Добро пожаловать в город ! (сборник рассказов) - Ирвин Шоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выполню свой гражданский долг! — зло парировал Ди Калко. — И прошу не употреблять это уничижительное словечко — «итальяшка»!
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь — побегут на него? — загоготал Суини. — Итальянская армия бежит только в тыл.
— Не забывай, — заорал Ди Калко на Суини, — я не откладывал в долгий ящик своего приглашения тебе! Выйдем — разберемся.
— Ребята, успокойтесь, — взывал бармен, — поговорите о чем-нибудь другом! Прошу вас!
— Одна война за другой, — удивлялся Лаббок, — одна за другой! Держат вас, сукиных сынов, всю зиму в палатках, а вы помалкиваете.
— Я оставляю без внимания твой грязный язык. — Суини сделал шаг назад, стараясь говорить бесстрастно, как истинный спорщик, умеющий вести дебаты. — Но мне хочется узнать твое решение. Если считать, что тебе все совершенно ясно по сему предмету.
— А я не намерен оставлять без внимания его дерзкий язык! — с жаром вмешался Ди Калко.
— Пусть говорит! — царским жестом махнул в его сторону Суини. — Нужно уметь выслушать точку зрения любого. Пусть говорит голландец.
— Ну… — начал Лаббок.
— Только без оскорблений, прошу тебя! — взмолился бармен. — Уже поздно, я все равно вынужден закрыть бар. Не стоит оскорблять друг друга — ведь вы мои постоянные клиенты!
Лаббок прополоскал рот пивом и не торопясь пропустил его через глотку.
— Ты когда-нибудь очищаешь трубы? — поинтересовался он у бармена. — Знаешь ли ты, что самое важное для качества пива — хорошее состояние труб?
— Да у него готово собственное суждение по любому поводу! — сердито заметил Ди Калко. — И в стране полно вот таких знатоков!
— Они сейчас делят мир, — развивал свое суждение Лаббок. — Мне принадлежит восемьдесят пять процентов. Независимо от того, чем кончится такой дележ. Но я буду рад, если у меня в конечном итоге окажется восемьдесят пять процентов, — ну, после того, как вся эта заварушка кончится.
— Это неверный подход к проблеме! — возразил Суини. — С какой стати тебе восемьдесят пять процентов?!
— Разве я не получу Грецию? — Лаббок погрозил своим длинным мясистым пальцем Суини. — Разве Ди Калко не получит Китая?
— Кто хочет получить Китай? — с победоносным видом заорал Ди Калко.
— Мы получаем все, — успокоил его Лаббок. — Ты, я и статуя…
— Прошу тебя! — тихо проговорил бармен.
— Но у нас тут небольшая загвоздка. У рабочего человека всегда что-нибудь да не так.
Лаббок тяжело вздохнул и печально уставился в потолок.
Остальные не торопясь потягивали пиво.
— Все военные стратеги согласны в одном, — продолжал Лаббок, удачно справившись с заковыристой фразой и щелкнув от удовольствия языком, — что по уставу для нападения на позицию, защищаемую одним бойцом, требуется четверо.
— Ну и какое это имеет отношение к тому, о чем мы здесь говорим? — перебил его Суини.
— Война будет идти в Евро-опе, А-африке и А-азии, — предсказал нараспев Лаббок. — Не будут же сражаться армии здесь, в баре Уильяма Коди?
— К сожалению, ничем не могу помочь, — саркастически заметил бармен.
— Я подробно изучил ситуацию, — продолжал Лаббок, — и пришел к выводу, что американцев в этой войне будет убито в четыре раза больше, чем всех других. Вполне резонно. Они намереваются нанести нам удар здесь, так? Мы переходим в наступление. Четверо к одному! — И, чтобы подчеркнуть точность своих расчетов, грохнул кулаком о стойку. — Мы, четверо глупых мужланов, получаем все и вшивого голландца оставляем с носом. Военная стратегия торжествует!
— Да не ори ты так! — еще сильнее занервничал бармен. — Там, наверху, жильцы меня не очень любят.
— Но хуже всего, на мой взгляд, — орал Лаббок, не обращая внимания на замечание бармена и бросая на всех дикие взгляды, — что в этом мире полно таких несчастных, тупых идиотов, как Суини, Ди Калко и Уильям Коди!
— Следи за языком! — зарычал Ди Калко. — За своими выражениями!
— Гитлера побьют, обязательно побьют! — завизжал Суини. — Это фундаментальный факт!
— «Гитлера побьют»?! — возопил Лаббок. — А почему Гитлера побьют? Потому что такие несчастные, безмозглые идиоты, как вы, вначале посадили его в его кресло, потом держали на этом месте и только потом отправились, чтобы покончить с ним! А между всем этим просиживали задницы в барах и накачивались до одурения пивом!
— Прошу меня ни в чем не обвинять! — возмутился Суини. — Я никуда Гитлера не сажал!
— Таких, как Суини, полно во всем мире! — кричал Лаббок. — И теперь ради вот таких, как он, я должен получить пулю в лоб! И морозить задницу всю зиму в летних палатках! — Вдруг он грубо схватил Суини за шиворот. — Ну-ка, отвечай!..
Суини, задыхаясь, с трудом ловил воздух. Протянув другую свою могучую руку, Лаббок схватил за ворот Ди Калко. Оторвав обоих от пола, поднес поближе к лицу и вперился в них ненавидящим взглядом.
— Как мне хочется раскроить ваши глупые, безмозглые головы! — зло шипел он.
— Нет, ты послед… — Ди Калко задыхался.
— Ребята, прекратите же наконец! — закричал бармен, доставая из-под стойки бейсбольную биту с отпиленным концом.
— Если меня убьют, то только из-за вас! — Лаббок свирепо тряс своих пленников. — Я просто должен убить вас — убить обоих! Мне хочется отправлять на тот свет любого такого же глупого разгильдяя, слоняющегося по улицам, как вы!
Ди Калко дотянулся до пивной бутылки; Суини, схватив громадную руку голландца, пытался разжать его пятерню, а бармен угрожающе взмахнул отпиленной бейсбольной битой. Вдруг дверь распахнулась, и в бар вошла девушка. Она стояла, озираясь по сторонам, очевидно ничего не понимая. Потом до нее дошло.
— Продолжайте, продолжайте! — На лице ее не отразилось не только изумления, тревоги, беспокойства, но даже простого удивления. — Я не стану вам мешать…
— Ребята… — снова обратился к спорящим бармен, пряча под стойку бейсбольную биту-калеку.
Лаббок, тряхнув в последний раз Суини и Ди Калко, отпустил их и вернулся к своей кружке с пивом.
— Таких, как ты, — шептал, утратив дар обычной речи от охватившего его сильнейшего гнева, Суини, — нужно держать в психушках…
Ди Калко, поправив галстук, попытался галантно улыбнуться, несмотря на свой раж, девушке, которая все еще стояла у открытой двери без шляпки, грязные белокурые волосы спадают на плечи; худенькая, с проступающими на бледном личике скулами; тонкие грубоватые руки высовываются чуть не по локоть из рукавов легкого, старого серого пальто. Лицо усталое, изможденное, словно она без передышки работала все ночи подряд и не спала.
— Не изволите ли закрыть дверь, мисс? — попросил ее бармен. — На улице очень холодно.
Девушка исполнила его просьбу и помедлила с минуту, оглядывая четверых мужчин.
— Мне нужна помощь, — сказала она.
— Сейчас, мисс! — подскочил к ней бармен.
— Ах, заткнись! — осадила она его резким, хриплым голосом. — Я ничего не намерена у вас выпрашивать. Моя сестра только что родила, она лежит в вонючей маленькой больнице, истекая кровью. Врач уже сделал два переливания, больше у них нет крови, и говорят, что, скорее всего, она умрет. Я топчусь возле вас уже почти полчаса, наблюдала за вашей четверкой, слышала, как вы здесь громко разговаривали. Наконец осмелилась, решила войти. Ей нужна кровь. У вас ведь есть кровь? — Девушка чуть заметно улыбнулась.
Четверо мужчин стояли смущенные, стараясь не глядеть друг на друга.
— У нас нет в кармане ни цента, — продолжала девушка таким же спокойным тоном. — Младенец родился семимесячным, а муж моей сестры — матрос, плывет сейчас к берегам Португалии, и в этом проклятом замерзающем городе нет больше никого, к кому я могла бы обратиться. — Она пожала плечами. — Могла бы сдать свою, но у меня другая группа. — Подошла к стойке. — Моей сестре всего девятнадцать. Она была вынуждена выйти замуж за этого моряка.
Повернувшись к ней, Лаббок внимательно ее разглядывал.
— Ладно, я пойду с тобой.
— Я тоже, — вызвался Ди Калко.
Суини открыл рот, закрыл его, снова открыл.
— Боже, как я ненавижу эти больницы! Ну да ладно, я тоже пойду.
Лаббок, повернувшись, посмотрел на бармена.
— Уже все равно поздно, — тот торопливо вытирал стойку полотенцем. — Я, конечно, пошел бы, если бы моя группа крови… Моя группа крови может… Да, да, иду! — Энергично кивнул и стал развязывать тесемки фартука.
Лаббок взял со стойки бутылку хлебной водки и стакан, налил его до краев и протянул продрогшей девушке. Она взяла без тени улыбки, без благодарности и осушила залпом.
Сидели молча в помещении для клинических анализов захудалой больницы; обычный, неяркий больничный свет еле освещал их. Казалось, все больничные запахи, навевающие скорбь и печаль, тучей слетелись к ним. Ждали, когда вернется лаборантка с анализами и скажет, у кого из них кровь нужной для переливания группы. Лаббок сидел, положив руки на колени широко расставленных ног и бросал острые, недобрые взгляды на Суини, Ди Калко и Коди, а те нервно ерзали на своих скамьях. Только девушка спокойно расхаживала перед ними взад и вперед по помещению, затягиваясь сигареткой, и колечки дыма поднимались над ее прямыми, белокурыми грязными волосами.