Рокировка в длинную сторону - Земляной Андрей

  Зиновьев и Каменев активно давали показания. Ликовал Ворошилов: из его аппарата исчезли искренне ненавидимые им Тухачевский и Гамарник. Киров яростно чистил аппарат НКВД, набирая на должности коммунистов и комсомольцев из Ленинграда, да и просто - с заводов. Вернулись несколько человек, уволенных Ягодой, а еще нескольких Сергей Миронович с кровью выцарапал из других госструктур. И все это время Сталин руководил всеми этими преобразованиями. Ему было не до сна и тем более не до дачи. А потому он очень удивился, когда ему в Кремль позвонила Светлана. Удивился и даже слегка рассердился - много раз он объяснял дочери, что она не имеет права звонить ему на работу, а тем более - по прямому проводу.

   Он уже хотел, было, отказаться от разговора, но услышал, как Светлана всхлипнула. По сердцу точно полоснули холодным лезвием: что-то случилось в семье!

  - Что там у вас? - очень отчетливо произнес Вождь. - Что-то с тобой или с мальчиками? - и мысленно приготовился услышать самое худшее...

  - Папа... Саша...

  - Что с ним?

  - У... у... уехал... в Германию-у-у-у...

  - Куда?!

  Иосиф Виссарионович непроизвольно махнул рукой, словно пытаясь отогнать от себя эту новость. Вытер лоб, глубоко вздохнул, успокаивая разом взбунтовавшиеся нервы, и повторил вопрос:

  - Куда он уехал?

  - В... в Германию, - снова всхлипнула Света. - Мне письмо оставил... тебе тоже... А сам - сам уехал... с дядей Христо...

  Сталин сжал телефонную трубку так, что захрустел эбонит. Почему он не прислушался к голосу разума, который предупреждал его: нельзя доверять этим махновцам, этим абрекам из Коминтерна!

  Он уже хотел сказать Светлане, что немедленно приедет, но в этот момент к нему бесшумно подошел Поскребышев и положил перед ним записку. Там твердым почерком значилось: Тов. Губкин ожидает в приемной.

  - Тату я тебя очень прошу: его письмо ко мне никому не показывай. Сейчас приедет товарищ Галет - он его заберет. А я обязательно приеду вечером...

  И, не слушая больше всхлипов Светланы, он дал отбой. Повернулся к Поскребышеву:

  - Вызовите ко мне Димитрова. Срочно. - Подумал и добавил, - Немедленно. А пока - пригласите товарища Губкина...

  Иван Михайлович цвел, точно майская роза. Глядя на него Сталин внутренне улыбнулся: пожилой академик только что не подпрыгивал от нетерпения и вел себя, словно гимназист, впервые пришедший в дом терпимости. Увидев Сталина, Губкин немедленно кинулся к нему, буквально крича:

  - Получилось! Товарищ Сталин, получилось! Все проверили на заводе - пилотная установка работает великолепно! Немного иные выхода, но главное - работает!

  - Товарищ Губкин, успокойтесь - теперь Сталин улыбнулся уже открыто. - Что получилось, что работает, какие выхода?

  Сбиваясь, захлебываясь и перескакивая с одного на другое, Губкин рассказал, что на Московском Керосиновом заводе запустили уменьшенную копию промышленной установки каталитического крекинга - пилотную установку и проверили некоторые параметры процесса. Почти все получилось: выход бензина и дизельного топлива был несколько меньше того, который указал Белов, но это - ничего. Подгоним, подрегулируем, подправим, доработаем! Главное, что принцип полностью оправдался...

  - Товарищ Сталин, я вас очень прошу: товарищей, которые предоставили нам эту документацию надо обязательно наградить! Возможно, они даже не представляли, ЧТО они добыли! Но это... это - переворот! Нужно включить в план строительство подобных установок в Ярославле, Баку, Саратове и Грозном! И в Москве, разумеется!..

  Глядя на восторженного академика, Сталин вдруг вспомнил данную кем-то характеристику Губкина: 'Обладает исключительным чутьём на чужие идеи и без зазрения совести пользуется ими...' Если даже это и правда, то в данном случае его 'исключительное чутье' только на пользу. Значит, предложения 'товарища Саши' имеют большое практическое значение. Впрочем, он в этом и не сомневался...

  Сталин согласился с Губкиным о необходимости включения в пятилетний план строительства подобных установок и завода, по производству катализатора, пожелал академику всяческих успехов, пошутил по поводу того, что 'к Новому Баку нужны и новые методы переработки нефти, ведь 'топить можно и ассигнациями' , не так ли, товарищ Губкин?' Но мысли его были заняты уже другим: есть ли возможность вернуть Александра Белова обратно, предотвратив эту безобразную авантюру, или нет? По всем признакам - такая возможность есть. Нужно просто дать указание на границы задерживать до окончательного выяснения всех мальчишек подходящего возраста, и все. Куда он денется? Никуда он не денется. Ишь ты, Гриневицкий какой нашелся!..

  Проводив Губкина и пожелав ему дальнейших успехов, Сталин немедленно отдал приказ о розыске мальчика. Поскребышев связался с Кировым и передал ему распоряжение Сталина. Тот ответил, что соответствующие депеши будут разосланы в течение ближайших десяти минут и заверил, что через границу мышь не проскользнет, не то, что мальчишка. И в этот самый момент с проходной сообщили, что приехал Димитров...

  -...Хотелось бы узнать у товарища Димитрова: с каких пор Коминтерн принимает собственные решения, не советуясь и не согласовывая их с Всесоюзной Коммунистической партией большевиков? И еще хотелось бы спросить товарища Димитрова: не слишком ли много Коминтерн взваливает на плечи одного ребенка? Коминтерн - такая слабая организация, товарищ Димитров, что не может обойтись без детей?

  Димитров стоял посреди кабинета, а Сталин, не торопясь, мягко ходил вокруг него, словно бы примеряясь - с какой стороны удобнее напасть? В руке Иосифа Виссарионовича было зажато письмо Белова привезенное Галетом. Он развернул его и прочитал:

  - 'Товарищ Сталин. Необходимо немедленное решение вопроса с нацистской верхушкой Германии. Наиболее целесообразно поручить это мне, как единственному профессионалу, имеющему необходимую подготовку. Внедрение - по линии Коминтерна. Доклад - по выполнении...' Ну, дальше неважно. И вот теперь хочется спросить: как это получилось, что руководство Коминтерна и лично товарищ Димитров принимают решение послать ребенка на такое серьезное задание? И отдает ли руководство Коминтерна и лично товарищ Димитров себе отчет в том, что в случае неудачи Союз ССР окажется в международной изоляции в лучшем случае? А в худшем - подвергнется международной интервенции, как государство-террорист, государство-убийца! И что ответит товарищ Димитров?

  С этими словами Сталин буквально впился в секретаря Исполкома Коминтерна глазами. Димитров не выдержал и отвел глаза, но ответил твердо:

  - Товарищ Сталин это - не скоропалительное решение. Вопрос о ликвидации нацистской верхушки Германии давно и внимательно рассматривался в Коминтерне. Мы ответственно подошли к решению этого вопроса, а то, что в качестве кандидатуры основного исполнителя выбрали товарища Белова, то это, конечно, явилось несколько спонтанным, однако, до недавнего времени мы не могли рассматривать эту кандидатуру, по понятным причинам.

  - Товарищ Димитров, понимает, что он не на трибуне? - желчно поинтересовался Сталин. - Может быть, стоит сказать проще: увидели подходящего паренька и вцепились в него? Мертвой хваткой вцепились, волки голодные!

  Димитров негромко хмыкнул:

  - Да уж, паренек. На Лубянке, когда Ягоду брали, семерых завалил - моите зачита ! А уж на допросах...

  - Вы что, допрашивали его?! - тихим свистящим голосом спросил Сталин, и так, что Димитров покрылся холодным потом.

  - Нет, он нам помогал допросы вести...

  - Та-а-ак, - протянул Сталин. - Та-а-ак...

  Он вдруг поднял голову и снова поймал взглядом глаза Секретаря Исполкома Коминтерна.

  - Вот что я тебе скажу, Бриллиант, - произнес он звенящим от ярости голосом. - Запомни: ты жив, пока жив Белов. Если с ним что-то случится... Если с ним только что-нибудь случится...

  Он не договорил, но и без лишних слов было понятно, ЧТО случится, если...

  - С ним ничего не случится, - ответил Димитров. Внешне он сохранял спокойствие, но голос его предательски дрогнул. - Он - не мальчик. Он только выглядит, как ребенок. А так, он - взрослее меня. А может быть, всех нас вместе взятых, товарищ Сталин...

  'Товарищ Саша им ничего определенного не сказал, - понял Сталин. - Как и обещал...' От этого стало теплее на душе, но тут же снова резануло холодом: 'Мальчик... та его вторая половина... Как он посмел погнать ребенка на ТАКОЕ?! Мальчик должен был жить, играть, любить... А вместо этого он станет убивать. И какой же вырастет его вторая половина, если уже сейчас... На сколько же жесток был товарищ Ладыгин, если он... без колебания... Дети не должны делать такого!.. Ни за что!' И с этими мыслями он удовлетворенно сказал: