Борьба в эфире - Александр Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За стеклянной стеной колыхалась вода, в которой виднелись рыбы, привлечённые светом из комнаты подводного городка.
– Какую смерть вы предпочитаете? – ещё раз спросил меня Клайнс.
– Я предпочитаю жизнь, – ответил я.
Мой ответ очень рассмешил Клайнса. Он долго смеялся тонким, визгливым смехом. Наконец, вытерев слезящиеся глаза, он ответил:
– Я тоже предпочитаю жизнь, и потому вы должны умереть. Вопрос только в том – как. Если вы скажете, где Смит и Ли, вы умрёте спокойно. Если не скажете – вас ждут страдания, самые ужасные мучения, какие только может испытать человек.
– Смит, Ли и механик погибли при крушении корабля, они не успели надеть крылья.
– Гм… вы уже успели сговориться с этой девушкой!
(Я не сговаривался с нею, но оказалось, что по счастливой случайности она, допрошенная раньше меня, дала такие же объяснения.)
– Ваша ложь будет скоро раскрыта. И тогда пеняйте на себя, – сказал Клайнс. Он хорошо говорил на языке европейцев. Потом он перешёл на родной язык.
Коротая время у дикарей, я, благодаря новым, упрощённым методам усвоения языков, довольно скоро научился говорить на новом английском языке, беря уроки у Смита.
– Приведите врача, – сказал Клайнс.
«Сейчас, очевидно, меня будут пытать в присутствии врача», – подумал я.
Вошёл врач, такой же большеголовый, как Клайнс, но не столь полный – он ходил, не пользуясь подпорками и коляской.
– Осмотрите этого человека, – сказал Клайнс врачу, указывая на меня.
Врач с удивлением посмотрел на моё телосложение, затем приступил к самому тщательному осмотру. Он принёс с собой целый ряд аппаратов и последовательно осмотрел с их помощью мои лёгкие, сердце, печень… Кажется, ни одного органа он не оставил без внимания. Потом он шприцем взял у меня кровь и тут же произвёл анализ.
– Ну что? – спросил Клайнс, внимательно следя за всеми манипуляциями врача.
– Прекрасная кровь, – ответил врач. – Количество красных кровяных шариков на двести процентов выше нормального. Это совершенно исключительный экземпляр человеческой породы.
– Прекрасно, – ответил Клайнс.
Я абсолютно не мог понять, какое значение имеет состав крови у человека, которого хотят подвергнуть пыткам и медленной смерти. Скоро, однако, моё недоумение рассеялось. Меня положили на стол возле Клайнса и произвели переливание крови из моих вен в вены Клайнса.
Так вот что значила его фраза: «Я тоже хочу жить, и потому вы должны умереть»! Я должен был умереть не только как враг Клайнса, но и потому, что моя кровь должна была продлить его жизнь.
– Я чувствую себя гораздо лучше, – сказал Клайнс вскоре после операции переливания. – Ко мне вернулась моя прежняя энергия. А она мне так необходима. Ведь мы будем бороться до конца. Питайте его лучше, чтобы я смог как можно больше извлечь из него крови, а потом… он получит должное.
Какой ужас! Своею кровью я должен был укреплять силы самого страшного врага моих друзей, укреплять силы для борьбы с ними… Если мне суждено умереть, то хорошо было бы отравить свою кровь, пусть она отравит и Клайнса…
Надо будет поговорить об этом с Эа, может быть, ей удастся достать нужный яд.
Однако мне не удалось привести в исполнение эту мысль. С Эа я виделся только урывками. Причём врач перед каждым новым переливанием производил анализ крови.
Благодаря хорошему питанию и уходу я не очень обессилевал от потери крови в первое время. Но всё же постоянное обескровливание начало сказываться. Я чувствовал слабость, головокружение.
Какая нелепая смерть!
Посмотрев как-то в зеркало, висевшее в одной из проходных комнат, я ужаснулся бледности своего лица.
В этот день, во время операции переливания, врач, не стесняясь моего присутствия, сказал:
– Ну, кажется, эти ресурсы близки к окончанию. Нам придётся заняться девушкой. К сожалению, её кровь не так богата красными шариками…
«Эа! Неужели и её постигнет та же участь?» – с ужасом думал я, лёжа на операционном столе.
– А с этим что? – спросил Клайнс, лежавший рядом.
– Мы можем ещё использовать его железы внутренней секреции, – ответил врач. – Сделаем пересадку. Это обновит ваш организм и придаст устойчивость составу вашей крови. Однако надо спешить, так как он на грани острого малокровия. Сделаем передышку на несколько дней, возьмём ещё два-три стакана крови, и тогда можно будет оперировать.
На меня смотрели как на обречённого и потому совершенно не стеснялись говорить при мне обо всём. Во время операций переливания Клайнс беседовал со своими друзьями и подчинёнными. Из этих разговоров я узнал, что американцы на всякий случай заблаговременно приготовили себе это убежище. Подводный город находился в самой заброшенной части мира, недалеко от Южного полюса. Для того чтобы не обнаружить его местопребывания, отсюда не производили никаких радиопередач. Но американские корабли продолжали совершать налёты, сообщая в город о всех событиях.
Посреди комнаты, в которой находился Клайнс, стояли громкоговоритель и большой экран, на котором отражались события внешнего мира.
Однажды, лёжа на операционном столе, я увидел на этом экране картину, глубоко взволновавшую не только меня, но, кажется, и самого Клайнса. Это было во время предпоследнего переливания крови. Экран вдруг осветился, и я увидел площадь в парке Радиополиса. На трибуне, среди радостно возбуждённой толпы, стояли Ли и Смит и рассказывали друзьям о своём спасении. Оказалось, что следом за американским кораблём летел наш. Увидав раскиданные по земле догоравшие факелы, друзья, летевшие на розыски, остановили корабль в воздухе. Сотни крылатых людей вылетели из корабля и рассеялись по окружающей местности, ярко освещённой прожектором, чтобы разыскать тех, кто мог зажечь факелы в этой дикой безлюдной местности. Так были найдены Ли, Смит и Нэр.
– Вы, кажется, говорили, что они погибли при падении? – с кривой усмешкой спросил меня Клайнс.
Но усмешка быстро сошла с его лица, когда он услышал о том, что дальше говорил Ли.
Он говорил, что нашим кораблям удалось выследить то место, куда слетаются корабли американцев и откуда они вылетают.
– Таким образом, мы открыли место, где прячется это последнее осиное гнездо.
Случайно повернувшись в сторону Клайнса, Ли сказал:
– Клайнс, быть может, вы видите меня. Так слушайте. Сдавайтесь без боя и отдайте нам наших друзей. Если вы не сделаете этого, мы будем к вам беспощадны. Вместе с вами мы не хотим губить и наших друзей и потому не приводим нашу угрозу в исполнение немедленно. Даю вам сутки на размышление.
Хотя я не видел в этот момент моего лица, но лицо Клайнса, вероятно, было так же бледно, как и моё. Несмотря на протесты врачей, Клайнс приказал немедленно созвать совещание штаба инженеров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});