и Кимон выиграли сражения с огромным имперским флотом.

Она начала напевать старую молитву Афине, которой ее научил Ксантипп, сказав, что они пели при Марафоне и это давало утешение.

Агариста удивленно подняла взгляд, услышав, что ее поддержали в толпе, возвращающейся в город. Все больше и больше людей присоединялись к пению. Они знали слова, потому что были афинянами. Агариста почувствовала, как воспрянуло сердце, когда в хор вплелись голоса Перикла, Елены и Арифрона. Мелодия не была веселой, но наполняла душу радостью.

Они вошли в Афины с пением, но вид сожженных улиц и развалин заглушил гимн, рассыпавшийся шокированным ропотом. Проходя мимо разбитых камней, которые были стенами и воротами, многие плакали и даже громко кричали от горя. Большинство вернувшихся не могли поверить своим глазам. Последние дни мужчины провели в аду трюмов или на палубе, и в том мире были только они и те, кто противостоял им. Семьи терпеливо ждали на песчаном берегу.

Теперь реальность ударила в самое сердце, за каждым поворотом открывались новые разрушения. Все было покрыто пеплом, и вскоре люди, первыми проходившие через ворота, почернели от предметов, к которым прикасались или которые поднимали. Чем дальше, тем чаще Агариста и ее семья видели горожан, добравшихся до развалин своих домов. Люди уже искали среди руин целые плитки и то, что еще можно было спасти, хотя по испачканным сажей лицам текли слезы. Однако, к ее удивлению, между обугленными балками как ни в чем не бывало носились со смехом дети. Эта картина вызывала невольную улыбку.

Персы поглумились основательно. Все, что можно, было предано огню или сброшено на землю веревками и крюками. Остались только сами улицы, хотя сточные канавы запеклись от бушевавших пожаров. Запах города изменился, его заглушал древесный уголь с перечным привкусом разогретых и потрескавшихся камней.

Агариста еще раз порадовалась присутствию Мания, когда они наткнулись на шумную группу спорящих парней. Но она знала, что порядок будет восстановлен. Ее муж организует горожан и заставит работать до изнеможения. Ксантипп умел применять силу и подчинять людей своей воле. В этом был его талант, и поэтому Фемистокл вернул его домой.

Городской дом ее мужа, как и ожидалось, был сожжен. Сама не зная почему, Агариста надеялась на нечто большее, чем несколько обугленных балок и сломанная колонна. Дверь еще висела, но превратилась в блестящую черную пластину, которая сломалась под давлением руки.

– Нам понадобятся бревна и инструменты, – сказала она. – Не думаю, что железо могло сгореть. Маний, как по-твоему, дорога безопасна? Мы могли бы вырубить деревья в нашем саду, если они еще стоят. Конечно, не все сгорело. Нам нужно столько людей, сколько ты сможешь найти. Сумеешь собрать?

– Думаю, да, – ответил Маний.

Он был рабом в ее доме более тридцати лет, служил ее отцу и дяде. И хотя волосы на предплечьях и груди поседели, он был выносливым и сильным и теперь, когда перед ним поставили цель, испытывал душевное облегчение. Свобода осталась в нем как твердое семя, он чувствовал ее. Агариста уверенно раздавала указания, и Маний понял, что среди всех странностей нового мира его положение еще больше окрепло.

– Мы все восстановим, – сказала она. – Отведи Арифрона в поместье. Перикл будет охранять меня, пока ты не вернешься. Мы с Еленой поработаем здесь и соберем все, что может пригодиться. Думаю, сейчас самое подходящее время для покупки соседних участков, если мы сделаем владельцам хорошее предложение.

Маний даже заморгал, услышав это. Как и все остальные, Агариста смотрела вокруг, но каким-то образом видела будущее. Он кивнул, на мгновение задумавшись над тем, где она найдет серебро даже для платы рабочим, когда все Афины хотят того же. Но в глубине души он твердо знал, что она это сделает. Она или ее муж. Для некоторых семей, бродящих по руинам, что когда-то были их домом, разрушенные стены и сожженные улицы стали бы концом света. Однако они были афинянами, и, глядя на Агаристу, Маний видел, что это значит. Мир ничего им не должен, но это не важно. Они все восстановят – даже лучше и краше, чем прежде.

Часть вторая

Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный

Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родится.

Гомер. Илиада

(Перевод Н. Гнедича)

Глава 11

Был полдень, но солнце стояло низко. Афины звенели от звуков молотков и пил, музыка возрождения и жизни снова хлынула в город. Не прошло и трех недель, с тех пор как последний персидский воин отправился на север, а город уже очнулся от потрясения и сбросил мертвящее спокойствие погребального костра.

С высоты холма Пникс Фемистокл видел целые улицы, возникающие у него на глазах. Удивительно, чего могут достичь люди, нацеленные на выполнение одной-единственной задачи.